Наши покруче греков
В Греции финансовый кризис стремительно перекидывается на социальную сферу — забастовки, молодежные волнения, раскол в обществе. Куда ни кинь, всюду клин: с одной стороны, народу нравится евроинтеграция в долг, с другой — затягивать пояса и долги отдавать неохота, а с третьей — европейским донорам столь же в лом и далее спонсировать эллинское сибаритство. У нас ситуация получше, чем у греков: углеводороды, руды и леса пока кормят. Но и масштабы бунта, не дай бог, окажутся несопоставимо большими
-
- Фото: ИТАР-ТАСС
Не хочу каркать лишний раз, поэтому вновь отошлю доброго читателя к своей затее образца 2006 года — социальной доктрине для России (вот первый материал). Несмотря на быстро меняющуюся ситуацию, она все еще актуальна.
Развернувшаяся в последнее время в России дискуссия по социальной политике носит бессистемный, антинаучный и популистский характер. С одной стороны, ее раскручивают «коренные социальщики» — коммунисты, а также всех мастей левые и леваки. Их аргументы стары и банальны настолько, что вряд ли уже могут кого-то увлечь. С другой стороны, в левые записался Михаил Ходорковский и в своих статьях закинул в общество ворох тревожных и растрепанных тезисов о жизненно необходимом для России левом повороте. Наконец, власть, почувствовавшая, что утрачивает инициативу, и не разобравшаяся в смысле происходящего, выступила с рядом ярких и конкретных, но фрагментарных, непродуманных и непоследовательных инициатив в рамках национальных проектов.
В действительности же социальная политика — вещь системная и весьма строго соответствующая выбранному экономическому курсу и историко-экономическому контексту. Причем даже добросовестные заблуждения на ее счет, а уж тем более необоснованные стремления к тому, «как лучше», могут серьезнейшим образом осложнить реализацию выбранного экономического курса.
Это хорошо понимали во всех странах, выходивших из кризиса. Это прекрасно осознавало и советское руководство периодов сталинской индустриализации и хрущевской оттепели и формировало адекватные стоящим задачам и существовавшему общественному строю социальные условия. Даже в период брежневского упадка велась социальная политика, столь же, впрочем, тупиковая, как и экономическая.
Парадокс же нынешней ситуации в том, что руководство страны не имеет вовсе никакой социальной политики. Такое можно было бы хоть как-то оправдать во время глубокого кризиса начала 1990-х годов, но это категорически недопустимо сейчас, в условиях деструктивной инициативы левых. Поэтому наша задача — развернуть дискуссию в нужное русло, подготовить и вынести на обсуждение новую российскую социальную доктрину, адекватную задаче возвращения страны на лидирующие позиции в мирохозяйственных связях.
Почему в России нет социальной политики
Впрочем, вызывающее, даже демонстративное отсутствие какой бы то ни было социальной политики объяснимо: парадоксально, но ее сейчас и не может быть — время еще не пришло. «То есть как это нет, а как же здравоохранение, образование, пенсионное обеспечение, наконец?!» Да, действительно, таковые имеются, но ведь если разобраться, то медицина и образование, равно как и, скажем, ЖКХ, — это те же народнохозяйственные отрасли, хотя и с серьезной социальной составляющей. В этом смысле и автомобильная промышленность — почти та же «социалка»: выпускает товары народного потребления, создает квалифицированные рабочие места.
Нет, отрасли — это не то. Пенсионная система ближе, но у нас она сейчас играет роль, скорее, последнего рубежа в выживании стариков, эдакого массового хосписа.
Куда же все делось? Ведь еще в совсем недавней нашей истории было и понимание социальных задач, и масштабные проекты по их решению.
Сталинская индустриализация базировалась на закрепощении и ограблении крестьян — вполне себе социальная политика. Что касается других групп населения, то отношение к ним складывалось как к безликим факторам производства. Соответственно формировался и социальный инструментарий: скажем, выстроенная тогда система политехнического образования наилучшим образом отвечала нуждам промышленного развития, а вот жилищной политики не было вовсе. Ведь, чтобы упасть и переночевать, хватало бараков и подвалов.
Хрущев изменил политэкономию социализма, и это потребовало ликвидации казарменных элементов общественной жизни, увеличения потребления и решения жилищной проблемы. Это было провозглашено и сделано: выдали паспорта и уравняли в правах крестьян, увеличили пенсии, ввели 7-часовой рабочий день, отменили запрет увольняться с работы без согласия администрации и уголовные наказания за нарушение трудового законодательства, понастроили пятиэтажки.
В период позднего Брежнева тоже разрабатывались масштабные социальные программы — вспомним продовольственную, по промтоварам и услугам, жилищную. Однако это были лишь имитации дел, госплановские упражнения на бумаге. Реальная же социальная политика заключалась в поддержании минимальных гарантий потребления абсолютно для всех (чтобы особо не выступали — режим-то слабел). И это удавалось: нефтедолларов хватало, голодать и нищенствовать было практически невозможно.
А что же пореформенная Россия? В 90-е годы было не до того, все были увлечены демонтажем социализма, бандитизмом и распилом собственности, поэтому социальные системы создавались тогда очень небрежно и, конечно же, провалились: и страховая медицина, и пенсионная система по шведской модели (надо же, додумались, шведы-то ее более ста лет стабильной жизни делали), и пущенное на самотек образование. Что же касается текущего момента, то здесь ситуация существенно менее понятная. Проблема в том, что социальная политика — адекватная спутница политико-экономического выбора, а он-то сейчас как раз и неясен: государственный (чиновничий, административный) капитализм или конкурентная рыночная экономика.
Социальная политика российского госкапитализма
В принципе, для социальной политики госкапитализма в России условия сейчас довольно благоприятные: денег в стране много, а поперераспределять от богатых (и не очень) к бедным (и не очень) — это нам только дай дорваться. В том, что социальная политика госкапитализма будет именно перераспределительной, сомневаться не приходится: чиновничество только это и умеет, а народ еще не успел отвыкнуть. Другое дело, кто станет объектом перераспределения и к чему это все приведет.
Первое, что приходит в голову, — конечно же, олигархи! Однако гипотеза эта сколь скоропалительна, столь и ошибочна: госкапитализм второго игрока на поле крупного бизнеса не потерпит, но олигархов немного, а национализация их активов — это все же, скорее, акт или процесс (возможно яркий и показательный, типа «Промпартии»), а не политика. Политика же будет основываться на государственном бюджете, который в условиях благоприятной сырьевой конъюнктуры вполне понятный, надежный и управляемый инструмент.
Проблемы возникнут, когда поток нефтедолларов в страну сократится (такое бывало в недавней истории страны), а неэффективные и расточительные госкомпании не смогут его компенсировать. Вот тогда со всей остротой встанет вопрос о новом источнике перераспределения, и ответ не заставит себя ждать. Действительно, крестьянство уже не ограбишь, с рабочим классом, одним из объектов социальной политики и основой социальной стабильности, связываться не рискнут. Поэтому прогрессивно обложат, ну естественно, средний класс. Больше просто некого!
Все правильно, средний класс будет очень логичным выбором: этот слой быстро расширяется, столь же динамично растут его доходы, а следовательно, и налоговая база. Беда лишь в том, что подобное развитие свойственно лишь периоду экономических свобод, а госкапитализм надежно подорвет ключевые стимулы среднего класса — стремление к самореализации и материальному благополучию. Точнее, не подорвет, а модифицирует: одни, энергичные и предприимчивые, станут самовыражаться в чем-то ином, а не в легальном бизнесе, или где-то в другом месте (например на Украине); другие, понурясь, вернутся на госслужбу на умеренную зарплату.
Вспомним, как решительно и быстро у нас свернули НЭП, всего-то года за три. То же будет и с нынешним средним классом. Его удушат за пару лет после кризиса сырьевой конъюнктуры или старта какого-нибудь масштабного и расточительного госпроекта. И кого тогда будем доить?
Социальная доктрина динамичной экономики, ключевые пункты
Наладить консультации и переговоры власти, бизнеса и работников. Социальная политика для динамичного роста — процесс весьма жесткий и не всегда популярный. Поэтому для его реализации необходимо согласие между государством, бизнесом и работниками, которое вырабатывается в ходе консультаций и переговоров сторон. Традиций подобных переговоров у нас нет, а опыт их создания скорее негативный. Поэтому первоочередная задача — наладить общественное обсуждение социальной политики и сразу предать ему не популистский, а профессиональный и конструктивный характер. Самой трудной проблемой здесь является поиск адекватных и ответственных представителей сторон для переговоров.
Жестко ограничивать рост денежных доходов населения темпами роста масштабов и эффективности экономики, системы заработной платы сориентировать на участие работников в прибыли и на стимулирование их сбережений и пенсионных накоплений.
Потребуется решительная реформа пенсионной системы в направлении большего участия людей в своем будущем:
— сочетание финансирования пенсий за счет социальных взносов, за счет частного пенсионного страхования и за счет госбюджета, имея в виду перенести часть налоговой нагрузки с работодателя на работника (приучая людей думать о своем будущем);
— доля бюджетного финансирования должна уменьшаться, а накопительная система расширяться, причем совокупные пенсионные взносы от брутто-зарплаты не должны превышать 15-17%, дабы не сделать труд слишком дорогим;
— повышение пенсионного возраста на 2-3 года, как в большинстве европейских стран.
Среднюю школу надо переориентировать с нужд государства на запросы общества с упором на навыки поиска информации и индивидуализацию обучения. Финансирование устанавливать в расчете на ученика и с учетом программ обучения, в значительной мере из бюджета, пожертвований частных фондов и благотворительных организаций, средств родителей. Школьное образование принципиально бесплатное, с возможностью учиться в частной школе.
Вузовская реформа предполагает увеличение автономности государственных вузов от министерства, ориентация на всех потребителей образовательных услуг — государство, работодателей, родителей, сообщества. Государство, компании, профессиональные ассоциации и объединения работодателей должны совместно:
— разработать современную систему квалификационных и образовательных стандартов и совместно осуществлять аттестацию и аккредитацию образовательных программ;
— ввести внешние системы оценки образовательных учреждений (рейтингование);
— создать систему прогнозирования рынка труда;
— внедрить систему контроля качества подготовки специалистов, служащую в том числе и для оценки результативности вузов (основой для финансовой поддержки вузов).
Для образования нужны налоговые льготы, как и для бизнеса, инвестирующего в развитие системы высшего образования.
Вузовское обучение будет принципиально платным с изъятиями для социально незащищенных слоев. При этом основу финансирования системы высшего образования должны составлять средства государства, а наряду с этим должны быть созданы условия для эффективного привлечения в вузы финансовых средств бизнеса и населения.
Реформа здравоохранения базируется на обязательном медицинском страховании и представляется нижеследующими мерами:
— упорядочение источников финансирования общественного здравоохранения на базе обязательного медицинского страхования;
— концентрация финансовых потоков, трансформация платежей из бюджета в платежи через страховые компании, формирование единого покупателя медицинских услуг;
— стимулирование конкуренции между страховыми компаниями и медучреждениями там, где это возможно (крупные города);
— разработка нормативной базы для финансирования медицинского обслуживания (клинико-экономических стандартов);
— повышение эффективности системы здравоохранения на базе территориальных поликлиник и стационаров при параллельном формировании на ее основе новых институтов (диагностические центры, врачи общей практики).

Андрей, на мой взгляд, сегодняшнее трудовое законодателство имеет настолько большой крен в пользу работника в части защиты его прав и гарантий, что требуется скорее его либерализация в пользу работодателя.
И потом, я бы стариков и трудоспособное население не разделял бы на независимые категории. Любой пожилой человек - это чей-то отец, дед или дядя.
Никакой нормальный человек своего отца - дедушку не бросит.
Поэтому, давая преимущества и возможность заработать молодым мы по сути и заботимся о стариках.
Эту реплику поддерживают: