Самая нью-йоркская вещь, которую можно сделать на этой неделе — это уехать в Майами. Здесь проводится ярмарка искусства Art Basel Miami Beach (название, кстати, сродни марке сыра Finlandia Swiss Cheese). За последние годы «Базель» оброс чудовищным количеством премьер, конференций и джанкетов, не связанных с галерейным миром. В ответ весь Манхэттен на эти дни попросту снимается с места, утрамбовывается в самолеты (между тремя аэропортами Нью-Йорка и Форт-Лодердейлом, пригородом Майами, ежедневно летают 65 рейсов) и... И бесцельно бродит из отеля в отель в поисках друг друга. У оставшихся в Нью-Йорке участливо спрашивают, все ли в порядке на работе. В августе так говорят с людьми, не снявшими дачу в Хэмптонс; ежедневная битва за статус в этом городе распространяется на методы побега из него. Единственная настоящая и, пардон, онтологическая радость «Базеля», если вы не художник и не коллекционер, — это радость от встречи с десятком знакомых в незнакомом месте с одним и тем же спонсорским коктейлем в руке. Можно пофантазировать, что именно так жилось бы дома, если бы у нас был субтропический климат. Гардеробы чуть поярче, музыка чуть похуже, но в остальном — вон, гляди, Дэвид Линч пошел, не оборачивайся сразу, что ты, как можно, мы же не провинциалы — о чем я? Да, в остальном почти Нью-Йорк.

В этом году, разумеется, главной темой всех депеш из Майами будет финансовый кризис. Для ленивого журналиста ежегодные события вроде этого — идеальные барометры подобных материй, потому что можно всю статью сравнивать аскетизм этого года с эксцессами предыдущего. На русской вечеринке, о ужас, больше не давали черную икру! Где стол был яств, там... стол яств чуть подешевле. Поскольку в своем более подробном репортаже про «Базель» в следующем номере печатного «Сноба» я постараюсь эту тему по возможности игнорировать, то можно задержаться на ней здесь. «Базель» — мероприятие изначально фривольное, и измерять степени фривольности — фривольное занятие. Но за фасадом вечеринок и премьер происходит то же, что и всегда. Галерейный бизнес нащупывает  свои перспективы на следующий год.

Цена искусства меняется согласно прихотливым законам. Во-первых, она регулируется неестественными мерами вроде ограничения тиража скульптур и литографий (вчера корифей соцарта Леонид Соков рассказывал мне о странном ощущении, возникающем, когда покупатель дает команду — согласно условиям сделки — расколошматить форму для той или иной скульптуры, чтобы из нее нельзя было отлить больше копий). Во-вторых, она привязана к и без того условной стоимости активов, на которых богатеют клиенты. Бывают взаимосвязи и позаковыристее. На прошлом «Базеле» я, например, не удержался и купил картину душевнобольного по имени Джон Мартин, которого ехидные люди из журнала Paper попросили сделать репродукцию херстовского бриллиантового черепа. Мартин пририсовал черепу рожки, радостную ухмылку, шею и плечи (в зеленом пиджачке, подозрительно напоминающем больничный халат), превратив таким образом циничное высказывание о деньгах в развеселое memento mori в стиле мексиканского народного искусства. Работа совершенно изумительная, но ценность ее частично зависит от славы оригинала; в рыночных терминах это, как ни смешно, документ второго уровня, разновидность дериватива.

Мир искусства функционирует как гиперлибертарианская экономика с тысячей частных казначейств. Он может существовать только при очень четком взаимопонимании между всеми сторонами — как картель. Иначе, скажем, один художник — какой-нибудь Такаши Мураками или тот же Херст — мог бы, наводнив галереи своей валютой, перекосить весь рынок. На сей раз и дилеры, и коллекторы как один держатся поближе к классикам и подальше от новых имен. По поводу стоимости тоже образовался консенсус. «Волшебное число» для большинства галерейщиков, пишет Александра Пирс в New York Magazine, — тридцать тысяч долларов. Львиная доля работ незнакомых и малознакомых публике художников стоит именно столько. За столько же выставлены фотопортреты Джеффа Кунса работы Карла Лагерфельда. И шарообразные скульптуры «горячего» китайца Ай Вэй Вэя (почему так дешево? Из-за огромного тиража — этих скульптур здесь сто). Иными словами, купля-продажа искусства на фоне кризиса — это не пир во время чумы, а скорее оргия во время СПИДа. Делают, что делали всегда, но предохраняясь. И желательно со знакомыми.

Предохраняться, тем временем, есть от чего. Закончу двумя красноречивыми фотографиями (простите за качество — снимал телефоном). В воскресенье из Convention Center исчезнут последние галеристы. 12 декабря их место займет «ГИГАНТСКИЙ АУКЦИОН ДОМОВ», конфискованных за невыплату по ипотеке.