Фото: Редакция Елены Шубиной/АСТ
Фото: Редакция Елены Шубиной/АСТ

Александр Гаррос. Непереводимая игра слов. Редакция Елены Шубиной, 2016

Не кажется. Не внушают. Двумя этими фразами хочется ответить Александру Гарросу на авторское вступление к сборнику его очерков (внушительная часть которых была написана для «Сноба»), вышедшему в «Редакции Елены Шубиной» примерно полтора года назад. В самом начале он говорит о том, что жизнь журнальной статьи краткосрочна, а потому всякая попытка собрать их воедино, вновь таким образом оживив, кажется экзотичной, и эти «беспокойные покойники» внушают разве что жалость и стыд. Но достаточно открыть сборник на первой попавшейся странице, чтобы убедиться, что это не так.

С момента первоначального выхода текст, по большому счету, автору уже не принадлежит, и если Саша с какими-то своими словами сейчас был бы не согласен, мы, читатели, в данном случае имеем привилегию, сверяясь, соотносясь с ними, делать собственные выводы. Жизнь продолжает себя, она больше и шире наших о ней представлений, прогнозов и ожиданий. Так и отдельные сентенции, возможно, казавшиеся автору морально устаревшими, тем не менее сообщают сегодняшнему читателю нечто важное не столько даже о том неизбежно прошедшем времени, когда они писались, сколько о нынешнем, неизбежно настоящем. С одной стороны, о «Непереводимой игре слов» можно и стоит говорить долго и подробно. С другой — кто бы что ни сказал, все будет сводиться к набору персональных откровений и открытий. Автор этих текстов обращается к читателю на равных (отсюда возникает невольное ощущение, что лично к тебе), провоцируя внутренний диалог.

Если бы не Гаррос, не было бы заметки, которую вы сейчас читаете, и дело не только в том, что она посвящена ему. Прочитав в июне 2010 года его очерк о Славе Полунине, я понял, что никогда не смогу забыть этот материал; он гораздо важнее многих книг, которые я прочел и которые прочесть предстоит. Потому что автор показал мне, на что способен язык, точнее, что язык может всё. К тому моменту у меня было несколько опубликованных рассказов и статей, но это были скорее попытки попробовать что-то еще и доказать самому себе, что кроме игры слов есть в жизни и другие интересные занятия. Сашин текст самим фактом своего существования будто бы говорил: необходимо перестать убегать и прятаться от того, что ты на самом деле любишь. Вот на что не жалко тратить время, силы и здоровье, вот чем стоит заниматься. Своей жизнью человек обязан родителям. Жизнью, которую я веду сейчас, в значительной степени обязан Александру Гарросу.

Помимо многочисленных Сашиных очерков и эссе были романы, написанные в соавторстве с Алексеем Евдокимовым, за один из которых — «Головоломка» — в 2003 году они получили премию «Национальный бестселлер». Были сценарии, писавшиеся на пару с его женой Аней Старобинец. Был блестяще исполненный и структурированный путеводитель по Риге. И это лишь первое, что приходит на ум.

Он был одним из лучших прозаиков и публицистов, писавших в начале XXI века на русском языке. Можно тешить себя мыслью, будто факт физического существования книги позволяет, говоря о ее авторе, не прибегать к использованию прошедшего времени. Но это, увы, заблуждение. Книга — да, вот она. Автора мы потеряли 6 апреля 2017 года.

Фото: Редакция Елены Шубиной/АСТ
Фото: Редакция Елены Шубиной/АСТ

Алексей Сальников. Петровы в гриппе и вокруг него. Редакция Елены Шубиной, 2018

Роман Алексея Сальникова, отмеченный «Призом критического сообщества» литературной премии НОС-2017, сегодня, наверное, самая обсуждаемая в «Рунете» (и вокруг него) книга отечественного производства из написанных за последние лет пять. Автослесарь Петров, страдающий помимо заявленного в названии гриппа недугом, который можно охарактеризовать как «Веничка Ерофеев головного мозга», живет в зимнем Екатеринбурге — городе, кажущемся не вполне реальным, так как есть ощущение, что зима здесь не прекращается никогда. Не то чтобы магический и не то чтобы реализм, наводящий попеременно то ужас, то тоску, а время от времени высекающий из читателя смех — не потому что весело, а потому что других средств противостоять черной липкой жути, затаившейся меж страниц, попросту не остается.

Фото: Corpus
Фото: Corpus

Ханья Янагихара. Люди среди деревьев. Corpus, 2018. Перевод с английского В. Сонькина

По объему «Люди среди деревьев» примерно в полтора раза меньше «Маленькой жизни», однако есть ощущение, что дебютный роман Ханьи Янагихары, в отличие от второй, прославившей ее книги, куда более многословен. Возможно, это связано с тем, что МЖ писалась около восемнадцати месяцев, а ЛСД — восемнадцать лет, что не могло не сказаться на результате: когда автор проводит наедине с текстом больше времени, чем, возможно, стоило бы, то невольно начинает относиться к своему детищу слишком всерьез; рукопись надолго переживает первоначальный если не замысел, то импульс, внутри атрофируется какой-то жизненно важный нерв. Как результат «Люди среди деревьев» — добротная, обстоятельная, но очевидно перебродившая история выдающегося ученого, под конец жизни угодившего в эпицентр сексуального скандала.

Фото: Эксмо
Фото: Эксмо

Джордж Сондерс. Линкольн в бардо. Эксмо, 2018. Перевод с английского Г. Крылова

Бардо, промежуточное состояние, переживаемое отделенной от тела, но не утратившей памяти о земной жизни душой (или, если угодно, дополнительное измерение, вроде чистилища), очень похоже на «Фейсбук»: все голоса сливаются в один бесконечный поток, и не так уж важно, кто о чем говорит. Характер каждой отдельно взятой сущности проявляется лишь в перебранках или полных сентиментального умиления рассказах о личном. Истории из реальной жизни здесь в особой цене потому, что ни бардо, ни чистилище, ни «Фейсбук» не имеют к этой самой реальной жизни никакого отношения. В этом смысле квазиисторический роман — лауреат Букера-2017 напоминает прямую трансляцию с того света, передаваемую персонажами, обезличенными, как айфоны. Если после смерти мы действительно попадем туда, большинство из нас не заметит никакой разницы.Ɔ.