Master class в темпе вальса. К 80-летию режиссера Алексея Бородина

Это было так давно, что, кажется, и не было вовсе. То ли сон, то ли явь? Но нет, не приснились же мне эти «Отцы и дети» на исландском языке в РАМТе! Чужие на русский слух скандинавские звуки, доносящиеся со сцены, окрашивали знакомый сюжет Тургенева в северный, строгий колер. Но где-то ближе к финалу действие вдруг прерывал вальс. Бесконечный вальс Одинцовой и Базарова. Кажется, что может быть скучнее на сцене зрелища бесконечно кружащейся пары? Один тур вальса, второй, третий… Но эти двое продолжали нарезать круги, как бы и не думая вовсе, что это может кому-то наскучить или затормозить действие. И в этом было «величие замысла». Совсем не хотелось, чтобы этот вальс когда-нибудь заканчивался. Пусть танцуют, думал я. Это же так красиво! Для меня этот танец стал чем-то вроде символа Театра Алексея Бородина. Ведь это он поставил и вальс, и сам спектакль, привезенный на гастроли из далекого Рейкьявика.

Уже много лет его Театр существует помимо любой конъюнктуры и моды и даже вопреки им. В своем темпоритме. Сам по себе. Остров театральной Утопии. В непосредственной близости от государственных твердынь Большого и Малого театров. Адрес, конечно, имеет значение. «Театральная площадь, д. 2» Анатолий Васильевич Эфрос вспоминал, какой для него было радостью после трех сезонов в Рязани снова оказаться в Москве и только просто каждое утро подниматься по мраморной лестнице Центрального Детского театра. Тогда он еще был «Детский»! «Российским Молодежным» он стал при Бородине. Он вообще из тех людей, кто умеет менять не только названия, но и жизнь. Причем делает это без резких жестов и громких манифестов. а тихо, плавно, стараясь никого не задеть словом или локтем. В ритме вальса. Раз-два-три...

Алексей Владимирович — самый воспитанный человек из всех, кого я знаю. И эта его всегдашняя любезность не светская, не фальшивая, а искренняя, идущая от сердца, от внутреннего благородства и какой-то душевной расположенности к людям вне зависимости от их статуса или места в социуме. Конечно, многое тут объясняет его происхождение: эмигрантское детство в Шанхае, обеспеченные родители, старинный русский уклад, вывезенный в Советский Союз вместе с рецептами китайской лапши, православных куличей, слоновой костью и нефритовыми драконами. Каким-то чудом все это сохраняется в семье Бородиных, а значит, незримо присутствует и в РАМТе.

Интеллигентность — это ведь не только умение подавать даме пальто и вести «умные» разговоры в антракте. Это еще и способность к диалогу со временем и совсем молодыми людьми, годящимися ему во внуки. Как ни странно, Бородину с ними интересно. Он что-то в них такое видит, что не хотят и не умеют разглядеть другие. Он знает, как им на самом деле нелегко. Каким колючим может быть ветер на Театральной площади. Как часто им приходится донашивать костюмы с чужого плеча и доигрывать чужие роли в ожидании своего часа. Вряд ли кого-то из них может сильно утешить тот факт, что и Бородину пришлось испить свою чашу унижений, запретов, неизвестности. Ведь до кабинета худрука с видом на Театральную площадь был в его жизнь и Смоленск, а потом долгие годы Киров.

Об этом много писали, но рискну повториться, что детский театр был в советское время чем-то вроде заговоренной территории. Ханжеский лозунг «Все лучшее детям» давал возможность придумывать и творить другую реальность, игнорируя унылые будни за окном. Никто ведь не знал, как должно это «лучшее» выглядеть! Долгие годы всем казалось, что советское детство непременно должно говорить скрипучим контральто Валентины Сперантовой или звонкими интонациями Лидии Князевой. Первой начала борьбу со стереотипами неумолимая мхатовка, режиссер-педагог Мария Осиповна Кнебель, потом появился Олег Ефремов — мечта всех театроведок и актрис 50-х годов. Потом вернулся из своей Рязани Анатолий Эфрос. Спустя годы их эстафету принял Бородин. Но если у двух его великих предшественников с детским театром был только красивый и недолгий роман, то у него всерьез и на всю жизнь.

Бородин вообще человек верный и преданный. Одна жена — прекрасная Елена Владимировна, Леля. Одна верная сподвижница, второй режиссер со времен кировского ТЮЗа — Елена Долгина. Один художник — вдохновенный и тонкий Станислав Бенедиктов, его соавтор и соратник последних почти 50 лет. И даже его многолетнюю привязанность к драматургии Тома Стоппарда я объясняю для себя не только безусловными достоинствами пьес знатного англичанина, сколько обаянием и благородством личности настоящего британского сэра. С Бородиным они сразу заговорили так, будто оба провели свое детство за одной партой в частной школе где-нибудь в Йоркшире.

Все-таки хорошее воспитание — это как принадлежность к тайному братству. Что-то вроде масонской ложи, куда без серьезных поручительств тебя никогда не возьмут. Думаю, что и «Берег Утопии» — грандиозный эпос на темы русской философской мысли и революционного движения середины XIX века — стал возможен только потому, что на сцене РАМТа неожиданно и гармонично сошлись традиции британского красноречия и интеллектуального диспута с русской отзывчивостью и готовностью проживать все всерьез.

И опять, как когда-то про вальс из «Отцов и детей» в Рейкьявике, ему кто-то говорил, что получается слишком долго, что никто не высидит до конца. Но мягкий, учтивый Бородин, если надо, умеет превращаться в камень. И был прав. На самом деле восемь часов — это не так много, чтобы что-то понять про историю России, чтобы увидеть, от каких берегов мы отчалили и куда держим путь.

Фото: Мария Моисеева / РАМТ

Нынешнее «Горе от ума», последняя премьера Бородина в РАМТе, — это тоже в каком-то смысле «воспоминание о будущем», где каждая строчка безошибочно целит и попадает прямо в сегодняшний день. И столько оглушительных совпадений! И как отзывается зал! При этом Бородин не стал ничего форсировать, ничего специально осовременивать. Он просто научил своих актеров естественно и легко говорить стихами Грибоедова. Я давно не слышал, чтобы так читали стихи у нас на столичной сцене. И чтобы всех актеров без исключения было слышно без микрофонов и подзвучек. В этом тоже сказывается школа Бородина: хорошо воспитанный человек не должен заставлять зрителя лишний раз ерзать и напрягаться, чтобы понять, о чем же собственно речь. В РАМТе принято говорить энергично, играть темпераментно, быть заметным в любой точке сцены. Не мудрено, что именно здесь поставили свои лучшие московские спектакли Юрий Бутусов, Рузанна Мовсесян, Егор Перегудов. Ни один из известных мне худруков так не привечает молодых, как Бородин. Он не боится конкуренции. И начисто лишен тщеславия быть всегда первым и единственным. Похоже, ему совсем не знакомо чувство ревности к чужому успеху. И нынешнему заслуженному успеху «Сына» в постановке Бутусова он радуется едва ли не больше, чем своим спектаклям.

Что это, спросите вы? Американцы, не склонные к поиску затейливых эпитетов, говорят в таких случаях только одно слово — Class, делая ударение на раскатистое «а». Алексей Бородин — это действительно «класс», недосягаемый и недостижимый. Хотя он честно старается много лет им поделиться, его передать, научить. Увы, это еще одна его утопия! С днем рождения, дорогой Алексей Владимирович! Вальсируем дальше.

Вам может быть интересно:

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь