О реформах в России

Любые волевые изменения в жизни – результат борьбы разных концепций, разных «моделей жизни». Изменения в России обычно рассматривают на фоне борьбы «демократии» и «авторитаризма». Мне бы хотелось взглянуть на «процесс» с другой точки зрения, более общей, как столкновение двух моделей мира: «организма» и «механизма». Есть серьезная философская традиция, которая рассматривает мир, как организм, как поток жизни, хаотичный, непредсказуемый и необратимый. Это не значит, что в этом потоке нельзя найти тенденции и закономерности. Но успехи науки в Новое время в формулировке закономерностей как в мире неживой, так и в мире живой природы, в создании успешно действующих и строго математически описанных «механических» моделей в разных областях (и на этом фоне фантастический прогресс техники), привели к особой вере в мир, как механизм, сделанный по особому, пусть и очень сложному плану. А это значит, что, познав его законы, можно им управлять. Энтузиазм сочинителей моделей привел и к вере в возможность «разумно» управлять человеческим обществом, навязывая ему определенные модели. Именно такая точка зрения (или вера) привела к созданию тоталитарных государств.

       На мой взгляд, демократия, как и монархия, пусть и самая жестокая, относятся к «органическим (естественным) моделям» человеческого общества. Россия, начиная с марксистской революции, встала на путь «механического» решения проблем человеческого общества, она развивалась «по плану», придуманному в высоких кабинетах, и все дело сводилось к поиску успешных моделей и талантливых исполнителей, или, как нынче говорят, к «менеджменту». И Сталин, конечно же, был выдающийся менеджер. Другое дело, что ради отлаживания «социального механизма» из него насильственно удаляется все живое, все естественное: традиционные классы (уничтожение крестьянства, аристократии) и те «отдельные представители» интеллигенции, не склонные верить в чудеса планирования. И мне кажется, что проблема нынешнего режима в России, что он продолжает придерживаться «механической модели» (и в этом смысле остается "режимом"), он продолжает верить в планирование, в жесткую организацию для осуществления планов, в удачные, «правильные», «научно разработанные» планы развития. На мой взгляд (поскольку я верю в «жизнь», в ее «внутреннюю свободу») жесткое планирование, даже в случае самых правильных и научно разработанных планов, путь тупиковый. И в любом случае он требует жесткого каркаса управления и в этом смысле всегда выгоден «управляющим», делая их не просто управленцами, но вершителями судеб. И при любых «планах развития»  и любом, сколь бы ни было успешном управленческом аппарате, «жизнь» будут держать на цепи и в наморднике, ибо она разрушает все планы.