История зависимости. Тиффани Дженкинс: «Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь»

В этот момент я примирилась с реальностью своей текущей ситуации. Этим людям на меня наплевать. Они просто дожидаются конца своей смены, надеясь, что во время нее все будет тихо и спокойно. Им наплевать, что я когда-то была капитаном команды болельщиц или избранным клоуном для своих одноклассников. Им не важно, что я была сестрой и дочерью или что однажды выиграла роллер-дерби. Им было все равно, что в старших классах меня как-то раз избрали королевой бала в Валентинов день или что я три года руководила рестораном. Ничто из этого не имело значения, я больше не была прежним человеком. Я была заключенной номер 4012342 — и ничем большим.

После того как в изоляции миновала целая вечность, раздался тихий стук в дверь моей камеры.

— Можно войти? — услышала я мягкий голос с другой стороны двери.

— Да мне похрен, — буркнула я, скорчившись в углу камеры и поджав колени к груди. Я услышала, как щелкнула дверь, но не увидела стоявшего рядом с ней человека. Однако по силуэту догадалась, что это не охранница.

— Я хотела бы подойти ближе, но мне нужно знать, что вы не навредите мне... Могу я быть в этом уверена? — спокойно проговорила женщина.

— Навредить вам? С чего бы мне вам вредить? Я не стану этого делать. Я, черт побери, даже не знаю, кто вы, потому что ни черта не вижу, — сказала я.

— Ну, меня зовут доктор Лашанс, и я хотела бы поговорить с вами.

Я вдохнула поглубже и уставилась в пол:

— Не обижайтесь, но мне в данный момент совершенно не хочется ни с кем разговаривать.

— Что ж, конечно же, я вас не виню; вы сидите в стеклянном ящике, почти обнаженная, лишенная зрения… Вот что я вам скажу. Если мне удастся убедить охрану вернуть вам очки, могли бы вы пообещать мне, что не попытаетесь навредить себе с их помощью? — спросила моя собеседница.

Мое сердце замерло. Способность видеть, что происходит вокруг, определенно помогла бы мне понять свое окружение, и я была бы лучше готова справляться с текущей ситуацией.

— О боже мой, да! Пожалуйста! Я клянусь жизнью своей матери, что буду использовать очки только по их прямому назначению. Пожалуйста, вы можете это сделать? Вы сможете их добыть? — с жаром забросала я ее вопросами.

По голосу собеседницы я догадалась, что она улыбается.

— О, вы явно воспрянули духом, правда? Подождите меня всего минуточку.

Она вышла из камеры, и где-то глубоко внутри меня вспыхнула искорка надежды.

Я воспринимала возможность четко видеть как нечто само собой разумеющееся, и, когда у меня ее отобрали, до меня дошло, насколько она была важна. Я с нетерпением ждала возвращения этой таинственной спасительницы — казалось, ожидание длится долгие часы, — и расхаживала по камере взад-вперед. Потом в мою душу закрались сомнения. Я вдруг поняла, что она не вернется. Мне стало ясно, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. С тех пор как я попала сюда, мне еще не встретился ни один сотрудник тюрьмы, который разговаривал бы со мной как с человеком. Зачем бы милой незнакомке вмешиваться и ни за что ни про что вознаграждать меня очками? Не-е, я просто окончательно спятила, и теперь у меня галлюцинации.

Сломленная этим осознанием, я уселась обратно в угол и прижалась подбородком к коленям. Неожиданно щелкнула дверь. Я подняла голову.

— Привет, Тиффани, это я. Можно войти? — спросила доктор Лашанс.

— Да, конечно! — Я слышала, как ее туфли цокали по бетонному полу, когда женщина вошла в камеру, но потом она остановилась. Все замерло в молчании.

Она хихикнула:

— Ой, я забыла! Вы же, наверное, меня не видите. Я протягиваю вам очки, — с этими словами она сунула их мне в правую руку. Слезы благодарности и облегчения покатились по моим щекам, когда я снова водрузила их на переносицу. У меня отпала челюсть, когда образ моего ангела-хранителя сфокусировался и стал четким. Я была с ней знакома! Как же это я не узнала ее голос? И мое лицо, верно, стало пунцовым от стыда, когда стало окончательно ясно, что это Кейти. Когда-то я была ее тренером в команде болельщиц.

