Фото: Jr Korpa/Unsplash
Фото: Jr Korpa/Unsplash

Два стихотворения

I.

Ушел бы в тень, чтоб не смущать расцветкой
и странностью своей не по годам.
Все ничего, но отчего ты ветхий
такой, адам?

Я предлагаю выпить за того, 
кто никому не кажется героем; 
на ком одно отчетливо тавро:
что никакой магнит в него не встроен. 

Пусть кажется, что он один из тех, 
кто пополняет глиняное войско,
я пью за ветхий, ненадежный мех,
за это обреченное геройство. 

Никто не знает, сколько надо сил,
чтоб походить на сломанную ветку.
В какую направляемся разведку, 
не говорят, кого бы ни спросил. 

II.

Уже как будто ничего не жалко,
и время отлетает, как побелка, 
приемный начинается покой. 

Он думает, что смерть его сиделка,
и если что, поправит одеялко,
и нужное лекарство под рукой. 

Какие-то знакомые облатки,
но с посторонней сущностью внутри.
Едва успеешь вытащить закладки,
подходит та, что говорит замри. 

Страница, над которой задремал, 
дыхание, уснувшее в гортани,
провалятся в сияющий туман,
где вещи не имеют очертаний; 

в тот переход, где самый свет засвечен,
и нет концов, и жаловаться нечем. 

Посторонний

I.

Не собственной угроза глухоты,
а втуне пропадающие знаки.
И этот посторонний — чем не ты
на приступе панической атаки, 

когда он сам стоит как неродной
и провожает мертвыми глазами
лексемы, что уходят по одной.
А помнит только то, что прописали. 

Проваливаясь в темную нору,
в которой время мысленно хороним,
я и его в союзники беру.
Но помню, что нельзя при постороннем. 

Беда не в том, что годы сочтены, 
а в том, что в них никак не объявилось. 
Но если поглядеть со стороны,
что различает нас, скажи на милость. 

II.

Скажи, что это холод ни о чем, 
приложенный к товарам залежалым.
И день еще похож, позолочен,
на купол по невидимым кружалам. 

И в ночь, когда на миг отхлынет тьма,
все хватятся, что больше не дано им
ни памяти, ни трезвого ума.
Что было гневом, станет перегноем. 

Почти неловкой кажется вражда, 
пока пожар не опалит ресницы. 
Все знают, что разруха не должна
переходить известные границы. 

Стоят как пограничные столбы
опорные столбцы печатных знаков.
У прежней и сегодняшней мольбы
подбор слогов почти что одинаков. 

* * *

Эта местность, сколько б ни светилась,
как в песке налипшая слюда,
есть еще неснятая судимость,
что в тени осталась навсегда. 

И на слух чем тише, тем безмерней,
ветром разнесен по сторонам
голос умирающих губерний,
пение, оставленное нам.

* * *

Пересыпано песком захолустье,
тем и дорого, что так безотрадно;
тем и памятно, что если отпустит,
то уже не принимает обратно.

Там живущее — родня светотени,
в изменениях своих недоступно,
потому и не бежит совпадений, 
как единственной природы поступка. 

Нестяжание его тем и пусто,
что усилие никак не дается.
Но какое-то стеклянное чувство
появляется, вот-вот разобьется.