Иллюстрация: Veronchikchik
Иллюстрация: Veronchikchik

В прошлом материале мы обсуждали важную проблему: как обществу и родителям взаимодействовать с детьми, которые выглядят совершенно здоровыми, но имеют некоторые постоянные, одинаково проявляющиеся в разных местах нарушения поведения? Оборот «одинаково проявляющиеся в разных местах» я бы хотела подчеркнуть особо. Потому что в нескольких письмах читателей описывался другой алгоритм: ребенок везде (в садике, в школе, в кружке) ведет себя более-менее приемлемо и без нареканий, а дома или с кем-то конкретным из членов семьи порою «превращается в монстра». Это совсем другая проблема, имеющая не неврологические, а психолого-педагогические корни, и только в этом направлении с ней и нужно работать, то есть с самим этим ребенком все в общем-то в порядке, и именно родителям следует проконсультироваться с психологом и последовательно менять свое поведение, внимательно наблюдая за результатом.

Прежде чем подводить итоги, я, как всегда, хочу поблагодарить всех читателей, приславших свои отклики. Все они, даже те, с которыми я категорически не согласна, важны и интересны и для меня, и для других читателей проекта. Отдельно хочется поблагодарить всех за уважительность, доброжелательность и корректность высказываний. Меня уже не раз спрашивали: у вас бывают такие острые темы, вы, наверное, публикуете отзывы выборочно, да еще и редактируете их? Честно отвечаю: за все время своего эксперимента с письмами читателей я не публиковала только те письма, которые просили не публиковать сами авторы, и никогда ничего не редактировала, порою опуская лишь приветствия, прощания или абзацы с выражением дружелюбия, обращенным лично ко мне.

Итак, возвращаемся к нашей теме: что же делать с такими детьми? Что предлагают читатели — попробую обобщить.

Во-первых, сразу надо сказать, что в данной теме отчетливо заметен возрастной аспект. Читатели старшего поколения намного чаще предлагают строгость семейного и общественного воспитания для таких детей, вплоть до ремня с металлической пряжкой. Причем предлагают как на основе жизненных убеждений и наблюдений, так и на своем собственном примере: вот, меня пороли, и тем самым, как я теперь понимаю, скорее всего, жизнь спасли.

Люди следующих поколений больше обращаются к гуманизму и пониманию проблемы ребенка, то есть некая общественная эволюция налицо прямо вот в этом, отдельно взятом обсуждении.

Много предложений, на самом деле напрямую граничащих с первым (не знаю только, понимают ли это авторы): родителям самим ребенка не бить и никаких особо карательных мер не принимать, но отдать его куда-нибудь (в кадетскую школу, к жесткому спортивному тренеру, к жесткой учительнице или даже к откровенно жестокой воспитательнице, описанной в материале), где ему «поставят мозги на место» и сделают это фактически за родителей. Опять же приводятся удачные случаи из наблюдений и личной практики, которым нет никаких оснований не верить — некоторым семьям это реально помогло. Правда, здесь надо отметить, что подростка в возрасте 12–13 лет уже практически невозможно «отдать» куда-нибудь против его воли. Исключение — упомянутые в паре писем полукарательные-полукоррекционные лагеря, которые действительно и достоверно существуют в нескольких странах, куда подростков забирают насильно. Пребывание в них стоит бешеных денег. Не знаю, есть ли что-то подобное в России, я слышала только о трудовых бесплатных государственных лагерях, куда трудных подростков из социально неблагополучных семей раньше собирали, сейчас (особенно в эпоху коронавируса) не имею информации, продолжается ли эта практика. В советское время через комсомольско-молодежные лагеря, где четыре часа в день надо было работать, а остальное время общаться и отдыхать под руководством неких наставников, проходило большинство городских подростков-старшеклассников.

Следующее предложение по облегчению положения родителей и ребенка — это постановка правильного диагноза. Об этом много писем. Поскольку такие дети откровенные «пограничники»: иногда выглядят и ведут себя как абсолютно нормальные, а иногда — категорически нет, то постановка диагноза, разумеется, представляет большую проблему.

Многие родители описывают чувство облегчения, когда наконец-то диагноз кем-то (часто чуть ли не случайно) установлен и в соответствии с ним можно определить объем требований к себе и к ребенку. Причины облегчения в общем-то описаны уже в заглавной статье: «Если бы он был больной, я бы тогда точно знала, что это такое, что мне делать, и его лечила», — говорит мама Славика. Читатели пишут в основном о расстройствах аутистического спектра. Странно, что никто не упомянул о гормональных нарушениях — я сама в первую очередь направляю родителей с такими детьми и особенно подростками к эндокринологу, три раза как минимум за практику могу вспомнить, когда медикаментозное устранение гормонального дисбаланса серьезно изменило поведение подростка, и один раз потребовалась операция — у ребенка оказалась доброкачественная опухоль, после удаления которой приступы агрессии и следовавшего за ним просто исчезли.