Мне сразу же стало стыдно за то состояние, в котором она меня нашла. Когда мы с ней в последний раз виделись, я была яркой, полной кипучей энергии блондинистой тренершей команды болельщиц, которую она несколько лет считала примером для подражания. А что теперь? Она видела перед собой тошнотворную, бледную, потеющую наркоманку, скорчившуюся в углу тюремной камеры.

Она, должно быть, видела на моем лице всю смесь разнообразных эмоций, потому что мягко положила мне руку на колено и улыбнулась:

— Я знаю, о чем ты думаешь, и хочу, чтобы ты понимала, что человек, которым ты являешься сегодня, в эту минуту, — это не ты. Я знаю тебя настоящую. Ты — самая классная девчонка из всех, кого я знала и знаю по сей день. Я всегда равнялась на тебя, и это не изменилось.

Она попросила меня передвинуться к стене, и мы обе уселись на бетонный пол, прислонившись к стене спинами.

— Похоже, ты свернула не туда на жизненном пути, но я здесь не для того, чтобы судить тебя, Тиффани, а чтобы помочь. Я работаю здесь, в тюрьме, психотерапевтом и просто хочу с тобой поговорить. Ты станешь разговаривать со мной? — спросила она.

Следующие два часа мы с Кейти разговаривали — обо всем подряд. Я рассказывала ей о том, что случилось в моей жизни с тех пор, как я стала зависимой от наркотиков, а она сидела тихо и молча слушала. Время от времени Кейти подавала голос, но только для того, чтобы задать вопрос, который заставлял меня еще глубже вглядеться в свои мысли. Она словно пыталась заставить меня посмотреть на вещи с иной точки зрения. Как ни странно, у меня было такое ощущение, что мы снова вернулись в школу. Впервые за все время с момента ареста я почувствовала себя человеком.

Поговорив с ней, я почувствовала себя свободной. Словно очень долго таскала на себе гигантский мешок с камнями, а Кейти мягко отобрала его у меня, подарив возможность сосредоточиться на предстоящем пути.

— Я благодарна тебе за предельную откровенность. Я знаю, что ты не хочешь умирать, и думаю, ты сама это понимаешь. — Кейти наклоняла голову, пока не поймала мой взгляд. — Мне хотелось бы увидеться с тобой через неделю, как думаешь, это возможно?

Я понимала ее стратегию: она старалась поймать меня на крючок ответственности. Если бы я назначила встречу с ней через неделю, пришлось бы остаться в живых для

того, чтобы эта встреча состоялась. Она пыталась получить гарантии, что я за это время не покончу с собой.

— С удовольствием, — сказала я с абсолютной искренностью.

— Я скажу охране, что ты готова вернуться в общий блок, договорились? — проговорила она, поднимаясь с пола и отряхивая подол юбки. — Не знаю, — засомневалась я. — Все видели, что случилось, и мне будет очень неловко туда возвращаться.

— Можно дать тебе совет — неофициально? Посылай всех на хрен!

Она шагнула ко мне с распростертыми объятиями и крепко обняла. Как это приятно, когда тебя обнимают! До того как Кейти вошла в мою камеру, я была готова разбиться на тысячи осколков, но ее присутствие подарило мне проблеск надежды. Она напомнила мне, что я по-прежнему остаюсь человеком, а с этим ощущением у меня в последнее время было туго.

Я стояла перед входом в общий блок, дожидаясь, пока меня впустят внутрь, и сердце колотилось со скоростью света. Потные ладони пытались удержать выскальзывающий матрац, меня неудержимо колотила дрожь. Охранник смерил меня взглядом с ног до головы, и уголок его рта дернулся в усмешке. Он словно получал удовольствие при виде того, как меня корчило и плющило. Дверь громко щелкнула и распахнулась, и уже привычный шум воплей и полного хаоса наполнил коридор.

— Заходите, — сказал охранник, кивая на дверь. Я вошла внутрь блока, и там разом стало настолько тихо, что упади булавка — ее было бы слышно. Я нашла глазами камеру, в которую меня направили, и пошла к ней по прямой, низко опустив голову.

Когда я переступила порог, миниатюрная, приятного вида блондинка подняла на меня взгляд от записной книжки, которую держала в руках. Я открыла было рот, чтобы представиться, но она перебила меня, вскочив на ноги и вскинув руки.

