Моим детям: Алисе, Косте и Мике — сейчас одиннадцать, девять и два года. Мне повезло: ни в одну беременность у меня не было каких-то серьезных осложнений, я скакала конем и работала до последнего. Но, когда я была беременна Алисой, у меня случилось какое-то ерундовое осложнение. Я очень испугалась, залезла в интернет изучить вопрос и нашла у себя симптомы практически всех болезней, кроме, как у Джерома, родильной горячки. Моя младшая сестра сказала мне тогда одну мудрую вещь: «На форумах пишут только те, у кого все плохо, а те, у кого все хорошо, — молчат. Зачем тебе столько негатива? Перестань это читать!»

С рождением третьего ребенка я меньше парюсь по мелочам вроде стерилизации бутылочек. Как в том анекдоте: если ребенок ест из миски кота, это проблемы кота.

И вот, когда не отвлекаешься на ерунду, начинаешь видеть, как в первый год жизни человек проходит фактически все этапы эволюции: начинает реагировать на тебя, что-то лопотать, встает на ноги — все это очень интересно.

Мы не настолько отличаемся от своих родителей, как наши дети отличаются от нас. Катерина Мурашова рассказывала, что, если положить перед ребенком игрушки и телефон, он выберет телефон. Мой младший так и сделал: когда Мике был год и четыре месяца, Алиса дала ему старый телефон, так Мика сам поставил его на зарядку. Он еще не умеет говорить, но телефон уже заряжает, пытается там лазить. Можно сказать, что у нас растет диджитал-поколение.

Мои дети очень разные по характеру. Алиса, первый ребенок, росла как принцесса, все вокруг были для нее обслуживающим персоналом. Она еще помнит себя одну. Костя себя без нее не мыслит, ощущает себя потерянным, если сестры нет рядом, а Алиса вполне представляет себя без него. Мы внушаем ей, что она ответственна за брата. Дома Алиса постоянно дерется с Костей, но в школе включает старшую сестру и решает какие-то вопросы за брата. Но она более замкнутая по сравнению с братом.

К тому же у Алисы сейчас переходный возраст: она кучу сил тратит на то, чтобы доказать окружающим, что она ничего не умеет. Я пытаюсь ей объяснить, что лучше бы она эти силы приложила на то, чтобы попытаться что-то сделать.

Костя — комик, по нему плачет сцена. Он очень артистичный и здорово шутит. Но Алису его шутки раздражают, любимая ее фраза: «Не обезьянничай!» А Мика, наоборот, очень любит Костю и его шутки. Костю всегда можно оставить с Микой, он умеет с ним играть и его развлекать.

Мика — шкода. В большой семье либо ты задавишь, либо тебя задавят. Кажется, он задавил всех. Первое его слово было «отдай!». Мика уже умеет манипулировать и почти всегда выпросит свою игрушку у старших с помощью мамы. Он очень любит большие компании, не боится людей, всегда улыбается и не капризничает. В прошлый Новый год мы с детьми поехали в гости. Думали, он заснет, но нет — до 4 утра сидел у меня на коленях и за всеми наблюдал.

Алиса ревнует меня к Косте и, думаю, именно поэтому часто его задирает. Она считает, что ее часто несправедливо ругают. Думаю, большинство конфликтов у нее как раз из-за ревности. Но, когда им обоим что-то нужно, они объединяются. Когда Костя был поменьше, Алиса подбивала его: мол, иди проси. Он умел делать большие глаза, как у кота из «Шрека», говорил: «Ну пожа-а-а-луйста!» — и мы не могли ему отказать. Мика, я чувствую, будет такой же.

Когда дети подрастают, в отпуске с ними уже можно отдохнуть. Если раньше, пока мы куда-то собирались и выходили, мне уже ничего не хотелось, то теперь торопят меня: «Мама, ну сколько можно тебя ждать! Чего так долго?» Мы со старшими ездим кататься на лыжах, раньше я их буквально заставляла, а потом они втянулись. Пять лет я ездила с ними одна. Три пары лыж таскала на себе. После такого отпуска приходилось лечить спину. Только в этом году они начали носить свои лыжи сами.

