Фото: Личный архив
Фото: Личный архив

Ɔ. Настя, сегодня «Подарок ангелу» делает мощные социальные проекты всероссийского масштаба, но очевидно, что так было не всегда. Расскажи, как у тебя вообще возникла идея заняться благотворительностью?

Если бы лет 15–20 назад кто-то сказал, что у меня будет работа в благотворительном фонде, я бы ни за что не поверила. Я начала заниматься благотворительностью неожиданно для себя. На то было несколько причин. Во-первых, у меня случилась личная история. Я была беременна и узнала, что у меня родится ребенок с непростым диагнозом. Я впала в депрессию, перерыла тонну литературы и перечитала огромное количество форумов для мам. На одном из них я познакомилась с Галей Тихоновой, которая в тот момент собирала волонтерскую группу, чтобы помогать родителям детей с особенностями справляться с разными бытовыми нуждами. Мне понравилась идея, и я захотела присоединиться.

К тому же так вышло, что я какое-то время жила в Америке и там училась на курсе по nonprofit-менеджменту. Не то чтобы я выбрала его осознанно — тогда это был единственный курс, куда я могла поступить. Но уже после окончания я поняла, что хотела бы где-то применить полученные знания.

Сыграло роль и то, что я довольно долго работала в маркетинге. Я занималась рекламой и пиаром и из-за этого знала много людей, которые могли бы сослужить добрую службу и помочь поставить проект на ноги. И вообще я часто думала о том, как применить свои навыки не в коммерческом русле, но социальном. Я хотела сделать что-то полезное, более осмысленное, чем простое удовлетворение собственных гедонистических потребностей. И это сработало.

Ɔ. Как волонтерский проект превратился в полноценный фонд?

Мы с Галей зарегистрировали фонд почти сразу же, и он довольно быстро стал активно развиваться. Затем Галя вошла в попечительский совет фонда, а к нам примкнула коммерческая компания-партнер, которая на первом этапе покрыла все административные касты. Мы начали говорить о проблемах маломобильных людей и мгновенно получили отклик: к нам присоединялись за идею, помогали на проектах, откликались на просьбы. Мы постепенно обрастали партнерствами, создавали разные благотворительные программы: сначала помогали родителям наладить быт, потом внедрили реабилитационные программы, начали оказывать родителям психологическую и профориентационную поддержку. Очевидно, что родитель ребенка с особенностями должен быть вместе с ним дома. Но при этом у него должна быть возможность еще чем-то заниматься и получать за это деньги. Мы помогали с этим. Потом мы запустили «Школу особенного родителя» — большой проект, который учит родителей детей с ДЦП разного рода реабилитации на дому. И так по цепочке. Мы постоянно обрастаем новыми проектами, но все это было бы невозможно, если бы не те люди, которые оказались у истоков и помогли создать фундамент. Кстати, многие из них до сих пор работают в фонде, у нас очень маленькая текучка.

Ɔ. Ты помнишь ваш первый проект?

Да, это был проект «Главное — мечтать». Суть в том, что мы помогали исполнять разные креативные желания детей с особенностями. Например, кто-то хотел попробовать себя в роли пожарного или пилота самолета, кто-то — поучиться у Евгения Плющенко кататься на коньках, а кто-то хотел выступить на большой сцене вместе с Филиппом Киркоровым. Со временем этот проект переформатировался в полноценную телепрограмму — она выходит на канале «Карусель».

Ɔ. Я легко могу себе представить, как сегодня, на волне успеха «Доброшрифта» и других проектов фонда, ты договариваешься с Евгением Плющенко и Александром Овечкиным. Но как они подписывались под это шесть лет назад, когда фонд никто не знал?

Ровно так же, как и сегодня. В конечном итоге это вопрос страха: ты либо боишься и ничего не делаешь, либо забываешь про страх и идешь напролом. И в целом не так важно, запускаешь ли ты при этом благотворительный фонд или открываешь салон красоты. Принцип везде один. Например, я хорошо помню момент, когда мне нужна была помощь Первого канала. Я добыла телефон Юрия Аксюты (главный продюсер музыкальных и развлекательных программ Первого канала. — Прим. ред.) и позвонила ему напрямую. В итоге мы обо всем договорились.

Ɔ. Звучит как идеальная история из голливудского фильма. Сталкивалась ли ты с отказами?

Конечно. Отказы неминуемы, и они есть в любом деле. Даже в самом большом и крутом бизнесе иногда случаются провалы — это неотъемлемая часть. Но вопрос в том, как к ним относиться. Одни сталкиваются с неодобрением и сразу опускают руки, а другие продолжают работать вопреки всему. Нас отказы никогда не останавливали, только мотивировали.

