Нина Агишева: Есть, танцевать и дрожать. Закончился фестиваль NET 2015
Героями спектакля (перформанса? акции?) Manger, показанного под занавес фестиваля NET-2015 в помещении бывшего цеха на Art Play, оказались все присутствующие. И девушка, застывшая на подоконнике с сумкой в обнимку и не спускавшая глаз с артиста, извивающегося перед ней на полу, была не менее важна, чем танцовщики хореографического центра французского города Ренн (они же оказались и превосходными вокалистами). Зрители свободно бродили по огромному залу, вместе с исполнителями занимая все его пространство, переговаривались и наблюдали. Москва знакомилась с Борисом Шармацем — культовой фигурой contemporary dance, создателем Музея танца в Ренне и движения non-dance, завсегдатая Авиньона, где в позапрошлом году он сделал спектакль вместе с гениальной Анной Терезой де Кеерсмакер.
Говоришь «Музей танца» — и сразу представляешь пожелтевшую от времени пачку Анны Павловой или балетные туфли Майи Плисецкой. У Шармаца ничего такого, конечно, нет: в одном из первых музейных проектов он предложил любителям повторить позы с фотографий из альбома «Мерс Каннингем. Пятьдесят лет» Дэвида Воэна и… закрыл их в репетиционном зале на десять дней. В этом году его хореографическим хеппенингом «20 артистов для ХХ века» новый худрук Парижской оперы Бенжамен Мильпье открыл свой первый сезон. Теперь вот московские зрители участвовали в действе Шармаца — как посетители Трептов-парка в Берлине (там он представлял танец как пространственную инсталляцию) или дети из его авиньонского спектакля «Дитя».
«Manger» означает «что-то есть, потреблять», и артисты целый час совмещают несовместимое: танцуют и едят листы формата А4, сделанные из рисовой муки (я надеюсь). При этом умудряются петь a capрella. Говорить. Обнимать друг друга. Тщательно выверенная партитура при внешней импровизации погружает зрителей (они же участники) происходящего в некое почти экстатическое состояние.
Вот как мы сегодня едим? Чаще всего на бегу, иногда в постели, не отрывая глаз от экрана, не выпуская из рук айфона, думая о чем угодно, кроме еды. Едим, ругаясь, негодуя или признаваясь в любви. При этом потребление всего и вся не прекращается ни на мгновение — к концу перформанса полы чисты, и артисты бережно подбирают последние обрывки белой бумаги. Процесс поедания оказался не слишком красив — но от него невозможно оторваться.
NET-2015 полностью выполнил свою главную задачу: показал то, что у нас точно не увидишь, и представил новые для России имена. Он открылся спектаклем «Земля» бельгийской компании Peeping Tom и немецкого Резиденц-театра. Там хореография, драма и вокал, а чисто бельгийская склонность к фантасмагории и эксцентрике дополнена жесткостью и беспощадностью немецкого театра. Там Брейгель, Магритт и немецкие экспрессионисты мирно уживаются друг с другом.
Земля на сцене на первый взгляд очень милая: маленькая, покрытая зеленой травой, с разбросанными тут и там домиками и церквями. Люди — они же коровы — мирно щиплют травку. На пикник приезжает веселая семейка с детьми. Но не заблуждайтесь: на самом деле это триллер и хоррор с обильными цитатами из кино, живописи и музыки. И вот уже отец и мать гигантами бродят между игрушечных домиков и ищут дочь: «Ана, Ана!». Потом ее вытащат, мокрую и безжизненную, из воды и закопают на наших глазах в настоящую землю, и только мать в растерянности будет прижимать к груди ее кошку. А вот насилие над девушкой — его так и не произойдет, но благодаря знаменитому «дрожащему» танцу Алана Плателя, у которого училась постановщица спектакля Габриэлла Карризо, зритель переживет все его стадии и внутренне содрогнется. Будут еще и бредущий в никуда полубезумный оркестр деревенских фриков, и нежная косуля в женском платье и на каблуках: ей просто отвернут голову и повесят трофей на стену. Жалости нет. Земля застыла в последней судороге перед чем-то страшным и неотвратимым. Премьера «Земли» в Москве совпала с трагедией в Париже, так что арт-директора фестиваля Марину Давыдову даже спрашивали «умные» журналисты, не специально ли она вместе с Романом Должанским привезла этот спектакль в траурные дни.
А вот испанец Давид Эспиноза опрокинул весь мировой театр с его неразрешимыми трагическими проблемами на письменный стол, заваленный крошечными кукольными фигурками. Он оживляет их с помощью фонарика и проектора. Представление рассчитано на несколько десятков посвященных, которые поверят, что всего Шекспира можно уложить в одну крошечную книжечку (она называется «Все пьесы Шекспира в один присест» и продается в сувенирном магазинчике театра «Глобус»), а Отелло сегодня — это кукла Кинг-Конга с блондинкой в руках. Там есть и убийства, и кораблекрушения, и страсти, но совсем нестрашные и смешные. «Много шума из ничего», одним словом, и ненужный пафос снят.
В театре можно все, особенно когда земля дрожит и уходит из-под ног, — сказал NET с помощью привезенных звезд. Расслабьтесь и ничего не бойтесь.