Если боитесь, что в этом году после Рождества вам придется затянуть ремень, попробуйте взять пример с моей покойной мамы. Ограниченная в средствах и обремененная пятью отпрысками, мамаша Пеллинг всячески пропагандировала рождественскую экономию.

Праздничную оберточную бумагу и хлопушки она использовала до тех пор, пока они не приходили в полную негодность (какое же это было разочарование, когда не взрывалась реанимированная рождественская хлопушка!), а большую часть подарков покупала в мелкооптовых магазинах.

Подарки, которые мы находили в своих чулочках, были настоящим апофеозом бережливости. Кроме нас самих, никого из известных нам детей не одаривали на Рождество ножницами, булавками, шнурками, скотчем, клеем, почтовыми марками, ватой и зубными щетками. К этому набору часто добавлялись практичные трусы, носки и грелки.

По мере того как мы взрослели, Санта расширял ассортимент подарков за счет «Клерасила», дезодорантов и даже — честное слово! — «Тампакса» и туалетной бумаги. Были презенты, о которых теперь особенно весело вспоминать. Как-то раз Рождественский дед положил каждому в чулок по новому паспорту — выбор тем более загадочный, что родители, привязанные к принадлежащему им деревенскому пабу, ни разу в жизни не бывали за границей. Еще помню купленные у букинистов книжки с обозначенной на задней обложке цене 5 пенсов. У меня до сих пор хранится экземпляр повести «Здравствуй, грусть!» — утонченный, пусть и не очень-то праздничный подарок Санты. Мой старший брат однажды получил от него набор фирменных пепельниц и подставок под пиво «Грин Кинг», явно полученных нашими родителями от компании в качестве рекламы.

Мама искренне верила, что радость приносят именно полезные подарки.

Просто подарки нам тоже иногда перепадали. Случалось, мы с восторгом доставали из чулка шоколадный батончик, йо-йо, комикс про Астерикса или коробочку «Лего». Но, как ни странно, все эти чудеса не оставили глубокого следа в памяти. Материнская бережливость — вот что по-настоящему сплотило нас, что заставляло смеяться до слез и сделалось семейной рождественской традицией. Теперь, в 40 лет, мне становится понятнее странное желание завернуть в подарочную бумагу степлер или самоклеющиеся листки для записей.

Будь я моей мамой, я бы начала запасаться клеем и шнурками еще в июле. Но нет, в последнее предпраздничное воскресенье я пробиралась сквозь кембриджскую толчею, одной рукой толкая заваленную покупками детскую коляску с младшим сыном, а другой волоча за собой вопящего старшего, которому пять лет от роду. Это длилось три кошмарных часа — остался один последний магазин.

Мне удается втиснуться со своей неповоротливой кавалькадой в двери модного магазина «Фопп», торгующего аудио- и видеодисками, но вскоре движение застопорилось. Я велела старшему сыну присмотреть за братиком и его перегруженной коляской, а сама нырнула за угол в поисках уцененного диска с каким-нибудь диснеевским фильмом. Мгновение спустя до меня донесся грохот, как от схода небольшой лавины. Я бросилась назад и увидела, что коляска опрокинулась, в ней вверх ногами рыдает мой младшенький, покупки рассыпаны по полу, а вокруг стоят зеваки. В такой момент жалеешь, что кто-то вообще придумал праздновать Рождество и что пещерному жителю Гринчу не удалось этот праздник похитить.

Rowan Pelling/Telegraph.co.uk ©Telegraph Media Group Limited