Дрель, пыль, боль и деньги. Айдан Салахова о производстве мраморных скульптур

Как началось занятие скульптурой

Моя серия «Персидские миниатюры» появилась в начале двухтысячных в виде альбомных рисунков. В 2002 году галерист Фолькер Диль увидел эти альбомы и решил выставить в своей галерее в Берлине, после чего я стала делать больше рисунков для этой серии. Когда я гостила в доме сооснователя галереи «Триумф» Емельяна Захарова в городе Пьетрасанта, я впервые увидела каменоломни Каррары, до которых от дома было рукой подать, и горы с белыми вершинами, но не от снега — так белел знаменитый каррарский мрамор. Увидела... и забыла. В следующем году я приехала в Италию на Венецианскую биеннале и в кафе Paradiso абсолютно случайно познакомилась с элегантным стариком по имени Карло Николи. Он уходил и случайно оставил на нашем столе свою карточку. Когда он уже вышел из кафе, я прочитала на карточке: Laboratori Artistici Nicoli. Пока я смотрела на эту надпись, я вспомнила, что именно в студии Николи Луиз Буржуа делала свои скульптуры, и побежала за тем господином с тростью и в розовых льняных брюках. Пока я бежала за ним, «Персидские миниатюры» превратились в моей голове в скульптуры. Догнав его, я спросила, могу ли я заняться изготовлением скульптур в его мастерской, и он запросто согласился.

Тем же летом я приехала в Каррару с эскизами. Основным элементом в этой серии была фигура женщины в парандже, которую изготавливали из черного бельгийского мрамора; руки этих фигур, держащие разные предметы, делали из белого каррарского мрамора. В течение первого года работы я не притрагивалась к камню: рабочие изготавливали их по моим моделям. Я лишь приезжала наблюдать. Это обычная практика: многие художники, которые заказывали свои работы студии Николи, не притрагивались к скульптурам, иногда и сами художники не приезжают, модели в мастерскую привозят их ассистенты. Художники могут появиться только во время финальной стадии работ, чтобы утвердить скульптуру. Мне очень хотелось научиться работать с мрамором самостоятельно, поэтому я постоянно находилась рядом с рабочими и наблюдала, как они переносят мерки с модели на камень и обращаются с отбойным молотком, болгаркой и дрелью. Первое, что я сделала, — барельеф из серии «Персидские миниатюры», который сейчас входит в коллекцию ММСИ. Последний барельеф из серии скоро уедет в Лондон, в Saatchi Gallery, где 12 января 2016 года откроется моя выставка.

Фото предоставлено пресс-службой

На этой выставке будет представлено и десять скульптур-книг, которые я сделала по мотивам моих старых рисунков. Серия называется «Без слов»: я очень не люблю слова, которые интерпретируют искусство; можно получать информацию от этих мраморных книг, прикасаясь к ним или глядя в отполированные страницы одной из них — в них можно увидеть свое отражение. Эти книги приятно трогать, они вызывают множество эмоций. Конечно, на выставке их нельзя будет трогать, потому что мрамор пачкается, но своим друзьям я разрешаю к ним прикасаться и даже прошу их это делать.

Что происходит в мастерской

Фото предоставлено пресс-службой

После того как сделана модель скульптуры, приходит время выбирать камень, и я еду в карьеры Каррара. Мраморные блоки в карьерах высотой по 6-10 метров, они очень похожи внешне, но всякий раз, рассматривая камень, понимаешь, выйдет из него твоя скульптура или нет. Глыбу и прожилки на ней нужно изучить со всех сторон, поливая водой. Чтобы просто поставить камень на другую грань с использованием техники, нужен час, потому что он весит несколько тонн. В карьере, где добывается белый мрамор, можно находиться только в солнцезащитных очках, и то рано утром. Когда солнце поднимается, от сияния начинаешь слепнуть и лить слезы.

Выбранный камень транспортируется в студию Николи, где хранятся гипсовые модели всех скульптур, сделанных мастерами студии за 245 лет ее существования, потому она находится под охраной ЮНЕСКО. Копия статуи Давида Микеланджело, которая стоит на площади Синьории во Флоренции, сделана в этой студии в 1905 году, монумент королевы Виктории, установленный напротив Букингемского дворца в Лондоне, сделан здесь же. Во время работы в этой студии постоянно чувствуешь ее историю. Было тяжело видеть, как целых два года после смерти Луиз Буржуа ее скульптуры продолжали изготавливаться...

Что происходит с камнем в студии? Сперва на мраморный блок наносят точки, снятые с модели особым оборудованием, и затем от него отбиваются куски до нужной глубины. Эта первоначальная отбивка по точкам длится около трех месяцев. Работать отбойным молотком невероятно тяжело физически, особенно сложно было этим летом, в 45-градусную жару. Студия перенесла время работы на 6:00–14:00, поскольку к обеду инструменты сильно нагревались, да и голова тоже. Если начать работать в шесть утра, то к одиннадцати двигаться получается с трудом. Каждое утро перед работой я делала зарядку, чтобы не сорвать спину и руки, а после работы ходила на массаж. Потому что, если честно, для женщины эта работа тяжеловата.

