Разнарядка по мясу
Президента крупной нефтяной компании с утра мучила изжога. Он перебрал вчера на приеме у министра нефти и газа и ехать на скачки, приуроченные ко дню независимости маленькой азиатской страны, ему не хотелось – однако, уговорила жена – большая любительница тотализатора там, у себя, в Калифорнии.
Когда президент со свитой из двух вице-президентов, местного представителя компании и переводчика выгрузился у ипподрома, все пространство перед ним было заполнено народом. Суетились милиционеры в мешковатой форме и огромных фуражках, стоявших торчком на ушах. Женщины в длинных, прямых восточных платьях, грязные дети, мужики в папахах и двубортных пиджаках, молодые люди, плотные, в костюмах с искрой и туфлях-тапочках, с прилипшими к ушам сотовыми телефонами, грузный генерал, увешанный орденами старых, еще имперских времен... Вся толпа двигалась к ипподрому и вскоре смяла странную свиту президента.
Для президента это был уже третий день независимости из шести, отпразднованных маленькой азиатской страной. Страна получила независимость случайно, сама того не желая, когда империя развалилась и надо было что-то делать, чтобы не отстать от больших братьев, уже вовсю рубивших окна на запад и спешно прибивавших вывески к министерствам иностранных дел и обороны.
Били бубны, хрипло надрывались длинные, в человеческий рост трубы. На поле ипподрома выводили красавцев-ахалтекинцев. Маленькие точеные головы, блестящие смоляные бока. Лошади, танцуя, выходили на поле.
Еще не окончился второй заезд, когда президента пригласили в правительственную ложу к министру. В ложе уже был накрыт по-восточному низкий изящный столик на двоих. Скатертью служил тонкий, искусно тканый ковер с национальным орнаментом. Маленький живой министр раскинул руки навстречу президенту и на чистом русском языке осведомился, хорошо ли тот провел ночь. По лицу министра было видно, что вчерашний ужин имел последствия только для нетренированного американца.
На столе среди тарелочек с икрой, осетриной, кунжутом, фигами, стояли вазончики с обыкновенным русским винегретом и салатом «оливье». Через секунду тарелочки и вазончики потеснились, и на столе материализовалась бутылка «Столичной» и болгарское шампанское.
- Я провожал вчера пакистанскую делегацию, - министр растягивал слова, словно кусочек кунжута, - и впервые пакистанский посол выразил удовлетворение проектом.
Президент ответил, но ответ этот прозвучал началом нового разговора.
- Ваши ахалтекинцы просто превосходны. Я думаю, что ваша страна могла бы делать на них деньги. Один мой знакомый из Малайзии – очень и очень богатый человек, - президент слегка прищелкнул пальцами, подтверждая сказанное, - мог бы помочь вам с организацией скакового бизнеса.
- Когда мы еще были частью империи, центр спускал нам сверху приказы и разнарядки по лошадиному мясу, – министр дождался, пока переводчик справится со словом «разнарядка». – Это мясо там, наверху, - он неопределенно махнул рукой к потолку, - считалось деликатесом. Джигиты рыдали, когда вели своих красавцев на скотобойню.
Министр замолчал. Он не знал, до какой степени президенту было известно о его прошлом. Много лет назад министр был секретарем обкома одной из провинций и сам носился по хозяйствам с постановлением о сдаче мяса государству. Мужчины плевали ему в лицо. В одном селе он был даже избит, и пришлось прибегнуть к помощи милиции, чтобы утихомирить толпу. Но на его карту был поставлен партбилет, и министр не хотел менять его на билет волчий. Он выполнил тогда разнарядку, но из области ему пришлось уехать – было стыдно и страшно оставаться с этими людьми.
Помощник министра незаметным движением коснулся скатерти около бокала с шампанским. Министр взял бокал и поднялся.
- Я хочу поднять этот бокал, господин президент, за наш совместный проект, который принесет процветание моей молодой республике.
С противоположной трибуны донесся звук колокола, возвестившего об окончании очередного заезда.
- Для нас, джигитов, конь всегда был на первом месте, даже впереди жены, – опускаясь за стол, министр резко кивнул переводчику. – Ему это можешь не переводить. Он все равно не поймет.
Хьюстон, май 2000 г.
Как актуально...
Если Советский Союз представить единым проектом, то он куда страшнее, опаснее, абсурднее того, что было потом.
Потому что "потом" не проект, а мучительная попытка выздороветь.
И новый рецидив болезни. Который начался с "рокировочки" между П и М.
Там точка бифуркации. Оттуда мы свернули в этот исторический тупик. А нынешним летом остановили время. Обнулили.
Абсурдистан. С разнарядками по мясу.
И с женщинами "дешевле коней".
Эту реплику поддерживают: