Ɔ. Ваша музыка из «Страны глухих» стала, как теперь говорят, культовой. Фильму скоро 25 лет. Что за эти годы изменилось в киноиндустрии?

Да, тот фильм стал своего рода точкой отсчета, это была моя первая большая работа в кино, первый проект с Валерием Тодоровским. Конечно, за прошедшие годы индустрия сильно изменилась, особенно технически. Все заметно изменилось: компьютеризация, коммерциализация, коррупция. Прям «ко-ко-ко». Из-за этого, с одной стороны, музыку для кино писать стало куда проще и быстрей, с другой — все саундтреки стали похожи друг на друга. Не стоит забывать и про негласное давление студий, продюсеров. Выработался какой-то единый стиль, и даже если речь идет о камерной драме, все равно в российских фильмах сами собой начинают греметь голливудские барабаны. Я недавно посмотрел какое-то русское кино и в процессе испытал дикий звуковой диссонанс. Музыка явно из американского фильма, а в кадре наши, грубо говоря, в лаптях шастают. Может, и не в лаптях, но по Москве. Впрочем, благодаря всеобщей стандартизации, неожиданно возникают и совершенно новые фигуры, как оппозиция стандарту. Например, Хильдур Гуднадоуттир (автор музыки к сериалу «Чернобыль» и фильму «Джокер», за которую в прошлом году получила «Оскар». — Прим. ред.). Благодаря тому, что все вокруг пишут одинаковую музыку, любой малейший шаг в сторону от мейнстрима становится заметным. Когда индустрию сжимают тисками и рамками, сквозь них неизбежно прорываются живые и особенные ростки.  

Фото: Владимир Яроцкий
Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Как вообще происходит выбор композиторов для кино? 

Часто это довольно случайный процесс. Например, я написал музыку к фильму «Правда» Хирокадзу Корээда. Это фантастическая удача. После получения «Пальмовой ветви» за «Магазинных воришек» режиссеру предложили снять фильм во Франции с французскими актерами. В главной роли — Катрин Денев, Жюльет Бинош и Итан Хоук в придачу. Все должно было быть французское, в том числе и композитор. Корээда предложили несколько вариантов, и он выбрал меня. Я обогнал французов в споре за самого французского композитора для японца. Это смешно звучит. Ему понравилось, и я даже знаю что: ему понравилась музыка из «Страны глухих», которая до сих пор, даже через 20 лет, приносит мне свои дивиденды. 

Фото: Владимир Яроцкий
Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. В апреле премьера сериала на HBO с вашей музыкой. Расскажите об этой работе. Не так часто российские композиторы создают саундтреки для западных проектов подобного уровня.

Да, это большая премьера. 7 апреля на HBO выходит четырехсерийный мини-сериал в модном сейчас жанре docufiction — документальный фильм с игровыми вставками. Режиссер проекта Рауль Пек, называется фильм «Уничтожим всех дикарей». Это, по сути, история колонизации Америки и Африки — об уничтожении индейцев, рабстве, расовых теориях, обо всем, на чем построена современная цивилизация. Фильм рассказывает о корнях работорговли, истоках геноцида, откуда взялись сами понятия, разбирает связи корпораций с темными страницами человечества. Сериал о природе зла и корнях тоталитаризма. Сложный фильм. Думаю, что он вызовет немало шума. И в нем довольно много музыки — и симфонической, и джазовой, и вокальной. Это большая работа, которую я делал года два. Попутно нашел какие-то новые вещи в своей композиторской практике. 

Еще из интересного — скоро выходит фильм «Гнев» Марии Ивановой. Удивительно, когда русский режиссер снимает кино в Ливане на арабском и французском языках. Причем это единственный фильм, который сняли в Ливане в прошлом году. Фильм снят в период, когда страшный взрыв разрушил половину Бейрута. Группе попросту повезло: городскую декорацию разрушило взрывом, пока съемки шли в деревенских пейзажах. А вообще это интересное фестивальное кино, мы все его очень ждем.

Ɔ. А еще мы все ждем альбом «4’33’’», после почти девяти лет молчания.

Alcohol — это, грубо говоря, greatest hits последних десяти лет. То, что играли в последние годы, но никак не могли увековечить. В него вошла даже совсем старая музыка, 1996 года, которую мы всю жизнь играли на концертах, но почему-то не записали. 

Обложка альбома
Обложка альбома

Ɔ. Когда вы планируете выступить с концертами? 

30 апреля в Москве, в клубе «16 тонн», и 1 апреля в клубе «Аврора» в Петербурге. И, наверное, мы дадим еще один концерт в конце апреля в клубе «Дом». В «Авроре» мы будем играть первый раз. 

Ɔ. Что вы думаете о месте своей музыки в современном музыкальном мире? 