Тяжело, когда ребенок болеет. А когда детей много, они постоянно друг друга заражают. Старшие приносят вирусы из школы. В такие моменты я стараюсь как-то разделить здоровых и больных, увезти их за город.

Я работающая мама, поэтому, если мне надо побыть одной, найду массу возможностей. Конечно, если бы не моя мама и няня, мне было бы очень тяжело справиться с тремя детьми. Но сейчас старшие уже подросли и не так нуждаются во мне. Бывает такое, что я хочу общаться, а они — нет. Обидно, но я пытаюсь примириться, хотя и не всегда получается. Сейчас это в большей степени про Алису. Я рассказываю ей о себе в ее возрасте, показываю, как правильно наносить макияж, мы вместе делаем маски — и тогда Алиса начинает смотреть на меня как на человека. С Костяном проще. Вообще, с сыновьями легче выстроить дружеские отношения.

Я стараюсь не зажимать детей, но обозначаю границы, чтобы они понимали: мама — не обслуживающий персонал и у нее есть какое-то личное пространство.

Самая распространенная ошибка родителей — авторитарный стиль поведения: я родитель, поэтому я прав и ты должен меня слушаться. Да, у родителей больше опыта, они хотят, чтобы дети не повторяли их ошибок, но разговаривать с детьми нужно по-другому. Важно выявить истинные потребности и мотивы ребенка. Тут я обычно рассказываю историю про апельсин. Две сестры не смогли поделить один апельсин и поругались. В комнату зашла мама. Как ей поступить? Большинство отвечает, что нужно поделить апельсин пополам или отобрать и съесть самой, например. Никто не спрашивает, а зачем он девочкам? Мама делит апельсин пополам, но девочки не удовлетворены. Почему? Одной нужна была только кожура — для приготовления цукатов, а другой — мякоть для сока. То есть мама не узнала, для чего детям нужен этот апельсин, ее компромиссное решение не привело к разрешению конфликта, и у каждой из сторон остался осадок. Поэтому для участников конфликта важно не только выявлять истинные потребности — «почему», но и точно формулировать свои желания — «для чего». Важно сотрудничать. Компромисс — это когда есть взаимные уступки, стороны в чем-то себя ограничивают. Сотрудничество — когда все получают то, что хотели.

В основном к нам обращаются родители подростков, которые жалуются на нежелание своих детей учиться по выбранной специальности, поздние приходы домой и дерзость, как это оценивают взрослые. Но однажды к нам пришел подросток и сказал, что хочет в приют из-за конфликта с родителями: они настаивают, чтобы он учился на инженера, а он хочет быть художником. Мы разрешили конфликт: подросток поступил сразу в два места (очно учится на художника и заочно — на инженера). Обе стороны конфликта довольны, каждый получил, что хотел.

Конфликт — по большей части стрессовая ситуация для всех его участников. Стресс подразумевает эмоции, а под влиянием эмоций может быть сказано все что угодно. В такой ситуации нужно понять, что на самом деле человек хочет сказать. Если подросток говорит: «Отстань, я не хочу с тобой разговаривать!», это, как правило, означает: я хочу с тобой говорить, но немного по-другому. Многие родители этого не понимают и воспринимают слова ребенка буквально. Я всегда говорю и родителям, и детям, что необходимо говорить прямо, потому что никто не обязан догадываться, чего мы хотим на самом деле.

Некоторые родители не понимают, что по мере взросления ребенка надо менять стиль воспитания: что работало в 10–11 лет, не сработает в 13. Но родительская некомпетентность — по большей части работа для психолога. Я же медиатор, а медиаторы работают с конфликтами, которые можно решать только тогда, когда стороны эмоционально к этому готовы.