Дальше совет читателей, к которому я полностью присоединяюсь, — направленная на симптомы когнитивно-поведенческая терапия для родителей и ребенка. Проблемы обычные: довольно трудно найти адекватного специалиста, долго, трудно, дорого и далеко не всегда помогает. Упомянули о новых, недавно возникших возможностях — терапия ребенка по интернету. Не знаю. Я человек предыдущего поколения, поэтому здесь могу чего-нибудь «не догонять» и от комментариев, пожалуй, пока воздержусь. Поддерживающая терапия для матери или обоих родителей онлайн — однозначно да.

Еще много писем про «невключенность» отца. Да, здесь согласна. Отца (в нашем случае он есть и никуда из семьи не делся) можно и нужно «использовать» полнее. Но многие отцы в подобных случаях говорили мне на приемах: видит бог, я пытался. Я с самого начала видел то и это, говорил об этом и о том. Я говорил: дело пахнет керосином, давай-ка попробуем вот так и вот эдак. Вот это делать перестанем категорически, а вот это начнем и продолжим. Но меня просто отодвигали, говорили: не лезь, ты не понимаешь, ты только портишь все и наносишь ребенку психологическую травму. Тыкали в нос какими-то книжками и статьями. И я сдался, перестал, отстранился. Не видел смысла конфликтовать, бороться, да и честно сказать, уверенности-то в своей позиции особой не чувствовал: ведь мог же я быть и неправ? А у жены какая-то там идеология вроде и авторитеты из интернета. Может, им и правда виднее? А потом прошли годы, мне говорят: ты же мужчина и отец, сделай что-нибудь! А что я теперь могу? Что-то сказать? А с чего это ему меня слушать? Взяться за ремень? Так не поможет же уже, не вызовет ничего, кроме злости и ненависти…

Я часто верю этим монологам и прошу учитывать их те семьи, которые только вступают на тернистый путь родительства.

Еще среди читательских откликов есть предложение ничего не делать и ждать, когда «само пройдет». Тут вне всякой конкуренции письмо из Германии, в котором автор предельно лапидарно обосновывает свою позицию историей своей собственной семьи:

«Головой других детей “впечатывала”, но тогда к этому относились снисходительно. А в 15 лет само прошло. И даже не могу вспомнить, почему так делала и что чувствовала. У моего отца это закончилось тем, что в 15 лет он убил в драке соседа, убежал и три года бродяжничал. Это были 50-е годы, его так и не привлекли к суду, он пошел в армию, потом в техникум. Был чудесным отцом, обожал заниматься детьми. Видимо, у него тоже само прошло».

Прокомментировать трудно, если вообще возможно, но и сомневаться в реальности изложенного нет абсолютно никаких оснований.

Есть пара очень взвешенных писем об успешном сочетании тщательно подобранного фармакологического лечения и длительной психотерапии. Как идеал я это безусловно принимаю, но на практике за 30 лет фактически не припомню ни одного разрешенного таким образом случая с указанной симптоматикой (в отличие от многочисленных удач со спортивной секцией и авторитетным тренером, строгой, но справедливой учительницей и даже случаев «а вот само как-то прошло»). Думаю, это в будущем, горизонт развития от ремня с металлической пряжкой вот к этому.

Также нельзя игнорировать и крайние мнения. Первое — это родители «жертв Славиков», которые просто и понятно хотели бы, чтобы их «нормальных» детей как-нибудь навсегда отгородили от этих, «ненормальных». Задача трудно исполнимая, так как обычно у этих детей абсолютно сохранный интеллект и им показано обучение по стандартной школьной программе. А при переводе из школы на домашнее обучение они еще больше десоциализируются.

Вторая крайность — экстраординарные способности «Славиков». Они, дескать, не хуже, а лучше других. Просто мир их «не понимает», и они от этого звереют. Эта позиция лично мне кажется опасной. Несмотря на все общественные тенденции, все-таки, мне кажется, именно отдельный человек  должен приспосабливаться к миру и стремиться, исходя из своих возможностей, его понять, а не наоборот. И именно этому в первую очередь и следует учить детей — понимать мир и людей вокруг себя, приспосабливаться к ним. Я знаю, что эта моя личная точка зрения на данный момент общественного развития уже является спорной, и готова выслушать (и опубликовать, конечно) возражения. Но хочу сразу напомнить, что речь у нас идет не об инвалидах, а о детях-«пограничниках», физически нормально развитых и с сохранным интеллектом.

Еще раз всем спасибо за то, что вы делитесь с нами своими историями, размышлениями и наблюдениями.

Вам может быть интересно:

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб” — Личное». Присоединяйтесь