Фото предоставлено пресс-службой

Когда работа сделана процентов на семьдесят, над скульптурой начинаю трудиться я: прорабатываю складки материи, форму рук, полирую, если нужно, фрагменты скульптуры. После работы в мастерской покрываешься белой пылью с ног до головы, причем она не смывается просто — необходимо час отмокать в ванне. Когда в твоих руках дрель, то на голове наушники, потому что она шумит, как в кабинете стоматолога. По-хорошему, при работе с мрамором нужно пользоваться и респиратором, но от него на жаре лицо покрывается пятнами, поэтому во время обработки белого мрамора рабочие не надевают респиратор. Но пыль черного зимбабвийского гранита, который больше подходит для уличной скульптуры, чем белый мрамор, вредна для здоровья, и тут уж без респиратора не обойтись, плюс рабочие, которые его обрабатывают, получают почасовую оплату в двойном размере.

Мрамор и деньги

Фото предоставлено пресс-службой

Себестоимость моего первого барельефа составила 12 тысяч евро. У меня в тот момент было 15 тысяч, и я все потратила на эту скульптуру. Объем затрат на скульптуры для экспозиции в Saatchi Gallery составляет 250 тысяч евро, поэтому мне пришлось найти инвесторов. В принципе, для них вложение в мрамор, из которого я впоследствии сделаю скульптуру, является довольно выгодным. Цены на материалы различаются в зависимости от их разновидности. Серый мрамор с прожилками сорта Bardiglio Carrara можно назвать дешевым — его цена составляет 600-800 евро за тонну. Масса одного кубометра мрамора — 2,8 тонн, соответственно, его цена — от 1200 до 2000 евро. Белый же камень без прожилок стоит от 3 до 4 тысяч евро за тонну. Поэтому иногда приходится принимать непростые решения, исходя из экономии. Например, у скульптуры «Любовь» одна рука вставная, потому что я не могла себе позволить огромный камень, из которого можно было сделать монолит. От куска за 12–15 тысяч евро отпиливается материала тысячи на 4, поэтому я стараюсь что-то делать и из осколков. Часто бывает так, что продается либо слишком маленький камень, которого ни на что не хватает, либо слишком большой и дорогой, и приходится думать, сколько фигур он может «вместить».

Фото предоставлено пресс-службой

До того как я начала заниматься скульптурой, моя деятельность как художника не конфликтовала с галерейной работой. Я себя называла weekend artist: на пятницу, субботу и воскресенье я могла уехать на дачу и там, например, рисовать. Но сложности в ведении галереи появились, когда я начала заниматься скульптурой. Весь твой график подстраивается под работу с камнем: пока идет первоначальная отбивка, ты можешь уехать из мастерской в Москву, но во время финальной стадии работы ты все время должен быть рядом со скульптурой, и заниматься параллельно галереей становится невозможно. Постепенно в работе произошел перекос в пользу скульптуры, меж тем в России экономика обвалилась, и все деньги, которые я зарабатывала от продажи скульптур, приходилось тратить на галерею. Поэтому очевидным стало решение о закрытии галереи. После этого мне стало намного легче.

Фото предоставлено пресс-службой

Мои скульптуры находятся в основном в частных коллекциях в ОАЭ, два барельефа хранятся в ММСИ. Я не буду больше завозить скульптуры в Россию, потому что для беспошлинного ввоза необходимо добиться того, чтобы их признали культурной ценностью. Если же их не признают таковой, то приходится платить на таможне 4 евро за килограмм, словно это плитка или облицовочные материалы. Иногда я чувствую диссонанс между творческой работой и коммерцией. Например, мои скульптуры-книги очень хорошо продаются, на них самый большой спрос. Я могла бы сделать больше книг, создать по два-три варианта каждой такой скульптуры и все продать. Но я не хочу делать по несколько вариантов, не хочу делать «тираж». Чем больше хотят покупать что-то из той или иной серии, тем меньше мне хочется придумывать. Это очень нелогично, поскольку чем больше ты заработаешь, тем больше мрамора сможешь купить и больше проектов реализовать. Но если я подстроюсь под рынок и сделаю еще полсотни скульптур-книг, я буду себя какой-то проституткой чувствовать. Свобода своих творческих желаний для меня важнее, чем деньги.

Себестоимость большой скульптуры — примерно 40 тысяч евро. Понятно, что я не могу ее продать за 80 тысяч. Ее цена должна составлять как минимум три себестоимости, а лучше — пять. Потому что каждое произведение требует множества дополнительных расходов: на транспорт, на упаковку и т. д. Некоторые при покупке пытаются торговаться, но есть для каждой работы нижний ценовой предел: столько усилий иногда бывает затрачено на производство, что мне порой просто жалко продавать. Уж лучше в свой садик поставлю.