Лицедей. Михаил Шемякин. Отрывок из книги
Кира Сапгир. Муза под кайфом
Предисловие главного редактора журнала «Сноб» Сергея Николаевича
В издательстве «Росток» вышла книга мемуаров Киры Сапгир «Майн Кайф». Это сборник эссе, историй и рассказов об известных поэтах, легендарных художниках, маститых писателях, а также об их жёнах, музах и вполне эпизодических спутницах. Всех их Кира Сапгир знала лично, со всеми состояла в отношениях. О своих героях, знаменитых и безвестных, она рассказала довольно бесстрашно и одновременно с тем насмешливым отстранением, которое выдаёт хваткого и опытного литератора, знающего, как уловить самую суть характера и натуры. Долгие годы Кира живет в Париже, и вся ее проза проникнута непередаваемым французским духом. Читать «Майн кайф» это как выпить бокал шампанского. И не заметишь, как твой бокал будет пуст. Зато потом такая легкость!
Лицедей. Михаил Шемякин
Когда б вы знали, из какого сора...
А. Ахматова
У художника Шемякина много имен. В Кабардино-Балкарии, откуда он родом, его имя
Файзулла Карданов. В США, где он жил, творил и создал Институт философии и психологии творчества (ни больше ни меньше!), его величают Майклом. Во Франции, где отныне его дом, — он Мишель. А в России он — Михайло Михайлович.
Он столь же «многоименен», сколь и многолик. В одном лице Шемякин — художник, скульптор, график, теоретик и экспериментатор. Феномен, одним словом.
На протяжении многих лет Михаил Шемякин неустанно бродит по асфальтовым тротуарам Парижа, разглядывая и разгадывая «пейзаж под ногами». А там — жестянки и останки, огрызки, пузырьки, окурки, чурки, шкурки, обрывки и клочки — и еще многое-многое другое.
Всё это — сор и хлам, трещины, зиянья, растоптанные опавшие листья — художник фиксирует на пленке, коллекционирует, прилежно копит.
И вот результат: на матовой фотобумаге мелькают и рябят оттиски черно-белые, как сны слепого.
По матовым распечаткам прорисованы пастелью и тушью блики, превращенные мастером в облики и лики с помощью гуаши и акварели.
Основой серии стал метафизический синтез, соединяющий неспешный ритм шагов, ночные тени, воспоминания и размышления, которые складываются в цепь ассоциаций, переживаний, чувств.
Несмотря на многозначный характер отдельных работ, существующих внутри серии, присущее Шемякину философское отношение к природе, окружающему миру, истории, людям воплощается в его Обобщениях.
Он оживляет и капли на стекле (таких работ более 50 000), за что заслужил у автора сих строк титул «капельмейстера».
Что же «сообщают» художнику «бывшие» предметы? О чем кричит и молчит неживая некрасота?
Еще да Винчи советовал своим ученикам почаще всматриваться в пятна на стенах. Ведь порой трещина оборачивается оленем, воином или собакой.
Шемякин любит фотографировать по ночам или в предрассветный час — покуда дворники не смели «метафизический мусор».
«Своей метлой они уничтожают целые миры!» — возмущается художник.
Его изначальные фотографии «тротуаров Парижа» зачастую даже более фантастичны и таинственны. Ведь в этих творениях — мимикрия наоборот! Жухлый лист притворился принцессой, окурок обернулся троном, клочок прикинулся танцором, фея — трещиной в стене, лужа — тюрьмой и собором…
Покойная мать художника, актриса Юлия Николаевна Шемякина, говоря о сыне, любила повторять: «Миша — прежде всего актер. Вглядитесь — на всех его картинах спектакль, все его персонажи — актеры Комедии дель Арте...»
А ведь известно, что в Комедии дель Арте один из главных персонажей — Госпожа Смерть. И в сюитах М. Шемякина Она, Смерть, крадется по пятам, гримасничает, плутует, блефует, играет в прятки, подглядывает из-за угла!
Другие видения: «Детство и Юность» самого художника и его отца; здесь же наша история: преображенные в дьяволиаду «Гражданская война», «Н.Э.П.», «Ленинградская блокада». Наконец, «чистое» наваждение — циклы «Фантомы», «Петербургские бредни», «Закулисье», «Пульчинеллы», «Галантные сцены», «Театр», «Цирк» — призрачная гофманиана, таящая смертную угрозу — движение в Ничто…
Это действо на фотобумаге воссоединилось и с чисто театральным: по мотивам «Парижских тротуаров» Михаила Шемякина театр «Интеллбалет» представил танцевальную сюиту «Листья» (хореограф Лариса Иванова; музыка К. Штокхаузена, Р. Кендо).
В честь 70-летия М. Шемякина его «Троттуары» были выставлены в петербургском Мраморном дворце. В день вернисажа соратник и друг Шемякина Вячеслав Полунин со свитой устроили перед дворцом... «чисто мусорную феерию»!
Об открытии возвестил ангел с помойным ведром за плечами — и к Мраморному дворцу потянулось карнавальное шествие. Его возглавлял сам Полунин в пышной мантии из фантиков. После чего в выставочной анфиладе Русского музея вовсю развернулся «Бал отбросов»!
Покидая вернисаж, очевидцы хэппенинга непроизвольно выискивали взглядом то, что ранее оставляли без внимания: фантик, брошенный на газон, окурок подле урны, смятый пластиковый пакет — на радость коммунальщикам!
«Я считаю себя Исследователем, — говорит Михаил Шемякин. — Я привык смотреть на окружающий мир с позиций человека, который во всем пытается разглядеть сокрытое. Я стремлюсь разобраться. Меня интересуют не только и не столько внешние проявления чего-либо, сколько то, что из этого может получиться при определенном стечении обстоятельств. Всё время пытаюсь понять, что нам может “сообщить” тот или иной предмет, то или иное явление. И стараюсь это показать. Зачастую я и сам не знаю, какие глубины мне откроются во время исследования, какое нутро, какая суть себя вдруг обнаружит и обнажит. Думаю, именно этим художник и отличается от зрителя. Он вытаскивает наружу то, что другим увидеть не дано».
Как видно, вопрос остается открытым: Шемякин — кто он? Художник? Философ? Протей? Или все же — Лицедей?
