Как я была уборщицей в первые годы в Америке

Читаю в сети о том, что жители бывшего СНГ встречают за границей соотечественников, которые работают младшими судомойками и старшими подметальщиками. Я этой участи тоже не избежала в первые годы жизни в чужой стране. Я была домработницей или cleaning lady - это красивее звучит, у престарелой американской четы.

Первые деньги я заработала в Нью-Йорке тем, что пропылесосила ковры и сварила суп. Двадцать баксов тогда показались мне огромными деньгами, а главное, за такую-то ерунду.

Суп хозяевам понравился и меня оставили. Платили мне шесть долларов в час плюс проезд на автобусе, но я, из экономии, шла пешком туда сорок минут и обратно.  

Работа была несложной. У старухи было обыкновение прятать предметы и забывать куда. Мы с ней непрерывно искали какие-то украшения или документы, перетряхивая многочисленные коробки с обувью. Но мне было все равно что делать – платили-то почасово.

Однажды  она сказала: ''Я подремлю немного, а вы, как обед сварите, можете идти''. Она уснула, я сварила обед и ушла. На следующий день она заявляет: ''Мне за вас было вчера стыдно''. ''Это почему же?''- спрашиваю. ''Ко мне вечером приходили гости, а постель была разобрана''.

Доказывать ей, что застелить постель было невозможно, потому что она в ней дрыхла в момент моего ухода, было бесполезно - она все равно ничего не помнила.

Старик относился ко мне уважительно, но для старухи и ее дочек я была низшим существом, и они даже не пытались скрыть пренебрежения. Но мне это было безразлично, во-первых, потому что "навозный жук не может оскорбить Цезаря", а во-вторых, без этих денег нам было бы гораздо сложнее продержаться. Они откровенно потешались над моим упорным нежеланием пользоваться нелепыми, на мой взгляд, домашними приборами, например, электрическим штопором или громоздким прибором отделяющим белки от желтков. Кстати, я, как была, так и осталась дикаркой из экзотической страны, и до сих пор пользуюсь обычным штопором, лихо отделяю белки от желтков вручную, и по-прежнему полагаю эти машинки ненужным хламом.

И еще польза была от этой работы: выслушивая их насмешки и наставления, я использовала любую возможность, чтобы научиться лучше говорить по-английски.   

Однажды они уехали отдыхать на несколько дней. Перед их приездом, мне было поручено убрать квартиру и приготовить обед. Я все сделала. И тут вдруг выясняется, что лифт поломался. Это был погожий воскресный день - многие жильцы ушли гулять, и к вечеру у подъезда собралась толпа старичков, которые не могли подняться по лестнице.

И тут мои старики приезжают. Жили они на восьмом этаже, и не то, что подняться по лестнице, но даже ногу через порог занести не могли - такие дряхлые. Они так и остались сидеть в машине,  я к ним спустилась,  и бабка попросила принести воды. Я принесла. А она опять: ''Внесите наши вещи наверх''. Я внесла. Она снова: ''Поднимитесь наверх, позвоните дочкам и расскажите, что случилось, чтобы они не волновались''. Дед не выдержал и говорит ей: ''Ну что ты ее гоняешь?'' А бабка ему: ''Не будь дураком, мы ей платим, пусть ходит''.

Наконец, меня отпустили, и сказали, что если лифт не заработает, то они поедут в отель, и если так, то завтра мне приходить нет смысла.  

Я ушла домой, а через некоторое время они мне звонят и сообщают: ''Джейн", - они меня так называли, - ''Мы уже дома. Нет, лифт так и не заработал, но приехали полицейские, посадили каждого старичка и старушку в кресла и разнесли по квартирам''. Я немало подивились этому решению проблемы и, помню, все размышляла - могла бы советская милиция сделать то же самое?   

У этих стариков я подрабатывала весну и лето, а осенью, когда начались занятия в колледже, я с ними распрощалась без сожаления, и мгновенно о них забыла. То есть мне ни разу даже не пришло в голову позвонить им и спросить как они себя чувствуют.

Еще один несчастный случай семейной подработки был. Нам предложили убирать одну частную школу, обещали платить двадцать долларов за уборку. Сказали, что работы там на час. Приходить следовало после восьми вечера.  Двадцать долларов за час ежедневной работы - показалось заманчивым.

Но то ли мы слишком добросовестно отнеслись к делу, то ли за час убрать десять классных комнат, выдраить туалеты, помыть полы в коридорах и вынести два десятка мусорных мешков на улицу - действительно было сверхзадачей - не знаю. Мы ушли оттуда далеко за полночь, на утро у нас болело все, что может болеть. На следующий день мы отказались от этой работы, а вечером, осознав, что никуда не надо идти и ничего не надо мыть - ощутили прилив настоящего счастья.

Интересно, что эту работу мы отдали одной супружеской паре, с которыми учились вместе на курсах английского - они убирали эту школу пару лет, и были нам очень признательны за наводку.

Ну, может, они молодцы, а мы нет. Я никогда не считала себя рабочей лошадкой, а скорее, томной ленивой женщиной, созданной для украшения общества, выпечки кексов и плотских утех. А мне еще и муж достался, который предпочитал оставаться в школе программистов после занятий, чтобы разобрать пару новых заданий, полагая, что это принесет больше пользы, чем разносить рекламные листовки или разгружать овощи за гроши.

Но этот опыт, как и любой другой, был получен не зря: мы узнали о себе, что душевный комфорт для нас гораздо важнее внешнего, что мы можем обходиться минимумом, и что почти нет на свете таких материальных ценностей, за которые мы согласились бы столь бездарно тратить время. И то, что в нашей квартире единственной мебелью был матрас подаренный знакомым знакомых, на котором мы спали по очереди, перестало нас огорчать.

Провидение тут же усвоило, что мы подобным трудом зарабатывать не собираемся и прислало нам первый большой благотворительный набор.

 Полностью здесь Первый год в Америке