Перевод как рефлексия - Часть 2

Продолжение. Начало здесь

Я в свое время много занимался вопросом развития ассоциативного базиса языка и, главное, языковых тенденций с точки зрения уровня ассоциативности (аллюзивности). И даже написал повесть (неопубликованную) под названием «Окончательный язык», отрывки из которой предлагаю вам. А вы, перед тем, как мы пойдем дальше, поделитесь результатами предложенных мною упражнений и отрефлексируйте (если хотите, на бумаге, т. е. в комментариях) эти отрывки.

1

Много лет назад он был с Сарой в Монреале. Квебек вел лингвистическую войну с метрополией, и все ресторанные меню печатались на французском. Только где-то в конце их мелким шрифтом невнятно перечислялись несколько блюд на английском. Он не знал французского, а Саре нравилось наблюдать за его попытками быть настоящим мужчиной. Спасая ситуацию, Борис старался разговорить официанта на английском и русском, но тот знаками показывал что-то, что на родном языке Бориса называлось «ни бум-бум». Потом они с Сарой ели пережаренную треску, отысканную в английском подвале меню, и издевались над политиками, разыгрывающими свои карты с помощью языкового барьера.

- Ты знаешь, - даже после второго бокала бордо настроение Сары не улучшилось, - хорошее французское вино можно просто выбрать по цвету и запаху, даже не зная языка. А вообще-то идея эсперанто была не такой уж и плохой.

- Ну, уж нет, - Борис откинулся на спинку стула и щелкнул зажигалкой. Тонкая ментоловая струйка дыма оттолкнулась от плафона над его головой и поплыла в зал. - Ты что же хочешь, лишить меня специальности?

- Да нет, конечно. Просто я думаю, что человечество постепенно формализует язык, сделав общение простым и универсальным. И потом, можешь не волноваться, до такого универсального языка еще топать и топать.

- То есть ты за унификацию языка? За то, чтобы сделать его совокупностью простых и понятных для всех символов?

- Ну, в общем да. То есть проделать «иероглификацию» наоборот. Конечно, это касается пока языка письменного.

- Ну-ка, ну-ка, – Борис подался вперед. Разговор приобретал несколько неожиданный оборот.

- В общих чертах я представляю себе это так. Понимаешь, в древнем Китае и Египте существовал язык иероглифов. Да, собственно говоря, он существует и в современном Китае, Корее и Японии. Суть иероглифа – это попытка визуального формализации сложных образов и понятий. Причем, в Китае и Японии образы кодировались опосредованно, с помощью системы сложных, комплексных знаков. Обратная их кодировка требовала определенной логики, поскольку важны были не только сами значки, но и их совокупность и связи в определенном информационном поле. В этом поле имелись и специальные иероглифы, определявшие алгоритм прочтения, или даже лучше сказать, обратного кодирования остальных иероглифов. Чтение иероглифов не требовало знания окружающего материального мира в широком смысле, но лишь логического алгоритма их дешифровки. В Египте же и частично у древних народов Южной Америки – ацтеков и майя – развитие языка иероглифов шло по пути стилизации объектов материального мира, не отказываясь от зрительных образов вообще. По раскопанным в междуречье Тигра и Евфрата глиняным табличкам эпохи Аменхотепа можно представить себе зрительный ряд тогдашнего египтянина, а затем, внимательно изучив его нюансы, можно выстроить и логический ряд, то есть послание, которое зашифровано этими стилизованными картинками.

- Ну и прекрасно, – перебил ее Борис. – Почему бы эту систему стилизованных картинок и не принять за основу универсального письменного языка. В конце концов, не у всех так развита логика и способность к кодированию и декодированию.

 - Очень просто. Возможности стилизованных картинок ограничены. Кроме того, их воспроизведение трудоемко и под силу только профессионалам. Именно поэтому это направление в языке иероглифов постепенно отошло в прошлое, и сейчас в Латинской Америке и Египте прекрасно обходятся, соответственно, испанским и арабским. Сама же система картинок сохранилась в дорожных знаках, информационных указателях и рекламе, то есть там, где реализуется «монологовая» система передачи информации от ее источника к потребителю.

- Вот ты сама и замкнула круг. Чем тебе не нравятся современные письменные языки? Это и есть система достаточно простых иероглифов, в которой грамматика и выполняет функции алгоритма их дешифровки. Но это-то в них и не главное. Главное их красота. Я, не зная французского, наслаждался его звуками, когда общался с официантом. В конце концов, можно всемирным декретом назначить универсальным языком английский. Хотя я бы предпочел русский. Он глубже и выразительнее.

- В этом-то все и дело. С точки зрения формализации понятий каждый язык уникален и на роль универсального не годится. Как не годятся и современные иероглифы Китая, Кореи и Японии. Систему универсального языка надо разрабатывать с нуля.

- Ну да, конечно, а то как же Вам, академическим червям, оправдывать свои толстючие диссертации, - Борису уже захотелось окончить этот нересторанный спор.

В глазах Сары мелькнула и погасла точка. Она прикусила губу и моментально сделалась похожей на разухабисто-обиженную девчонку, что-то вроде Дженис Джоплин со старого плаката, который когда-то висел в его общежитской комнате.

- А вот это ты напрасно, - Сара отбросила салфетку, и Борис уже корил себя за бестактность.

- Да нет же, я не в том смысле… - начал он.

Но Сару уже нельзя было остановить.

- Сейчас я покажу тебе универсальность языка, но другую. Не ту, которая обозначается иероглифами или стилизованными картинками. Французского ты не знаешь, ну, ничего, послушаешь музыку, а суть я тебе позже переведу.

- Гарсон, - крикнула она в зал, и через минуту у их столика возник долговязый официант, который и принимал их заказ.

В их дальнейшем диалоге на французском Борис разобрал только «бефстроганов» и «херес», да и весь он тонул в джазовой мелодии. Черный саксофонист в углу зала наяривал вовсю «Ночь» Оскара Питерсона.

Наконец официант удалился. Как отметил Борис, вид у него был попросту ошарашенный. Он делал круговые движения правой рукой, левой прижимая к груди поднос.

- Ну и что? – поинтересовался Борис.

- Он спросил, будем ли мы что-нибудь заказывать. Я сказала, что хотела бы заказать «на аперитив» музыку. Он, бедняга, не знал, как ответить и попросту промямлил, что музыку у них «ни на аперитив, ни на дайджестив» не заказывают, а можно только паштет, суфле и бефстроганов. Тогда я попросила вымя и хересу, чем его озадачила еще больше.

- Но ведь это же… Стой, стой, как там у него: «Оч-ч-чень интересно. Да. Вымени нет. А херес есть», – подыграл ей Борис.

- Ну, конечно же, Веничка. Ерофеев.

И они расхохотались.