Обаяние козьих какашек.

Как-то незаметно обнаружилось, что мы, родившиеся в 50-х - 60-х годах прошлого века, помним жизнь совсем другой, непохожей на нынешнюю.

Настолько непохожей, что нынешние дети, а то и подростки, не знают многих слов, известных нам, некоторые понятия, появившиеся на нашей памяти, ничего уже больше не значат, канули во тьму, чтобы никогда не явиться вновь...

Моё детство прошло на самой окраине тогдашней Москвы, в Тушино, куда моя семья ненадолго переехала в начале шестидесятых. В нашем дворе стояла котельная с длинной трубой, а прямо за ней был деревянный забор, за которым бегали по проволочному кругу сторожевые собаки, и бродили сторожа с настоящими винтовками. И те и другие стерегли "глушилку" - совершенно секретный объект, скрытый от посторонних глаз в глубине небольшого леса, день и ночь транслировавший во вселенную шум, призванный помешать советским гражданам слушать "Голос Америки", "Русскую службу Би Би Си" и другие вражеские голоса.

Прямо за моей школой, до которой я ходил пешком примерно пол-часа вокруг глубоченного заполненного водой оврага, (в котором каждый год кто-то обязательно тонул), начиналась деревня - с огородами, курами, козами и всем прочим, что было тогда в подмосковных деревнях. Мы с моим дедом проходили иногда через эту деревню, и шли дальше - вниз, к "речке Лампочке" (на самом деле она называлась Сходня), как змея извивавшейся по долине, через страшный подвесной мост, готовый в любой момент оборваться и скинуть нас в холодную воду, к щучкам и пескарям, к "Трикотажной фабрике"...

Ещё мы могли пойти вверх - туда, где за полуразвалившимся забором дичала старинная усадьба, с вековыми деревьями, каменным "Господским домом" и развалинами давно обвалившейся ротонды.

Проходя через деревню, дед иногда указывал мне на цветы - "это мак, его семенами посыпают калачи", или на растения - "а это конопля, из неё делают верёвки", и мы шли дальше, вдыхая аромат скошенной травы, дымка из деревенских труб, полевых цветов, и чего-то ещё, и ещё, и ещё, и всё вместе это был чудесный, непередаваемый, живительный запах детства.

Прошли годы, и мне стало нехватать этого запаха, я стал искать его - сначала в разных наших деревнях, потом - в украинских, потом - в Британии, Австралии и в других концах света...

Но того удивительного запаха не было больше нигде.

Нет, ароматы едва не плавящихся на солнце пиний, или бескрайних лавандовых полей прекрасны... но всё же это не то. Мир полон восхитительных запахов, но тот, мой, единственный, казалось, сгинул, уйдя вместе с "глушилкой" и подвесным мостом через Сходню, скрывшись туда, откуда нет возврата...

И вдруг однажды я почти что нашел его - в чудом уцелевшем пятачке зелени с несколькими домиками - завалюшками, прижатыми к кольцевой дороге многоэтажками нового района. Я принюхивался и так, и эдак, заходил то с той, то с другой стороны, пугая то полутрезвых бомжей, то юную пару, залёгшую в траву в поисках уединения, но запах моего детства был неполон, словно зебра без полос, или чайная чашка с отбитой ручкой: не хватало чего-то почти неуловимого, но такого, что нужный букет никак не складывался без этой детали.

Что ж поделаешь - многие ищут чего-то важного всю жизнь, и не находят... Один мой приятель много лет искал надёжного покупателя для своего Айвазовского, да так, по-моему, и не нашел, а тут - запах, почти что ничто, стоит ли уделять ему столько внимания, даже если это запах детства?

Стоит...

И, знаете что?

Я его нашел!

На прошлой неделе, в Словении.

Мы шли вдоль горного ручья, чтобы посмотреть бывший партизанский госпиталь, ставший теперь музеем, и проходя мимо небольшого хутора я вдруг почувствовал тот самый чудесный запах - неподдельный и гармоничный!

Знаете, какого компонента мне всё время не хватало?

Свежих козьих какашек.