— О черт, не-ет! — завопила она и вылетела из камеры. Я сделала пару шагов назад, чтобы выглянуть за дверь и посмотреть, куда это она понеслась, и увидела, что она шагает прямиком к «той самой кнопке» у входа в блок.

«Та самая кнопка» использовалась для связи с охраной в чрезвычайных ситуациях. Ею разрешалось пользоваться только в самых крайних случаях. Я растерянно смотрела, как она дважды нажимает кнопку и скрещивает руки на груди с вызывающим выражением на хорошеньком личике.

— Что стряслось? — спросил охранник через интерком.

— Э-э, здрасте, э-э... В общем, кто-то подселил эту суицидницу-стукачку ко мне в камеру, и мне очень нужно, чтобы вы перевели ее куда-нибудь в другое место. Я ей точно морду набью, помяните мое слово, а мне не хочется в карцер, — протараторила она — и все время, пока говорила, сверлила во мне дырку взглядом.

Да что за хрень она несет?!

— Дэниелс, ты прекрасно знаешь, что мы не принимаем никаких просьб. Эта линия связи только для ЧП. Еще раз нажмешь кнопку — и в любом случае окажешься в карцере, — отрубил разозленный охранник.

Гребаная моя жизнь, легко-то явно не будет! Я смотрела, как Дэниелс топает, печатая шаг, к группе девушек и начинает что-то гневно говорить. Она то вскидывала руки к потолку, то время от времени молотила кулаком воздух, и все они по очереди оборачивались, чтобы прожечь меня взглядом. С чего вдруг эта телка на меня взъелась? Я пока не хотела стелить постель, потому что неясно было, чего ждать от этой мелкой психопатки. Я опасалась, что она сорвет с койки мой матрац и примется выбивать пыль из него и из меня, поэтому просто вынесла свои вещи в общую комнату и пристроилась за пустой стол.

Вам случалось видеть школьника-лузера, с которым никто не хочет водиться и который стеснительно садится за стол в столовой в полном вакууме? Это была я, один в один, разве что окружали меня матерые преступницы, а не ученики старших классов.

Я почувствовала на пояснице чью-то руку и дернулась, потому что подумала, что меня сейчас отделают.

— Привет, я Брэнди, — сказала девушка, сунув мне руку для рукопожатия.

Я опасливо пожала ее ладонь, отметив попутно, как она красива. — Я слыхала, ты пыталась убить себя? Отстой полный, я сама пробовала. А еще я слышала, как та шлюшка жаловалась охраннику насчет тебя. Сочувствую. Я тут подумала, что тебе не помешает подруга. Ты как, в моей камере не хочешь поселиться? — И она улыбнулась.

У меня сердце чуть не лопнуло от благодарности.

— О боже мой, да, конечно! — отчаянно выпалила я.

— Пойдем-ка, наша вон там. — Она взяла меня за руку и повела к самой дальней камере в ряду. Моя койка оказалась рядом с ее, и я ощутила мгновенное облегчение, стоило мне оказаться там. Атмосфера здесь была отличная — и только потому, что Брэнди оказалась такой душевной девчонкой.

Остаток дня мы с ней разговаривали о жизни. Точнее, в основном говорила я, а она по большей части слушала. Иногда рассказывала мне истории о собственных безумных поступках, и казалось, что она делала это, только чтобы я приободрилась и перестала так париться из-за своих решений в прошлом. Брэнди показала мне, как здесь заказать шампунь, и поделилась своим ужином. Я даже пару раз от души рассмеялась — кажется, в последний раз это случилось со мной сто лет назад.

Когда пришла пора ложиться спать, Брэнди подошла ко мне и обняла.

— Я очень рада, что познакомилась с тобой; доброй тебе ночи и ангельских снов, увидимся завтра, — проговорила она и запрыгнула на свою койку.

Брэнди была первой подругой, появившейся у меня в тюрьме. Я смотрела, как она сворачивается клубочком, ища удобное положение, и улыбнулась, сознавая, что кому-то я все же небезразлична. Знай я тогда, что через неделю эта девушка будет мертва, возможно, тем вечером обняла бы ее покрепче.

Сделать предзаказ на книгу можно на сайте издательства «Бомбора»

Вам может быть интересно:

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь