Кого боится Вирджиния Вулф?

В эпоху повсеместной спойлерофобии (за которой явно скрывается страх смерти, то есть боязнь узнать, чем все закончится) писать про биографические фильмы — одно удовольствие. Особенно, если все давно умерли и всеведущие поисковые машины, из которых того и гляди полезет бог, прекрасно знают, как умерли, когда и почему. Вряд ли, конечно, все зрители этой картины хорошо знакомы с жизнью и творчеством Вирджинии Вулф, но многие хотя бы смотрели «Часы» и знают, что была такая английская романистка, набившая камнями карманы пальто и утопившаяся в реке. Причем спустя много лет после событий, о который идет речь в «Вите и Вирджинии».

С Витой Сэквилл-Уэст все несколько сложнее: в свое время эта поэтесса и писательница была гораздо популярнее Вулф, однако в истории она осталась скорее как женщина, вдохновившая Вирджинию на написание романа «Орландо», да еще как прототип толкиеновской Лобелии Саквилль-Бэггинс. С другой стороны, это, возможно, и к лучшему: к чему, в самом деле, знать, что в описаниях современников она больше напоминала Гонорию Глоссоп, одну из многочисленных невест Берти Вустера (действие картины, кстати, происходит в абсолютно вудхаузовских декорациях)? Вита, которая в фильме на голову ниже Вирджинии, на самом деле была высока ростом, броваста и усата. В этом отношении Элизабет Дебики, которой досталась роль Вулф, гораздо больше похожа на свою героиню, но проблема в том, что ей никак не дашь сорока лет — именно столько исполнилось писательнице в 1922 году, когда началась вся эта история.

На все это не стоило бы, конечно, обращать никакого внимания, тем более что из Джеммы получилась бесподобная Вита, способная соблазнить человека с любым набором половых признаков, а Вирджиния в исполнении Элизабет стала чудесным подростком, долговязым и целомудренным, который не знает, что делать со своим внезапно вытянувшимся телом. Но парадокс в том, что «Вита и Вирджиния» — фильм о том, как часто люди не совпадают с придуманными для них ролями.

Уже в самой первой сцене Вита, сидя вместе с мужем, Гарольдом Николсом, в студии BBC, критикует распределение ролей в традиционном браке, где мужчина видит себя ярким цветком, а свою жену воспринимает всего лишь как почву, которая должна снабжать его питательными веществами. Семью Сэквилл-Уэст и Николса действительно сложно назвать традиционной: оба бисексуальных супруга с ведома друг друга регулярно заводили романы на стороне. Вирджиния и Леонард Вулфы были счастливы по-своему: писательница, всегда слишком занятая борьбой с караулящим ее безумием, вообще мало интересовалась сексом.

В фильме все явно тяготятся своими ролями. Вита с большой неохотой изображает образцовую супругу блестящего дипломата, то и дело норовя сбежать с очередной любовницей. Гарольд, до сих пор влюбленный в собственную жену, но ради гармонии в семье ведущий жизнь легкомысленного либертина, кажется, предпочел бы просыпаться в одной постели с Витой, а не с невнятными любовниками. А Вирджиния просто устала быть несчастной асексуальной помешанной, которой вредны бурные страсти и сильные чувства.

Роман Виты и Вирджинии, собственно говоря, и начинается с того, что женщины хотят поменяться ролями. Сэквилл-Уэст, которая догадывается, что писательница она весьма посредственная, предпочла бы оказаться на месте холодной, но гениальной Вулф, а та, в свою очередь, мечтает о смелости, энергии и сексуальности Виты — и черт, в общем, с ней, с этой литературой. В конце концов, их роли действительно меняются — но совсем не так, как им представлялось. Поначалу Вита осторожно, но настойчиво добивается девственной Вирджинии, а та одновременно мечтает быть соблазненной и боится этого, страшась то ли своей напористой поклонницы, то ли собственного тела. Но в итоге главной в этой паре оказывается Вулф: превратив Сэквилл-Уэст в литературного персонажа Орландо, прожившего 350 лет сначала мужчиной, а затем женщиной, она играет с Витой как с куклой, придумывая ей мысли, чувства, наряды и любовников, — так что литература в очередной раз побеждает жизнь, смерть и секс неизвестным науке способом.

К режиссеру Чании Баттон, которая перенесла всю эту историю на экран, есть, конечно, вопросы. То есть снято все это очень красиво (Лорне Мари Муган, художнику по костюмам, вообще нужно срочно дать «Оскар»), однако язык, на котором разговаривают персонажи, порой вызывает некоторое недоумение, даже с учетом трудностей перевода. То, что писательницы время от времени принимаются читать вслух свои письма, пристально вглядываясь в камеру, — это еще полбеды. Но вот когда Вирджиния Вулф начинает изрекать афоризмы, абсолютно неуместные в обычной беседе, звучит это странно и искусственно: люди, даже великие писатели, так все-таки не разговаривают. Да и представление о психических расстройствах у режиссера какие-то чересчур романтические: безумие — это не нарисованные на компьютере цветы и листочки, которыми внезапно начинают прорастать стены и пол. Это гораздо страшнее, скучнее и безысходнее — как тяжелые серые камни в карманах пальто.

Впрочем, все эти рецензии — такие же, в сущности, ролевые игры: сначала режиссер заставляет нас смеяться и плакать, а потом рецензент зачем-то разбирает фильм на кусочки, находя в нем заметные только ему недостатки и приписывая собственные мысли и чувства. Иногда им удается поменяться местами, но, как правило, все заканчивается так, как и должно было с самого начала: кому-то суждено стать великим писателем и окончательно сойти с ума, кому-то придется остепениться и стать хоббитом. А потом все умрут — простите за спойлер.