Сон и явь и на сцене РАМТа
До России слава Флориана Зеллера еще толком не добралась. Его знаменитая трилогия «Отец», «Мать», «Сын» только начинает осваивать отечественные театральные подмостки. Спектакль в РАМТе – вообще первая постановка «Сына» в нашей стране. Тогда как в Европе Зеллер очень популярен. Его называют одним из самых талантливых молодых драматургов в мире, тонким психологом, знатоком человеческих душ.
Вот и Юрий Бутусов сумел разглядеть в этом тексте не просто конфликт отцов и детей, а большую беду нашего времени. «Это пьеса о Гамлете в каждом из нас», ― признается режиссер. В ней вроде бы банальная ситуация развода родителей приводит к катастрофе. Зеллер показывает, как отстраненность, замкнутость подростка Николя, поначалу не предвещающая фатального исхода, постепенно перерастает в болезнь, в нежелание жить и заканчивается самоубийством. Кажется, все пытаются ему помочь: и отец Пьер, и мать Анна, и даже мачеха София, вторая жена Пьера и психиатр в клинике. Но Николя все равно чувствует себя лишним и ненужным, не ходит в школу, не общается со сверстниками, никак не встраивается в эту жизнь. Кажется, целый мир обрушился на него и не дает вздохнуть полной грудью.
Юрий Бутусов идет еще дальше. За трагедией одного героя он видит боль и страдания других, за подростковыми переживаниями — неразрешимые экзистенциальные вопросы, за бытовым конфликтом ― порвавшуюся нить времен. В его спектакле все герои глубоко несчастны: с самого начала и до самого конца. Несчастье как будто разлито в воздухе, оно похоже на заразу, и зритель остро чувствует болезненные вибрации, исходящие со сцены.
Несчастен отец Пьер (Александр Девятьяров): он буквально разрывается между сыном, требующим внимания, и новой семьей. Несчастна мать Анна (Татьяна Матюхова), остро переживающая свое одиночество и отсутствие взаимопонимания с сыном. Несчастна София (Виктория Тиханская): она пытается наладить быт в доме, пусть и мещанский, но здоровый, нормальный, и постоянно наталкивается на одну и ту же саднящую проблему — Николя.
Роль подростка исполняет Евгений Редько, который чуть ли не в два раза старше всех других артистов. Он потрясающе играет «состарившегося» мальчугана, с израненной, искалеченной душой: ему присущи детские интонации, но каменное, застывшее лицо выдает его «внутренний» возраст. И он единственный здесь не похож на заводную куклу со сломанным механизмом.
Все остальные персонажи выглядят выспренно, немного карикатурно, даже вычурно. Они говорят на повышенных тонах, двигаются импульсивно, их жесты изломаны и неправдоподобны. Лица обильно намазаны белой краской, а глаза и брови выступают иссиня-черными контурами. Но даже сквозь эти нарисованные маски «проступают» их страдания, их неустроенность, их надломленная психика. Краска постепенно сотрется, и обнажатся их настоящие лица: полудетские — полувзрослые, полуживые — полумертвые.
Художник спектакля Максим Обрезков сосредоточил действие на небольшом участке сцены: три черные глухие стены со стеклянной двустворчатой дверью и белый потолок обозначают условное пространство квартиры. Посередине — стол со стульями и тумбочка с одиноко лежащим на ней яблоком. Чья это квартира? По большому счету неважно. То квартира Анны, то Пьера, его новой жены Софии и их грудного ребенка. Николя везде одинаково плохо. Ему тесно и неуютно в любом месте, оттого он часто сидит спиной к залу и не смотрит в глаза собеседникам.
Основной диалог он ведет с отцом: к нему чаще всего обращены вопросы героя, его мольба, его зов о помощи. Это разговор постаревшего раньше времени сына и молодящегося отца. Александр Девятьяров эту свою молодость проявляет во всем: в аляповатых движениях, в жеманстве, в подчеркнутой театральности своих жестов, в попытках начать жизнь с нуля, с новой семьей, с новым сыном, в другой квартире. Но прошлое все равно тянет его за собой. То первая жена дает волю воспоминаниям, то сын напоминает о долге перед ним. Пьер не может справиться с раздирающими его душу противоречиями и сомнениями, с желанием быть хорошим для всех. Поэтому он безудержно, экстатически танцует, напяливает на себя какие-то клоунские одежды, даже залихватские нарисованные усы выдают его стремление «вступить в спор» с судьбой, не поддаваться, сделать вид, что все вокруг ― игра.
Танцует в спектакле не только Пьер. Тут пляшут все. В этих необузданных, безумных танцах персонажи дают себе волю, полностью отпускают себя, сбрасывают панцирь. Надо отдать должное хореографу Николаю Реутову, поставившему такие красивые, захватывающие дух танцевальные номера, проработавшему пластику каждого персонажа: немного грубоватую, детскую и неуклюжую — у Николя, изобретательную, ловкую, порывистую ― у Пьера, изломанную, резкую — у Анны, грациозную, нервную, женственную ― у Софии.
А еще в спектакле есть человек, отвечающий за музыку. Бутусов вводит нового персонажа, именуемого «Человек, который поет». Артист Денис Баландин во фраке и с цветком в петлице периодически выходит к микрофону и исполняет самые разные треки: то классические арии, то рок-композиции, то эстрадные хиты. В причудливой аранжировке Фаустаса Латенаса музыка звучит гипнотически. Герои пускаются в пляс под эти то чарующие, то будоражащие, то убаюкивающие, то режущие слух звуки, а зритель постепенно погружается в транс. Что это? Мираж? Вполне возможно.
Или просто этой самой музыкой выражает свою боль Николя. Может быть, Человек, который поет — его альтер эго, его благозвучный двойник, его кричащая душа. Под конец спектакля возникает ощущение, что все происходящее показано именно его глазами: не случайно некоторые диалоги между матерью и отцом Николя читает за них по бумажке, не случайно, роль психиатра в клинике, куда попадает герой, тоже играет он сам.
Исковерканный мир, сузившийся до размеров квартиры, куда только изредка проникает свет и чувствуется дуновение свежего ветра из приоткрытой двери, два раза внезапно «распахивается»: стены разъезжаются, и перед зрителем возникает черная, устрашающая глубина сцены. Это выход в иной мир. В мир странных фантазий Николя, где одиноко чернеет безлистное дерево, стоят высокие столбы, наверху которых виднеются силуэты птиц, и выезжает огромный птичий скелет.
Не все так безрадостно в той иной реальности, куда всеми силами стремится Николя, и куда в результате он «отправляется». В картине, которую рисует его воображение, он становится известным писателем, встречается с девушкой, приходит в гости к папе, играет со своим братом, ведет обычный образ жизни. Или эту идиллию представляет себе Пьер после смерти сына?
В памяти остаются черно-белые краски спектакля, алеющее платье Софии, огромный бокал красного вина, напоминающего по цвету кровь, вода, разбрызганная повсюду, немые конвульсии и ошарашенные, растерянные лица. К сожалению, и музыка, и танцы, и картонные гитары в руках героев, и тихий, прозаический быт в этой вселенной могут только присниться.