Музыка — очень странная вещь: она может делать человека веселым или грустным. Причем происходит это как-то подозрительно легко: вот играет скрипочка, и вам весело и беззаботно, как в первый день дачных каникул, настроение лучше некуда. И вдруг там у этой скрипки что-то происходит, тучка набежала, и становится так печально, как будто Надька с двадцатой дачи уехала с родителями в Сочи до осени, и в чем теперь смысл всей этой дачной жизни?! А на самом-то деле никуда она не уезжала, а просто в музыке произошла модуляция в минорную тональность.

Эту загадку ученые пытаются разрешить вот уже больше полувека. Почему, если третья ступень гаммы становится всего-то на пять процентов ниже, всем становится грустно, и это называется «минор»? А если пятая ступень на пять процентов ниже, всем станет противно, это называется «диссонанс». Откуда у этих соотношений частот такая власть над человеческим мозгом, сердцем и духом?

В 1959 году музыковед Дерик Кук опубликовал книжку «Язык музыки», где безапелляционно заявил: просто мажорный лад «на самом деле» веселый, а минорный — «на самом деле» грустный. Так, мол, устроен человеческий мозг, что вот эти сочетания частот рождают в нем именно такие эмоции. Кук буквально разобрал по косточкам разные музыкальные конструкции, объяснив как дважды два, какие именно чувства они должны в вас производить.

Но у нас, русских людей, идеи Кука не могут не вызвать недоверия. Наши-то песни, которые мы поем в минуты веселья, очень часто как раз бывают минорные, хоть тот же «Ой, мороз, мороз» возьмем для примера, «Голубой вагон» или «Веселые качели». Такое же возражение, между прочим, могли бы выдвинуть и все славянские народы, и испанцы, и португальцы. На это у Кука был заносчивый ответ: «У этих диких народов такая мрачная жизнь, что они и не знают, как правильно радоваться». Русофоб, одним словом, не зря же его книга так и не переведена на русский.

По этой и другим причинам в науке постепенно сформировалась альтернативная точка зрения: веселость мажора и грусть минора — это вопрос привычки и воспитания. Если бы мы с детства не слушали песню про старенькую перепелочку в миноре, то и не знали бы, что понижение третьей ступени должно как-то вызывать в нас тяжелые чувства, говорят эти ученые. Вот, мол, древние греки пели в эолийском ладу, когда выпивали, а в ионийском — когда трезвые славили богов, и у них были другие культурные конвенции. Ну и у нас, славян, тоже есть свои традиции.

Обе точки зрения получали те или иные экспериментальные подкрепления. Так, гипотезу «естественной грусти» минорного лада лет пять назад укрепил нейрофизиолог Дэниэл Боулинг из Северной Каролины. Он проанализировал частоты человеческой речи — радостной и взволнованной или печальной и недовольной. Для сравнения Боулинг разложил на частотный спектр мажорные и минорные фрагменты из европейской классики. Оказалось, что речевые спектры частот во всех случаях больше напоминали мажор, однако в грустной речи минорные гармонии присутствовали в большей пропорции.

Что тут возразить? Ну хотя бы то, что разница в пропорции минорных и мажорных созвучий в речевых спектрах Боулинга была хоть и статистически достоверна, но весьма мала. К тому же спикеры, речь которых анализировал Боулинг, были и сами воспитаны на европейской музыке и это воспитание вполне могло наложить отпечаток на интонации их речи. А где в наше время найдешь человека, который никогда не слышал Леди Гагу, Мадонну или Джастина Бибера?

Вот эту нелегкую задачу и взялись решать ученые из Массачусетского технологического института. Чтобы найти таких людей, они отправились в верховья Амазонки. Там живет народ цимане, которых судьба пока как-то уберегла от контактов с глобальным миром. Потому и музыка у цимане на первый взгляд странноватая. Гармонического многоголосья они вообще не признают, тянут себе свою мелодию. Вот как звучит песня цимане:

К этим-то невинным душам и прицепились наши въедливые исследователи. Они давали им послушать два разных аккорда, синтезированных с помощью электронного устройства. Один — мажорное трезвучие. Второй — довольно противный диссонанс без складу и ладу. Вот эти аккорды:

Контрольная группа слушателей европейского происхождения уверенно сказала, что гармоничный аккорд нравится ей куда больше. Однако люди народа цимане не высказали ни малейшего предпочтения первому аккорду перед вторым: они вежливо сказали исследователям, что оба эти образца музыки цивилизованного мира звучат для них, людей народа цимане, одинаково.

Ученые радостно заключили, что доказательство найдено: оказывается, предпочтение одним созвучиям перед другими, не говоря уже об эмоциональной окраске тех или иных гармоний, — исключительно вопрос культуры и воспитания. Причем человек, видимо, усваивает эти условности очень легко: уже в ближайшем к деревне цимане боливийском городке местные жители выразили явное предпочтение гармоничному трезвучию, хотя были и не столь категоричны, как обитатели родного для исследователей Массачусетса.

Внимательный читатель наверняка заметит здесь проблему, даже несколько. Во-первых, если люди цимане никогда не слышали многоголосия, они могут счесть неприятным само по себе одновременное звучание разных нот — вы уж решитесь, ребята, что вы там поете. Во-вторых, на личный вкус автора этих строк, оба эти искусственно синтезированных аккорда звучат омерзительно и к музыке не имеют отношения. В-третьих, послушайте еще раз песню цимане.

Слышите? Она в миноре, в ней есть тоника. Можно даже подобрать аккорды на гитаре.

Поскольку вы вряд ли сейчас потянетесь за инструментом, мы попросили бас-гитариста и композитора Дмитрия Шумилова сделать это за вас. Дима хмыкнул, хрюкнул и через 10 минут прислал свой вариант. Вот он.

По словам Димы, использованные им гармонии, хоть и не совсем школьные, вполне обычны для современной эстрадной музыки. Смешливая тетка из племени цимане сразу узнала бы свою песню. То есть говорить о том, что музыка верховьев Амазонки так уж далека от общечеловеческих ладо-тональных предрассудков, кажется, преждевременно.

Таким образом, по всей видимости, гипотеза о культурном происхождении музыкальных вкусов и навеваемых музыкой эмоций пока остается в подвешенном состоянии. А гипотезы так устроены, что не могут висеть бесконечно долго: со временем они отсыхают и уходят в забвение. И нам приходится возвращаться к самоуверенному Дерику Куку, считавшему, что соотношение музыкальных частот действительно говорит что-то человеческому мозгу напрямую, безо всякого опосредования через язык, воспитание и культуру.

И русским, я считаю, это нисколечко не обидно. Да, мы поем в миноре про ямщика, который возвращается морозным вечером к любимой жене, зато в мажоре — про того, который насмерть замерз в степи. Но это не потому, что у нас тяжелая жизнь и вечная путаница между добром и злом. Просто обе эти песни красивые и очень нам нравятся.