Иллюстрация: Florilegius/SSPL/Getty Images
Иллюстрация: Florilegius/SSPL/Getty Images

В самом центре швейцарского города Люцерн стоит огромный часовой магазин Bucherer. Каких часов там только нет! Четыре этажа бесстыдной роскоши ценой от тысячи до полумиллиона франков. Этот храм высокой орложерии идеально дополнили бы фигуры двух-трех задумчивых миллионеров, прохаживающихся в гулкой тишине от витрины к витрине. И возможно, они там действительно прохаживаются, просто их трудно заметить: кроме них, в магазине всегда присутствует минимум сотня туристов из далекого Китая. Стеклянные двери впускают и выпускают их пакетами не меньше дюжины. По словам менеджера магазина, именно этот контингент покупателей приносит магазину девять десятых оборота.

Не будем углубляться в экономику часового ретейла, сосредоточимся на манерах покупателей. Тут надо бы соблюсти политкорректность и проявить уважение к чужой культуре, однако при виде стройных китайских батальонов невозможно не ухмыльнуться: ну почему бы им не погулять по городу и по его шикарным магазинам в одиночестве? Жителям страны, где за слишком роскошную марку часов могут нечаянно расстрелять, было бы вполне естественно совершать процесс покупки в интимном уединении. Но они, кажется, просто физически не в силах расстаться друг с другом.

Почему они так себя ведут? Иногда можно услышать мнение, отдающее неприятным покровительственным высокомерием: мол, таково наследие их коммунистического прошлого. Дайте нашим китайским братьям еще подрасти в экономическом смысле, прочнее встроиться в систему мирового капитализма, и эти ребята постепенно станут такими же буками-индивидуалистами, как все прочие. Начнут, как говорится, «уважать личное пространство».

Рассуждать о свойствах характера и путях развития народов — любимое занятие множества невежественных людей во всем мире. В громком хоре их скороспелых суждений иногда совершенно тонут слабые голоса настоящих ученых, решивших выяснить, как оно там на самом деле все устроено. Между тем один такой голос недавно прозвучал из университета Чикаго. Социолог Томас Тальхелм и двое его китайских коллег отправились в Китай, чтобы на месте проследить за привычкой тамошних обитателей собираться в большие, громко галдящие компании.

Первый взгляд подтвердил ожидания: в северных городах Китая в будние дни обнаружилось на 10% больше посетителей, цедящих свой капучино в одиночестве, чем в южных

Надо признать, что доктор Тальхелм отправился на восток с уже готовой гипотезой. Она состояла в следующем: раздражающий европейцев коллективизм — наследие древних сельскохозяйственных практик региона. Дело в том, что возделывание риса технологически сильно отличается от выращивания пшеницы или ржи: оно требует совместных действий большого числа людей. Одинокий пахарь с плугом — только небо над головой да борозда до горизонта — в регионах традиционного рисоводства будет обречен на голодную смерть. Однако такие одинокие пахари были вполне обычны и в самом Китае — в его обширном «пшеничном» поясе на севере страны, включающем Пекин и Шеньян. Чтобы убедиться в правоте своей идеи, социологам предстояло сравнить поведение посетителей — общим числом 9000 — в 256 городских кофейнях, включая сетевые заведения вроде Starbucks.

Первый взгляд подтвердил ожидания: в северных городах Китая в будние дни обнаружилось на 10% больше посетителей, цедящих свой капучино в одиночестве, чем в южных Шанхае, Гуанчжоу и Гонконге. Однако для пущей уверенности исследователи поставили над чистосердечными китайцами эксперимент. В нескольких сетевых кофейнях они выстроили для посетителей ловушки: поставили стулья так тесно, что протиснуться между спинками за столик можно было только боком. Для независимого индивидуалиста западного типа здесь нет никакой проблемы: если какой-то дурак сдвинул стулья слишком близко, я раздвину их так, чтобы мне было удобно. Но коллективист привык подчиняться правилам, не разбираясь, разумны ли они и откуда вообще взялись.

