Непереводимая игра слов
Прослушать Читает Сергей Полотовский
Непереводимая игра слов
Непереводимая игра слов
Бонус / Дополнительные материалы
- Видео
-
Видео
Александр Гаррос о том, есть ли в России своя Джоан Роулинг
Смотреть
Александр Гаррос о том, есть ли в России своя Джоан Роулинг
За последние двадцать лет русские стали делать много того, чего не делали раньше. Например, жить в Гоа – или в Голливуде. Например, покупать недвижимость в Лондоне – или концерн Opel. Но кое-что они делать перестали. Они перестали писать международные бестселлеры, как писали их и при самодержавии, и во времена СССР. Впервые за последние полвека русская литература, с ее мировым копирайтом на «русские вопросы» и «русскую душу», выбыла из перечня экспортных брендов, лишив своей компании балет, водку и икру. Мы разучились писать? Или перестали быть интересны?
– Я, друг, тебе точно, нах, говорю, – сообщает мой собеседник, откидываясь на спинку стула. – Все, бля, деньги, нах, у богатых жидов. Я тебе говорю, нах, это, бля, заговор. И Вторую мировую богатые, бля, жиды развязали, ты не знал? Точно говорю, они, суки, своего племени не пожалели, только чтоб еще богаче стать!
- Gettyimages/ Fotobank
Кажется, я слегка плыву: у боксеров это называется грогги. С моим собеседником я знаком минут семь, может быть, восемь. Он молод и бодр. Его русский язык, обогащенный легким приобретенным акцентом, не столько пересыпан матом, сколько смонтирован на нем, как дом на фундаменте. У него бритая скиновская голова и аккуратная богемная бородка. У него шустрый острый взгляд молодого млекопитающего, вынужденного до поры мириться с господством медленных и здоровенных рептилий, но уже знающего себе эволюционную цену.
– Вообще-то, – сообщаю я, – у меня жена еврейка.
Мой собеседник быстро моргает, но не теряется.
– Ну так у меня у самого бабушка еврейка, – контратакует он бойко. – Немецкая еврейка, ага, нах, такая... которая не на этом ихнем говорит, ну как его... а типа на немецком, бля.
– Не на иврите, – вклиниваюсь я в паузы. – На идиш.
– Ну да! – соглашается собеседник радостно и валится в штопор фамильной бабушкиной истории, в которой избыток очевидно невыдуманных деталей изобличает явную выдуманность. Сразу видно коллегу-сочинителя.
– ...так что против евреев я, бля, ничего не имею, – выходит он из штопора у самой земли. – Я, нах, против тех, ну этих, которые сами всех хотят иметь. Ты вот слыхал про такой Бильдербергский клуб, а? Во-во. Мне друг мой пиздато все про них объяснил. Друг мой, знаешь, может, Личо, бля, Джелли, пи-два, ты не в курсе?
Бровь у меня помимо воли ползет вверх. Я в курсе, бля нах, кто такой Личо Джелли. Ну то есть настолько в курсе, насколько про Личо Джелли вообще можно быть в курсе. Говорят, что он, юный итальянский фашист, во время войны нашел и прикарманил припрятанное от нацистов югославское золото, шесть десятков тонн. Говорят, что потом он частично поделился этим золотом с лидером итальянских коммунистов Тольятти, а тот – с маршалом Тито. Говорят, что он был лидером масонской ложи «Пропаганда-2», сокращенно П-2, которая контролировала половину итальянских политиков, медиамагнатов, финансистов и чекистов. Говорят, он то ли работал, то ли не работал на ЦРУ, то ли хотел, то ли не хотел устроить государственный переворот. Говорят, его арестовывали, и он сбегал из-под ареста. Говорят, он долго скрывался на одной из своих вилл в Уругвае. Говорят, он умер. Говорят, он вернулся и теперь пишет лирические стихи. Говорят, что если он заговорит, то рухнет полсотни мраморных репутаций. Сейчас Личо Джелли должно быть девяносто лет. Я могу представить себе многое, но мне трудно представить это фэнтези на мотив «Маугли»: гигантский девяностолетний паук мировой конспирологии, наставляющий на путь истинный молодое русское млекопитающее.
Я испытываю что-то вроде писательской зависти. Мой собеседник не только «учил матчасть». У него еще и отменная фантазия.
– Ну да, мы общаемся, – продолжает тем временем он. – Я, когда приехал, был на этот счет дурак дураком, но он мне глаза-то приоткрыл. Ты вот думаешь, Швейцария. А тут их главное гнездо и есть. Я, бля, этих швейцарцев терпеть не могу. Их, нах, надо только силой оружия...
Он хищно шевелит татуированными пальцами. Я ухмыляюсь, представив себе, как мой собеседник силой оружия разбирается со швейцарцами, которые, как известно, не воевали уже полтыщи лет и провели все это время в подготовке к возможным сражениям. Чуть не все мужское население резервисты, у которых дома в опломбированном ящике хранятся автомат и патроны; в каждом многоквартирном доме до недавнего времени по закону было обязательно атомное бомбоубежище; и даже шоссе проектировались как резервные ВПП для военных самолетов.
А впрочем, кто его знает. Он шустрый малый.
Моего собеседника зовут Николай Лилин. Мне, впрочем, уже шепнули, что он нисколько не Лилин, а возможно, и не Николай. Зато он точно автор написанной по-итальянски книги, которую очень крупное издательство серьезно намерено двигать в бестселлеры. В качестве автора завтрашнего бестселлера он и приглашен сюда, на литературный фестиваль в Беллинцоне, Итальянской Швейцарии.
Извините, этот материал доступен целиком только участникам проекта «Сноб» и подписчикам нашего журнала. Стать участником проекта или подписчиком журнала можно прямо сейчас.
Хотите стать участником?
Если у вас уже есть логин и пароль для доступа на Snob.ru, – пожалуйста, авторизуйтесь, чтобы иметь возможность читать все материалы сайта.
Александр! Просто отлично. Центральный анекдот с Веллером и Прилепиным вообще убийственен.
Из всех доводов сомнительным мне кажется только тот (озвученный, впрочем, не тобой), что западному читателю от русской литературы нужна водка-балалайка. Ведь этого дела, собственно, почти нет даже у Достоевского. А в пьесах Чехова (который здесь знаменит только как драматург, но зато едва ли не главный драматург века) нет вообще. Мне кажется, на Западе от русского писателя ждут четкого и безапелляционного противостояния бесчеловечной системе. В этом притягательность, скажем, Солженицына. Русская литература как последнее прибежище понятных, пре-пост-модернистских гуманистических ценностей: этакое условное пространство, на котором до сих пор можно не морщась говорить о свободе, морали и т.д. А система в наши дни настолько бесформенная и всепроницающая, что ей и противостоять-то толком невозможно, не превращая себя в карикатуру. Поэтому начинаются экивоки, эпатаж, "эрудиция, эстампы" - уход в жанровые игры, псевдотриллер, псевдобылинный сказ, диалоги с невидимыми западному читателю предтечами и так далее. Ни у кого не хватает наивности, что ли - unselfconsciousness, короче - на то, чтобы написать реалистичный бытовой роман о, например, судьбе редакции какой-нибудь выдуманной столичной газеты с, допустим, 1998 по 2008 год. Как все от главреда до секретарши один за другим себя и друг друга постепенно предают под невидимым давлением не "Кремля" даже, а цайтгайста как такового. Без мистики, без поп-философии, без вавилонских божеств в последнем акте, без конспирологических теорий. Вот я тебе гарантирую, что этот роман на Западе моментально бы "выстрелил". Потому что от русских ждут именно этого. Моральной ясности. А ее как раз и нет.
Эту реплику поддерживают: