Сбежать из оперы. Дебют певицы Марины Климовой в Венеции

Венеция, вечер пятницы, весна. По узким улицам, едва заметным между домами, пробираются к зданию Сан-Рокко женщины в тяжелых драгоценностях и мужчины в костюмах ручной работы. Члены аристократических семей и другие влиятельные венецианцы не разъезжают на Bentley, а ходят пешком, если нельзя проплыть на лодке, — машин в центре города никогда не было и не будет. Внутри здания, украшенного холстами знаменитого маньериста Тинторетто от пола до потолка, должен состояться концерт молодой певицы. В программе — классика и джаз. Вкрапления английской и русской речи в общем потоке голосов дают понять, что гостей интересует в основном один вопрос: кто такая Марина Климова? В скуоле Сан-Рокко по выходным можно послушать классику, но девушка с афиши выглядит слишком юной для сольного концерта на этой легендарной площадке.

Зрительских мест всего двести — их занимают влиятельные люди со всего севера Италии и руководители ватиканского фонда «Анастасис». Под прицелом их взглядов и нескольких видеокамер на сцене появляется девушка в узком черном смокинге.

«У тебя такие глаза, будто в каждом по два зрачка — как у самых новых машин…» — начинает Марина, и небольшой оркестр подхватывает мелодию. Кроме нескольких гостей из России, никто не понимает языка, но все вслушиваются в звучание гипнотического, русалочьего голоса, вытянув шеи. Песня «Твои глаза» на музыку Таривердиева — одна из важных глав в творчестве Майи Кристалинской. В ее исполнении песня звучала как интимный разговор. Марина же направляет свое звенящее сопрано не к слушателю, а к кому-то невидимому, стоящему позади всех. Звучит непривычно, но вместе с тем довольно интересно.

Марина поет известные вещи Гершвина, Массне и, наконец, «Караван» Эллингтона — зал к этому моменту привык к необычной манере исполнения на стыке джаза и академического пения, и аплодисменты все уверенней и интенсивней. Ее манера держаться на сцене выдает в ней новичка: лицо Марины после каждого залпа аплодисментов выражало удивление, как будто бы реакция зала была адресована не ей. Однако ее голос все время уверенно стремится под потолок и оттуда распространяется по залу — так работает необычная акустика Сан-Рокко.

Наконец, в третьем отделении Марина меняет радикальный для итальянского вкуса атласный смокинг на сияющее золотистое платье в пол — и наиболее консервативные донны, оттаяв при виде нового образа, выкрикивают bravo со своих мест.

В этом шоу все необычно: и появление буквально из ниоткуда молодой, никому не известной певицы, исполняющей знаменитые произведения совсем не так, как многие привыкли их слышать, и набранный со всей Европы оркестр таких же молодых музыкантов под управлением известного и уважаемого дирижера Джулиана Галланта. По окончании концерта зрители расходятся, так и не решив для себя, с чем они только что столкнулись. «Интересно, но по-прежнему непонятно, кто она и как оказалась в Венеции», — шуршат голоса гостей, исчезающих в узких проходах между домами.

На следующий день мы встречаемся с Мариной в отеле, в компании продюсера и режиссера Антона Левахина, которому принадлежит идея концерта в Венеции. Вчерашние вопросы находят ответы. Марине 24 года. Вблизи, без тяжелого вечернего макияжа, она выглядит еще моложе. В единственной и довольно скромной биографической справке о Марине Климовой, которую можно найти в открытом доступе, говорится, что педагоги по вокалу разглядели в ней перспективную исполнительницу, когда ей было десять лет, а в тринадцать она уже выступала в Риме. С наступлением совершеннолетия она стала гастролировать с разными оркестрами, окончила Академию хорового искусства имени Попова, потом училась у мэтров — Образцовой, Скигина.

После учебы Климова задумалась о перспективах, которые ее ждут. «После окончания учебного заведения люди в основном становятся преподавателями или устраиваются работать в хоры, — рассказывает Марина. — Успешные поют в театре, но слава Ожогина и Ермака достается не всем. Пообщавшись со многими вокалистами, в том числе и с теми, кто получил место в музыкальном театре, я поняла, что мне — не к ним. А куда — я не знала. В театре ты превращаешься в машину, которая работает на износ. Если ты не будешь отдавать и отдавать себя на сцене день за днем, тебя подвинут более активные артисты, которые подолгу ждут возможности показать себя. Прекрасных голосов очень много, конкуренция огромная. Борьбы не хочется; все, что я хочу, — это петь. Для этого надо быть самой себе хозяйкой».

Эти мысли завели ее в тупик. Марина рассмотрела все сценарии жизни академического исполнителя, и ей казалось, что альтернатив не существует. По Климовой, оперная сцена как большой спорт: тренировки, выезды, соревнования, и у каждого второго конкурента — не голос, а божий дар чуть ли не с рождения.

«В отличие от многих, я не пела с трех лет, — вспоминает она. — Более того, я была довольно болезненным ребенком, врачи сказали, что у меня было предастматическое состояние, и прописали серьезное лечение. Однажды моей маме сказали, что пение может облегчить мое состояние, и она нашла педагога по вокалу. Мне очень понравились занятия, и дело пошло». Но мало просто хорошо петь. Марина говорит, что голос зависит от всего: от погоды, еды, но больше всего — от эмоционального состояния. Поэтому многие молодые люди с прекрасными вокальными данными не становятся знаменитыми.

Пока Марина думала, как устраивать свою жизнь, в другой части света Антон Левахин смотрел видеозапись с ее исполнением, которую показал ему друг, и думал: «Какая-то модель открывает под фонограмму рот. Зачем я это смотрю?» Друг уточнил: голос принадлежит девушке на видео. Левахин решил написать Марине, но не спешил предлагать сотрудничество. Он поработал со многими оперными певцами и успел немного выгореть: опера — не самый дружелюбный к вокальным экспериментам жанр. Марина постоянно говорила, как она любит джаз, как старается подсматривать технику у великих исполнительниц — Эллы Фицджеральд и звезды американской оперы Джесси Норман, которая в довольно зрелом возрасте решила петь джаз и спиричуэлс. Левахин понял, что нужно уходить от канонов и создавать экспериментальную концертную программу. «Я долго думал над тем, где же Марине лучше все это спеть, — говорит он. — Перебирал варианты: Москва, Петербург, Рим… А потом меня осенило: Венеция! Один из самых необычных городов с фантастическим зданием Сан-Рокко». Дирижер и пианист Джулиан Галлант согласился написать аранжировки к песням, оркестр был собран.

И вот концерт состоялся. Публика растворилась в переулках, обсуждая сценические образы Климовой, аппаратуру укатили на лодках, музыканты из оркестра, сердечно попрощавшись с их новым гуру Галлантом, разъехались по разным странам.

Что дальше?

Антон Левахин уже думает над новой площадкой. Он не торопится строить своей подопечной карьеру стадионного артиста, стремясь повторить магию, которая была в Сан-Рокко. Слово «карьера» вообще не про Марину. «Я не хочу думать об аудитории. Хочу петь больше и понимать, как мне лучше это делать. Я стараюсь петь только то, что перекликается с моим жизненным опытом, — наверное, поэтому я и не захотела работать в музыкальном театре: не могу сыграть как актриса эмоции, которые я никогда не испытывала. Есть очень много очень красивых песен, от которых я отказалась, потому что не могу их прожить. Может быть, я вернусь к ним, когда стану старше и пойму, что теперь-то получится спеть их по-настоящему».

Ее голосу идет репертуар Эммы Шапплин. Творческие пути Климовой и Шапплин, самой яркой представительницы жанра классического кроссовера, в чем-то похожи: обе певицы решили не следовать проторенными путями, а нашли нужного человека, который помог им в поиске творческой альтернативы. Эмма Шапплин ушла из рока, Марина Климова — из академической сферы с ее постоянными фестивалями и конкурсами. Ей осталось подобрать оправу для своего голоса. В эпоху слияния жанров и культурных пластов, в результате которого каждый месяц появляются сотни ремиксов на академическую музыку, главное — иметь смелость петь по-своему.

* Дом братства.