Фото: Слава Филиппов
Фото: Слава Филиппов

Нелегкая медийная судьба занесла меня в конце мая на «Поединок» к Владимиру Соловьеву, где Жириновский разоблачал врагов России, грозился закрыть газету «Московский комсомолец», меня арестовать, а в финале разбил стакан об пол. Эта поднадоевшая клоунада не заслуживала бы упоминания, если бы не имя нашего журнала. Вступая в бесперспективный диалог с г-ном Жириновским, я представился: редактор проекта «Сноб». «Это что ж такое?» – фыркнул Владимир Вольфович, с которым мы вообще-то неплохо знакомы. «Нет, это не сельскохозяйственный журнал «Сноп». Это «Сноб-б-б», – уточнил Владимир Соловьев. Не буду описывать наш последу­ющий диалог – он безусловно явился бы украшением любого балагана, но здесь, в журнале «Сноб», смотрелся бы неприлично. Исполнив свою сценарную роль по исторжению очередного потока ярких глупостей из г-на Жириновского, я погрузился в размышления. Благо от меня теперь только и требовалось, что молча досидеть до конца эфира, по возможности сохраняя ­глубокомысленное выражение лица. А думал я о том, есть ли в интеллектуальной сокровищнице человечества хоть один ­аргумент в пользу выбора имени «Сноб» для нашего журнала.

Происхождение самого слова туманно. Полагают, что оно возникло в XVIII веке в Англии и является аббревиатурой латинского s(ine) nob(ilitate). Так в списках студентов Оксфорда и Кембриджа обозначали молодых людей незнатного происхождения по аналогии с аристократами, к имени которых добавляли «эсквайр». В конечном итоге это понятие стало маркером нового сословия – людей, вырвавшихся наверх из низов. Везде, не только в Англии, их называли «выскочками», «нуворишами», «мещанами во дворянстве», «купчиками», демонстрируя презрение наследственного богатства и положения к тем, кто обрел свое богатство и положение личным трудом. Поначалу снобы смотрели на аристократов восторженно, но шло время, и что-то в выражении их глаз стало меняться. Сознание self made, гордость собственным умом и трудолюбием соединились с презрением к блистательному паразитизму знати.

В России, перепаханной революциями и социальными экспериментами, не осталось наследственной аристократии. Новый класс поднялся здесь рядом с традиционной советской социальной структурой: чиновники, рабочие, колхозники, интеллигенция. Так или иначе он стал объектом всеобщего презрения и шуток, которые, очевидно, облегчали народонаселению психологическую травму собственной никчемности. Российское чиновничество пошло еще дальше: патриотическое самосознание «государевой службы» в соединении с фольклорной верой в чудо сформировало новую паразитическую идеологию. Мы наверху, и нам все должны, или «тут, Фимка, от мене все зависит». Для традиционных классов советского общества ребрендинг чиновничества оказался очень кстати. Патернализм удобен и привычен. Работа–получка–винный – по этому кругу ­птица-тройка носится уже не первое десятилетие. Оказалось, что отечественным снобам не до снобизма. Нелюбимые народом и обложенные коррупционной данью они вынуждены помалкивать. А те, кто говорит, как экс-ректор РЭШ Сергей Гуриев, будут говорить теперь из Парижа. В этой ситуации, пожалуй, делать журнал «Сноб» – вполне мужественный поступок.

На этой приятной мысли очень кстати закончился и эфир «Поединка». Вопль Владимира Вольфовича «Я хочу в Советский Союз!» был удостоен великих тысяч голосов, а я поехал в редакцию.С