Мы живем на обочине процесса, и этим довольны. Моей группе будет 26 лет в этом году, и мы как жили, так и живем. Музыка, которую я пишу, внутренне меняется, в ней что-то происходит, но без какой-то связи с тем, что происходит вокруг. Так получилось, я нахожусь вне композиторского процесса, меня, как композитора, иногда исполняют другие люди, но всю музыку, как ремесленник, я делаю сам, для себя, а не для других. Фигура композитора — это человек, который пишет, а его исполняют другие. Я фигура другого типа, идущая от рок-музыки или импровизационной музыки, ну или из средневековой практики: сам написал, сам сыграл. Это не очень правильно с точки зрения композиторской «карьеры», но мне так комфортно. Надо сказать, что до «классицизма-романтизма» и узкой профессионализации не было такого разделения между фигурой композитора и фигурой исполнителя. Даже композиторы-романтики себя еще исполняли, а после уже пошло более четкое размежевание на композиторов и исполнителей.  

Ɔ. В перестройку из России начался массовый исход серьезных композиторов и музыкантов. Стало понятно, что музыкой здесь заработать нельзя. Как ситуация обстоит сейчас?

В свое время вышла статья композитора Сергея Невского, где он перечислял всех композиторов, уехавших из России. Первые уехали в период перестройки, потом еще несколько волн. Уехали все по разным причинам, но очень многие из-за того, что здесь ничего не происходило, а в Европе появились какие-то заказы. Многие уехали учиться. Бюджеты на «современную» музыку появились в России не так давно. Сейчас очень многие вернулись, потому что здесь в чем-то даже больше возможностей стало: фестивали, больший интерес, какая-то активность. Но меня не покидает ощущение, что то, что ты делаешь в России, проваливается в огромную черную дыру. Это касается почти всей культуры. То, что ты делаешь здесь, оценят, может быть, когда-нибудь благодарные потомки и даже поставят памятник, но ты не входишь ни в какой европейский или мировой контекст, за исключением довольно ограниченного круга режиссеров, композиторов. Но это я о других. Я не всегда в ладах с современной музыкой, наверное, из-за того, что предпочитаю музыке Ретинского немного вина имеретинского. 

Ɔ. На Западе существует интерес к русской музыке?

Интерес к русской музыке в Европе в конце 80-х и в 90-х годах был связан с перестройкой. Потом была еще одна волна. Мы довольно активно выступали в начале 2000-х годов во Франции, ездили на фестивали, много играли. Но если ты играешь на скрипке громко и не в классической манере, французам кажется, что это что-то цыганское. Приходилось объяснять, что к культуре Восточной Европы это не имеет прямого отношения. С тех пор многие места позакрывались. Париж — маленький город, а музыкантов там тысячи. Мы играли в клубе, все были в восторге: «Отлично! Мы хотим еще». Через месяц? Нет, только через год, потому что у нас большая очередь.

Фото: Владимир Яроцкий
Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Как пандемия изменила концертную жизнь в Европе?

Пандемия убила все напрочь. Если кинотеатры еще открывались летом, с августа по октябрь-ноябрь, то концертные залы по-прежнему закрыты, с марта 2020 года во Франции не было ни одного официального концерта. Я сыграл всего один официальный концерт за год на фестивале «Звуки зимы» (Sons d’hiver). Это импровизационный джазовый фестиваль, ему 20 лет. Все были уверены, что его откроют, и он был назначен. В ноябре все шло к тому, что в январе все произойдет, но в итоге фестиваль отменили. Провели концерты в режиме онлайн и записали на радио. Будем надеяться, что на следующий год мы сыграем для публики. 

В Европе немного задавили культуру. Меня смущает, что все смирились. Это так не похоже на французов, выходящих на улицу по малейшему поводу. Они всегда отстаивали свои интересы, а сейчас все молчат. Закрыто все. Я встречался с другом в Париже, единственное открытое место — «Макдоналдс», да и то на вынос. Мы взяли кофе, на холодной улице выпили его из бумажных стаканчиков. Не виделись несколько месяцев. Но после кофе мой друг взглянул на часы: «Так, через полчаса комендантский час. Пока», — и уехал. Нет, не принес ничего хорошего этот карантин, кроме осознания, что жизнь хрупкая и общество довольно хрупкое. И четкое ощущение, что второго шанса, может, уже и не будет. Все более-менее восстановится, но ощущение хрупкости мира остается. И как все будет дальше – не понимаю.

Беседовал Владимир Яроцкий

Презентация альбома Alcohol пройдет 30 марта в московском клубе «16 тонн» и 1 апреля в клубе «Аврора» в Санкт-Петербурге.

Вам может быть интересно:

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Общество». Присоединяйтесь‎