Фото: Дмитрий Смирнов
Фото: Дмитрий Смирнов

Она прилетела на два дня, из которых полтора провела в Московском Мультимедиа Арт Музее, где должна была состояться ее выставка Unseen («Незримое»). Интервью для «Сноба» значилось в ее графике сразу после «Вечернего Урганта», но до большой пресс-конференции, на которой она в сотый раз должна была ответить на вопрос, зачем ей, знаменитой актрисе, голливудской звезде, вдруг понадобилось всерьез заняться профессиональной фотографией. Если свести к простым и понятным формулировкам длинные и страстные речи Джессики Лэнг, то звучат они приблизительно так: «Чтобы почувствовать себя живой, чтобы прожить еще одну жизнь, чтобы успеть увидеть то, на что раньше не было ни времени, ни возможности». Для нее фотография – это не столько бегство от реальности, сколько шанс медленно и со вкусом насладиться отпущенным временем. Не бежать, не спешить, не ставить новые рекорды, а именно проживать каждый день, любуясь всеми его оттенками и фиксируя их на пленку. Такие сюжеты, как с Джессикой Лэнг, лично мне очень нравятся. Они оставляют ощущение надежды. А для этого не обязательно быть живой легендой, надо просто оставаться живым человеком, который не боится пробовать, ошибаться, уходить в тень, становиться невидимым (отсюда и название ее выставки Unseen), а потом начинать все сначала.

Что-то подобное произошло и с самым известным в Нью-Йорке дилером русского искусства Анатолием Беккерманом, эмигрировавшим из Советского Союза сорок лет назад. Он начинал с американского искусства, а потом переключился на русских художников, став превосходным экспертом, к помощи и услугам которого прибегают не только частные коллекционеры, но и государственные музеи. За эти годы сам Анатолий собрал уникальную коллекцию живописи, которая в апреле впервые покинет стены его нью-йоркского пентхауса и переместится в Белый зал ГМИИ им. Пушкина. Там будут даже частично восстановлены интерьеры его квартиры, чтобы полотна Коровина, Судейкина, Фешина выглядели более органично и естественно.

Фото:Павел Суворов
Фото:Павел Суворов

К слову сказать, и приезд Лэнг, и выставку коллекции Беккермана сегодня легко трактовать как проявления доброй воли и даже в каком-то смысле вызов официальной политике санкций и запретов, которая теперь все больше вторгается в нашу жизнь. Сегодня, как когда-то в стародавние советские времена, под вопросом вновь оказались многие гастроли, выставочные проекты, обмены. И тут остается лишь уповать на разум, смелость и искренность тех, кто считает, что искусство не должно подчиняться политике, а лучшая дипломатия – это диалог на языке чистого творчества.

Впрочем, бывает и так, что искусство вырывается за полагающиеся ему рамки, особенно когда речь заходит о единственной человеческой жизни, оказавшейся в безнадежном капкане социума. Центр помощи аутистам «Антон тут рядом», созданный усилиями известного кинокритика Любови Аркус и ее команды, – это как раз пример того, как искусство способно круто поменять жизнь нескольких десятков людей, отвергнутых обществом, не нужных никому, кроме их родителей (если они еще живы!) и маленькой группы волонтеров. А все началось с документального фильма, который Аркус сняла о мальчике-аутисте Антоне Харитонове, чья душераздирающая история заставила даже самых непробиваемых испытать что-то похожее на угрызения совести. Центр в Петербурге стал логическим продолжением фильма. Это попытка решить или хотя бы обозначить решение огромной проблемы: что делать дальше с этими людьми, возможно ли их вылечить, можно ли им реально помочь? Об этом читайте очерк Елены Костылевой «Школа для дураков», где она рассказала, как из опасливого наблюдателя сама превратилась в энтузиаста центра.

По странному совпадению проблема аутизма не прошла и мимо главного героя нашего номера Леонида Ярмольника. Несколько лет назад он сыграл (и сыграл замечательно!) в фильме «Мой сводный брат Франкенштейн» роль отца, чей внебрачный сын, о существовании которого он ничего не знал, возвращается после чеченской войны с явными нарушениями психики. И что с этим делать? Как ему помочь? И кто из них на самом деле чудовище Франкенштейн? Сын, вернувшийся с войны, или отец, породивший его, но не сумевший спасти, или общество, которое ввергает своих сыновей в кошмар новых войн, распрей и кризисов? Сегодня этот фильм смотрится совсем иначе, чем несколько лет назад, убеждая, что настоящее искусство способно не только отражать реальность, но и предсказывать будущее.С