Ɔ. И все-таки расскажи немного подробнее о сложностях, с которыми ты столкнулась на начальном этапе. Что было не так?

Все было не так. Мы были новым, никому не известным фондом. Рынок НКО такой же конкурентный, как и любой другой. Нужно было найти и занять свою нишу, доказать всем, что ты можешь работать, наработать экспертизу. Прошло довольно много времени, прежде чем нас стали признавать. И здесь сработала классическая схема, когда сначала над тобой все смеются, потом начинают обращать на тебя внимание, а затем начинают копировать. Сейчас мы приблизились к третьей фазе. Мы делаем одни из лучших социальных проектов в России, и многие коллеги берут наши решения в свою практику. Мне кажется, это здорово: я всегда охотно консультирую другие фонды. В конечном итоге мы все делаем общее дело. Но так дела обстоят сейчас. До этого было много трудностей.

Ɔ. Был ли какой-то переломный момент, когда ты думала, что затея с фондом провалилась и тебе стоит заняться чем-то другим?

Да, было два момента, когда я была готова уйти из фонда. В первое время мы не зарабатывали, и у нас даже не было зарплат. Финансовая ситуация была очень шаткая, и дважды мне казалось, что все разваливается и мне нужно заняться чем-то другим. Я полтора года стучалась во все двери и искала кого-то, кто взял бы нас под крыло и помог фонду развиваться. Но попытки были бессмысленными. В нас не верили, потому что тема сложная, а культура благотворительности в России развита плохо.

Однажды, пять лет назад, я уже даже устроилась PR-директором в другую компанию. Мне было дико больно оставлять фонд, я корила себя за слабость, думала, что забросила дело своей жизни в угоду непонятным амбициям. И тогда почти за шкирку меня вытащило и вернуло обратно большое партнерство с девелоперским холдингом. Вместе мы разработали три благотворительных программы, при этом партнер полностью покрыл все расходы. Я вернулась и начала работать с тройным мотором.

Фото: Личный архив
Фото: Личный архив

Ɔ. В какой момент фонд начал зарабатывать?

Как раз тогда, когда случилось это партнерство. Я смогла набрать хороший пул сотрудников: все мы были мотивированы, и каждый тянул свою сферу ответственности. Мы максимально собрались и бросили все силы на то, чтобы стать фондом номер один по ДЦП в России. Уже через год после получения инвестиций мы вышли на самоокупаемость и смогли самостоятельно покрывать расходы. Такая скорость — нонсенс для сферы благотворительности. В этом смысле нам повезло.

Ɔ. Если бы сейчас ты могла обратиться к себе в прошлом, какие три совета ты бы себе дала?

Во-первых, принять тот факт, что поражения — это часть процесса. Во-вторых, не отождествлять себя с работой. Первые лет пять я полностью отождествляла себя с фондом. Вся моя жизнь была сконцентрирована вокруг работы, я не могла заниматься ничем другим и понемногу теряла собственное «я». Стратегия «я = фонд» отнимала очень много сил, а кроме того, была неэффективной. А третий совет был бы таким: понять, что тебе никто ничего не должен. В благотворительности есть распространенное заблуждение: кажется, что ты делаешь хорошие дела и поэтому тебе все должны. Но это не так. Любая благотворительность должна строиться по принципу win — win, иначе это не приведет ни к какому результату.

Ɔ. Как этот принцип проявляется в работе с компаниями-партнерами? В чем ты видишь их win?

По сути, мы даем компаниям инструмент социальной ответственности. У некоторых больших компаний сейчас в стратегии заложены цели устойчивого развития, по крайней мере это то, к чему стремится осознанный бизнес, и это такой хороший тренд. Среди них, например, здоровье и благополучие. Как фонд мы создаем продукты, которые компании у нас покупают, чтобы развивать корпоративную социальную ответственность. В этом и есть win — win: мы не просим дать нам деньги, но вместе создаем классные кейсы, которые помогают развивать бизнес и делать мир лучше одновременно. И надо сказать, что сознательных компаний с каждым годом становится все больше.

Ɔ. Расскажи о планах фонда. Что бы тебе хотелось сделать?

Мне кажется несправедливым, что в России нет достойного образования в сфере благотворительности. Условный выпускник школы может пойти учиться на журналиста или экономиста, но не на nonprofit-менеджера — он, скорее всего, банально не знает, что это. Это сильно портит работу НКО. Поэтому сейчас мы думаем о том, чтобы вместе с российскими вузами разработать образовательные программы в сфере менеджмента НКО. Хочется избавиться от необразованности как внутри сектора, так и во внешней среде. Я мечтаю, чтобы люди хотели у нас работать.

Беседовала Маргарита Шило