В регионах традиционного рисоводства — процветающих бизнес-хабах Гонконга и Гуанчжоу — лишь 6% посетителей Starbucks решились проявить своеволие и отодвинуть чертовы стулья. Однако в «пшеничной полосе» таких нонконформистов оказалось в два с половиной раза больше!

Итак, гипотеза о том, что «бытовой коллективизм» — наследие древних сельскохозяйственных практик, получила некоторое обоснование. Дальнейшее ее подтверждение чикагские социологи собираются получить, поставив аналогичный эксперимент в Индии. Там тоже есть пшеничный и рисовый пояса. Если закономерность сохранится, несмотря на значительные различия в «национальном менталитете» и «пассионарности», о которых так любят рассуждать философы-недоучки разных народов, значит, в идее Тальхелма действительно что-то есть.

И если это так, прогрессивному человечеству придется расстаться с надеждами, что социальные привычки китайцев (да и некитайцев тоже) будут меняться на глазах по мере удаления от эпохи «культурной революции» и вхождения в рыночные реалии. Результаты опытов чикагских социологов были совершенно идентичны в Гуанчжоу — еще недавно нищей окраине социалистического Китая — и Гонконге, где никакого коммунизма не видели отродясь. Единственное, что влияло на склонность к коллективизму и конформизму, — принадлежность к сельскохозяйственной культуре, уходящей в тысячелетнюю глубь истории.

А раз так, то и гордый западный индивидуализм — отнюдь не результат технологического или общественного прогресса последних столетий, а просто привычка, унаследованная от древних землепашцев. Вероятно, в ней тоже есть немало забавного, если взглянуть на нее глазами рисовода-китайца. Ну правда же, какой интерес шататься по городу в одиночестве? И зачем двигать стулья, если кто-то их специально поставил поближе друг к другу? Наверное, этот человек знал, что делает?

Хлеборобы Запада соблюдают свои правила ровно потому, что перед этим они полтысячи лет отказывались подчиняться неразумным правилам и отрубали головы всем правителям, вздумавшим такие правила ввести

Тут, конечно, интересно было бы порассуждать о манерах обитателей еще одной страны, совершенно запутавшейся в дихотомии Востока и Запада, хлеборобов и рисоводов. В этой стране, где растет только пшеница, да и то не всегда, в последние годы стало принято ценить законопослушность: раздвинул стулья — и ты экстремист. У непредвзятого наблюдателя вызывает изумление вид обычных русских людей, наотрез отказывающихся входить в пустой вагон метро после того, как на дверях замигала красная лампочка, или стоящих перед красным светофором, опасаясь перейти совершенно пустую улицу. Но что самое удивительное, эти законопослушные граждане в оправдание своего поведения приводят в пример вовсе не Китай, а страны Западной Европы: они, мол, еще в 1993 году в турпоездке видели, как немцы у себя в Германии соблюдают правила и как в силу этого факта хорошо живут.

Конечно, ошибка здесь очевидна: хлеборобы Запада соблюдают свои правила ровно потому, что эти правила разумны, точнее, потому, что перед этим они полтысячи лет отказывались подчиняться неразумным правилам и отрубали головы всем правителям, вздумавшим такие правила ввести. Светофор, перед которым стоят законопослушные европейцы, мигает огнями не просто так, а потому, что режим его работы разрабатывали десятки высокооплачиваемых математиков в специальном институте на деньги налогоплательщиков. Но мы не станем здесь ставить под сомнение привычки и расхожие мнения разных народов — это ненаучно. Нам бы просто хотелось, чтобы Томас Тальхелм и его коллеги приехали к нам в гости и повозились тут немного в местных «Старбаксах» со своими стульями. Может, их результаты помогли бы большому народу хоть чуть-чуть разобраться в себе. С ним ведь явно что-то не так, но что именно?

Примечание: внимательный читатель может заметить, что в определенный момент повествования тут появляется знак равенства между понятиями «коллективизм» и «социальный конформизм». Этот момент не прояснен только из-за недостатка места: авторы исходной научной работы (по приведенной ссылке) приводят детальные аргументы. Можете поверить на слово: это действительно одно и то же.

Эта заметка — адаптированный вариант статьи, опубликованной в еженедельнике «Окна», литературном приложении к израильской газете «Вести».