Разнарядка по мясу

Президента крупной нефтяной компании с утра мучила изжога. Он перебрал вчера на приеме у министра нефти и газа и ехать на скачки, приуроченные ко дню независимости маленькой азиатской страны, ему не хотелось – однако, уговорила жена – большая любительница тотализатора там, у себя, в Калифорнии.

Когда президент со свитой из двух вице-президентов, местного представителя компании и переводчика выгрузился у ипподрома, все пространство перед ним было заполнено народом. Суетились милиционеры в мешковатой форме и огромных фуражках, стоявших торчком на ушах. Женщины в длинных, прямых восточных платьях, грязные дети, мужики в папахах и двубортных пиджаках, молодые люди, плотные, в костюмах с искрой и туфлях-тапочках, с прилипшими к ушам сотовыми телефонами, грузный генерал, увешанный орденами старых, еще имперских времен... Вся толпа двигалась к ипподрому и вскоре смяла странную свиту президента.

Для президента это был уже третий день независимости из шести, отпразднованных маленькой азиатской страной. Страна получила независимость случайно, сама того не желая, когда империя развалилась и надо было что-то делать, чтобы не отстать от больших братьев, уже вовсю рубивших окна на запад и спешно прибивавших вывески к министерствам иностранных дел и обороны.

Били бубны, хрипло надрывались длинные, в человеческий рост трубы. На поле ипподрома выводили красавцев-ахалтекинцев. Маленькие точеные головы, блестящие смоляные бока. Лошади, танцуя, выходили на поле.

Еще не окончился второй заезд, когда президента пригласили в правительственную ложу к министру. В ложе уже был накрыт по-восточному низкий изящный столик на двоих. Скатертью служил тонкий, искусно тканый ковер с национальным орнаментом. Маленький живой министр раскинул руки навстречу президенту и на чистом русском языке осведомился, хорошо ли тот провел ночь. По лицу министра было видно, что вчерашний ужин имел последствия только для нетренированного американца.

На столе среди тарелочек с икрой, осетриной, кунжутом, фигами, стояли вазончики с обыкновенным русским винегретом и салатом «оливье». Через секунду тарелочки и вазончики потеснились, и на столе материализовалась бутылка «Столичной» и болгарское шампанское.

- Я провожал вчера пакистанскую делегацию, - министр растягивал слова, словно кусочек кунжута, - и впервые пакистанский посол выразил удовлетворение проектом.

Президент ответил, но ответ этот прозвучал началом нового разговора.

- Ваши ахалтекинцы просто превосходны. Я думаю, что ваша страна могла бы делать на них деньги. Один мой знакомый из Малайзии – очень и очень богатый человек, - президент слегка прищелкнул пальцами, подтверждая сказанное, - мог бы помочь вам с организацией скакового бизнеса.

- Когда мы еще были частью империи, центр спускал нам сверху приказы и разнарядки по лошадиному мясу, – министр дождался, пока переводчик справится со словом «разнарядка». – Это мясо там, наверху, - он неопределенно махнул рукой к потолку, - считалось деликатесом. Джигиты рыдали, когда вели своих красавцев на скотобойню.

Министр замолчал. Он не знал, до какой степени президенту было известно о его прошлом. Много лет назад министр был секретарем обкома одной из провинций и сам носился по хозяйствам с постановлением о сдаче мяса государству. Мужчины плевали ему в лицо. В одном селе он был даже избит, и пришлось прибегнуть к помощи милиции, чтобы утихомирить толпу. Но на его карту был поставлен партбилет, и министр не хотел менять его на билет волчий. Он выполнил тогда разнарядку, но из области ему пришлось уехать – было стыдно и страшно оставаться с этими людьми.

Помощник министра незаметным движением коснулся скатерти около бокала с шампанским. Министр взял бокал и поднялся.

- Я хочу поднять этот бокал, господин президент, за наш совместный проект, который принесет процветание моей молодой республике.

С противоположной трибуны донесся звук колокола, возвестившего об окончании очередного заезда.

- Для нас, джигитов, конь всегда был на первом месте, даже впереди жены, – опускаясь за стол, министр резко кивнул переводчику. – Ему это можешь не переводить. Он все равно не поймет.

                                                                                                                  Хьюстон, май 2000 г.