Фото: Peter Bond
Фото: Peter Bond

В польском городе Катовице 15 декабря завершилась очередная конференция ООН по проблеме изменения климата. Такие форумы под эгидой ООН считаются главным событием года в сфере борьбы с глобальным потеплением. Именно здесь представители правительств, бизнеса и общественных организаций обсуждают текущее положение дел и договариваются о мерах, которые человечество готово принять для того, чтобы ограничить рост температуры Земли, вызванный антропогенными выбросами парниковых газов.

Некоторые из этих конференций, проводящихся уже 24 года подряд, оказываются этапными. Так, на конференции 2015 года в Париже было заключено Парижское климатическое соглашение, которое фиксирует обязательства подписавших его стран по внесению своего вклада в ограничение роста глобальной температуры Земли хотя бы двумя градусами до 2100 года. С 2020 года оно должно начать действовать. Другие конференции проходят без подобных прорывов. Некоторые запоминаются неудачами. Нынешний катовицкий форум также примечателен — вопросом, по которому не удалось договориться. Страны не справились с домашним заданием по экономике: они так и не решили, как должен работать предусмотренный Парижским соглашением новый рыночный механизм борьбы с изменением климата — даже в самых общих чертах.

Рынок не открылся

Переговорный процесс ООН по климату — это совещание 197 сторон, все решения на котором принимаются консенсусом: согласиться с формулировкой должны все без исключения. Это означает, во-первых, что эти решения принимаются очень медленно, а во-вторых, что любые утверждения становятся настолько обтекаемыми, насколько это возможно, чтобы одинаково не нравиться никому. Это постоянно создает проблемы на следующих конференциях, где эту обтекаемость приходится конкретизировать. На переговорах то и дело вспыхивают конфликты вокруг выбора слов, смысл которых довольно трудно объяснить посторонним людям. Например, в этот раз Россия, США, Саудовская Аравия и Кувейт категорически отказались «приветствовать» новый доклад международных экспертов по климату, настаивая, что его нужно просто «принять к сведению». Поскольку новый российский спецпредставитель по климату Руслан Эдельгериев так и не смог дать интервью российским журналистам, мы пока не знаем, почему именно Россия не захотела приветствовать доклад, в подготовке которого участвовали и российские ученые.

В такой обстановке страны должны были утвердить правила работы Парижского соглашения 2015 года — без этих правил оно осталось бы исключительно благими пожеланиями. Частично эта задача решена: как говорит Алексей Кокорин из WWF России, никто не планировал эпохальной конференции, и процесс все еще движется слишком медленно, но важные «подзаконные акты» принять удалось.

Одним из итогов климатического форума стало принятие так называемой «Декларации Силезия», где ставится вопрос о судьбе рабочих мест, традиционно связанных с добычей ископаемого топлива (прежде всего, учитывая трудоемкость самого процесса, речь идет о добыче угля). Отказ от угля для сокращения выбросов парниковых газов неизбежно означает социальные проблемы для угольных регионов, и подписанты декларации (всего под нею поставили подписи больше 40 стран, Россия в их число не вошла) призывают не забывать о тех, кто потеряет рабочие места от энергетической трансформации, и учитывать необходимость их социальной поддержки при планировании климатической политики.

За рыночный механизм сокращения выбросов парниковых газов страны боролись до последнего, но в итоге все решения по нему отложили до следующего года, когда переговорщики встретятся в Чили. Неудача с этим механизмом пока не принципиальна, но некоторый символизм здесь, безусловно, есть.

За пряниками больше не занимать

Изменение климата — по-настоящему глобальная проблема: выбросы парниковых газов одинаково влияют на атмосферу независимо от того, где находится труба — в США, Китае, России или Северной Корее. Поэтому и снижать выбросы теоретически можно где угодно, а нужно — там, где принять такие меры оказывается дешевле. Обычно это более бедные страны, поскольку в развитых странах, где промышленность использует наиболее совершенные технологии, а меры по эффективному использованию энергии приняты уже давно, снижения выбросов парниковых газов можно достичь лишь за счет очень высоких затрат. В развивающихся же экономиках сравнимого эффекта можно достигнуть за счет достаточно простых мер, например, заменой примитивных сжигающих устройств на более эффективные или отказом от наиболее проблемных с точки зрения парниковых газов видов топлива, в частности угля. Для того, чтобы сделать это возможным, придуманы механизмы инвестиций в «климатические» проекты. По ним богатая страна, заинтересованная в снижении выбросов парниковых газов, может передать бедной и менее развитой стране деньги или технологии, которые позволят осуществить в этой бедной стране проект, снижающий выбросы парниковых газов. Объем сокращения выбросов фиксируется независимыми оценщиками. После чего страна-инвестор может отчитаться по своим обязательствам снижать выбросы. В Киотском протоколе было два таких механизма, для развитых и развивающихся стран, а в Парижском соглашении будет один общий — Механизм устойчивого развития.

При этом активисты, ратующие за это самое устойчивое развитие, к механизму относятся скорее прохладно: слишком уж неудачно зарекомендовали себя его предшественники. Например, в рамках Киотского протокола 90% проектов в развивающихся странах на самом деле приходились всего на три страны: Китай, Индию и Бразилию. Одни китайцы придумали специально производить мощный парниковый газ HFC-23, чтобы получать квоты за его улавливание и уничтожение, а другие не менее предприимчивые жители этих стран наловчились вести двойную бухгалтерию и обманывать регуляторов.

Кроме того, экоактивисты считают, что подобные проектные механизмы — как мертвому припарки, или, если использовать другую метафору, пряники в ситуации, когда давно нужен кнут. Они не позволят обеспечить достаточно сильное и быстрое снижение выбросов парниковых газов, так как фактически предлагают развитым странам откупаться от как будто бы чужой проблемы, вместо того чтобы коренным образом перестраивать свою экономику. За стремлением развитых стран использовать инструменты капитализма в борьбе с изменением климата стоит глубоко порочная логика, считают общественники.

Спокойствие золотого миллиарда

Суть такой критики кратко пересказывает антрополог Джейсон Хикель в эссе для Foreign Policy, посвященном премии Нобеля по экономическим наукам, часть которой в этом году получил один из основателей экономики изменения климата Уильям Нордхаус. Обесцвечивание и смерть коралловых рифов от чрезмерного закисления океана может вообще никак не сказаться на росте мирового ВВП, а значит, это и многие другие безусловно важные последствия изменения климата невидимы для экономистов. По меркам Нордхауса, пишет Хикель, потепление даже на 3,5 градуса, к которому мы движемся, будет иметь довольно умеренные экономические последствия для «золотого миллиарда». Устойчивость к изменению климата складывается из уязвимости к нему и возможностей адаптироваться, потому развитые страны, у которых таких возможностей предостаточно, а уязвимость относительно невелика, не видят экономического смысла уходить с нынешней траектории развития.

Это самосбывающийся прогноз: чем дольше мы откладываем резкое сокращение выбросов парниковых газов, тем дороже и неоправданней выглядит такой переход. Страны оказываются в положении бегуна, которому нужно пробежать дистанцию за час, но он всё никак не стартует, и средняя скорость, с которой придётся бежать, постоянно растет. И речь не только о вынужденно резком переходе на возобновляемые источники энергии, которые ещё надо ввести, или электрический транспорт, для которого нужна инфраструктура. Как вам, к примеру, рекомендация сократить потребление говядины и баранины до полутора порций в неделю? О вынужденном «климатическом вегетарианстве» всё чаще говорят и международные организации, в том числе ВОЗ и Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН.

Чем дальше, тем меньше капиталистические методы борьбы с изменением климата будут напоминать пряники: если мы хотим справиться с проблемой, от добровольного снижения выбросов парниковых газов придется переходить к принудительному, к которому пока мало кто готов. И если с экологически ответственным бизнесом государство еще может договориться, и в десятке стран и регионов рыночные механизмы регулирования выбросов парниковых газов (через налоги или торговлю квотами на выброс) уже существуют, то с населением в нынешней политической обстановке в богатых странах заигрывать рискованно.

Неизвестно, собирался ли президент Макрон хвастаться введенными «зелеными» налоговыми мерами на переговорах в Польше, но «желтые жилеты» сильно подпортили настроение всем их участникам. Фиаско с попыткой насильно ограничить потребление ископаемого топлива — а это была именно она — для противников глобального климатического регулирования означает чуть ли не провал самого Парижского соглашения (именно об этом тут же написал президент США Дональд Трамп). А другое, куда менее публичное фиаско — провал налога на выбросы парниковых газов на референдуме в американском штате Вашингтон в начале ноября — показывает, что даже в достаточно либеральных и экологически сознательных сообществах попытка серьезно повлиять на стиль жизни избирателей может закончиться ничем.

В России до налогов пока далеко: недавний законопроект, подготовленный Минэкономики, предполагает, что масштабное регулирование выбросов парниковых газов в стране появится не раньше 2025 года. И Госдума, кстати, уже среагировала на инициативу министерства: лидер «Справедливой России» Сергей Миронов на форуме молодых законодателей и экспертов успел назвать законопроект подрывом суверенитета страны, «всей нашей национальной безопасности и всех наших возможностей». Парижское соглашение Миронов счел «полным блефом», а саму идею потепления из-за парниковых газов — «полным научным бредом».

Впрочем, невежество отечественных парламентариев все-таки отдельная проблема. В мире дискуссии по вопросам изменения климата давно перестали быть сугубо научными: вопросы «почему» и «зачем» уступили место вопросам «как» и «что именно нам делать», чтобы остановить потепление. Ответа на них, правда, пока нет: несмотря на все механизмы и инструменты, несмотря на революцию в возобновляемой энергетике, глобальные выбросы парниковых газов растут практически непрерывно с 1992 года, когда страны договорились избежать опасного изменения климата. Экономика пока не хочет заниматься климатом — похоже, все мы ждем, когда климат займется экономикой.