«Африканские дневники». Фотограф Виктория Ивлева — о своей работе в проблемных регионах Африки
Многие знают Африку только по портретам животных, которых снимают как людей: необыкновенно красивые бегемоты, прекрасные, как нежные девушки, зебры. Но моя выставка — это история о людях и их жизни на уникальном континенте, где время словно остановилось. И триста, и пятьсот лет назад он был примерно таким же, как сейчас. И во многом — благодаря действиям белых людей, которые долгие годы использовали Африку, ее население и ресурсы, а теперь продают туда оружие. В последнем участвует и Россия.
Единственное, что напоминает в Африке о ХХ или XXI веке, — это пластиковые канистры для воды и мобильные телефоны, которыми многие местные пользуются, не зная цифр, а просто зная, какие кнопки нажимать. И я хотела, чтобы пришедшие на мою выставку люди поняли весь ужас этого существования.
Ни одна из фотографий на этой выставке не кадрирована. Я не приукрашиваю реальную жизнь, а пытаюсь запечатлеть ее такой, какая она есть, — это мое внутреннее правило как фотожурналиста. Документальная фотография — это не то, что потом доделываешь в фотошопе, это фиксация событий, которые происходят здесь и сейчас.
Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему Африка так странно нарезана? Ровные квадраты и прямоугольники, из которых складывается политическая карта Африки, — это дело рук колонизаторов. Причем делилась территория, как мне кажется, в основном от балды: собрались джентльмены, определили зоны влияния, порезали континент, а дальнейшая судьба Африки их не волновала.
Летом 1994 года, на излете геноцида тутси в Руанде, я услышала по радио, что Россия посылает туда самолет с гуманитарной помощью, который еще и вывезет из Руанды российских гражданок, вышедших замуж за руандийцев, с их семьями, мужьями, детьми. Меня это поразило. Я подумала: вот, наконец мы меняемся, мы помогаем стране, которая вне наших политических интересов.
Я решила поехать в Руанду и посмотреть, что там происходит. Так я впервые попала в Африку. Потом я ездила туда еще несколько раз — всего в моей жизни было шесть африканских поездок в шесть-восемь стран. Иными словами, я знаю совсем небольшую часть этого континента, который на самом деле очень разнообразен — по крайней мере, куда более разнообразен, чем, например, Европа.
В конце июля 1994 года на самолете МЧС России я прилетела в соседнюю с Руандой страну — Заир, куда, спасаясь от ужасов геноцида, бежали многие руандийцы. Через сутки наш самолет, забрав женщин и детей, улетел в Россию, а я осталась еще на десять дней. На выставке очень много снимков именно из лагеря беженцев на границе Руанды и Заира — это и невероятные похороны погибших из-за геноцида, когда из мертвых тел буквально сооружались курганы вперемешку с землей, и бесконечный многочасовой поход за водой, когда приходилось пробираться сквозь джунгли, цепляясь за лианы, пролезая под какими-то корнями и корягами, сбивая в кровь ноги и неся тяжеленные фляги и канистры с водой. Несчастным людям приходилось проделывать это изо дня в день.
Моя журналистская «карьера» в Руанде закончилась тем, что мы с водителем просто стали подбирать на обочинах умирающих людей и развозить их по госпиталям. Мне всегда казалось и кажется, что человек и его жизнь важнее журналистики. Но после всего, что я увидела и испытала в Руанде, после этого отвратительного ощущения неравенства между приезжими европейцами и бедными, голодными и страдающими местными, на которых многие из моих коллег позволяли себе смотреть сверху вниз, никак не сочувствуя, я больше не могла заниматься журналистикой и, вернувшись в Москву, на десять лет ушла из профессии.
Следующая моя поездка в Африку случилась только в 2003 году: вместе с «Новой газетой» мы проехали несколько африканских стран и сделали большую историю о детях-солдатах. В то время на севере Уганды действовала абсолютно безжалостная Господня армия сопротивления (ГАС) — группировка бандитов, которые крали детей и превращали их в настоящих солдат: заставляли стрелять, участвовать в набегах, убивать. Все это длилось 20 лет. Хотя, я думаю, отряда морских пехотинцев было бы вполне достаточно, чтобы справиться с этими бандитами.
Для сбежавших от боевиков детей были организованы реабилитационные центры, в одном из которых дети рассказали мне, что с ними делали бойцы ГАС. Например, они заводили детей в лес, раздавали им палки, ставили в круг, одного клали в центр, а других заставляли забить его до смерти. Тому, кто отказывался, они предлагали поменяться местами с приговоренным.
Как-то раз мы сидели с этими детьми и обсуждали, кто кем хочет стать в будущем. Все хотели работать шоферами, потому что это крутая профессия. А один мальчик сказал, что хочет быть врачом. Я помню, мы все очень удивились: после всего, что он прошел, он выбрал такое гуманитарное занятие. А потом он подошел ко мне и сказал: «Я подумал, вдруг вы можете заплатить за мою школу? Я очень хочу учиться». И я пообещала ему помочь.
