Девочка вошла в кабинет, села в кресло и тихо заплакала. Так плачут старые женщины. Я как-то сразу поняла, что это была не злость, не обида и не разочарование. Это было отчаяние. Я испугалась.

— Оля, что с тобой случилось?!

— Все, все против нас, — сказала девочка. — И вы тоже будете против. Это вроде бы правильно, я понимаю. Но я так больше не могу.

— Давай-ка ты не будешь решать за меня, — грубовато предложила я. — Объясни, в чем дело и я сама определюсь, как мне голосовать — за или против.

— Мы любим друг друга, — твердо сказала Оля.

— Ну это понятно, — кивнула я. — А сколько тебе лет?

Девочка была невысокой, но, как я успела заметить, вполне оформившейся.

«Ну вот видите, и вы, как все…» — изобразила она печальной гримаской и ответила:

— Четырнадцать.

— Ага. А ему?

— Пятнадцать.

— Отличный возраст для первого серьезного чувства, — откомментировала я.

— Мы хотим быть вместе. Всегда, — уточнила она. — Мы уже не можем иначе.

— Та-ак, — снова насторожилась я. — Что это значит: уже не можем? Скучаете друг без друга? Или ты беременна?

— Нет, не беременна, — мне показалось, что в ее голосе прозвучало сожаление. — Я с Жолнасом даже никогда вживую не встречалась. Мы в интернете познакомились.

— А-а-а, — я вздохнула с облегчением. — Теперь понятно. А как ты сказала, его зовут?

— Жолнас. Он в Каратау живет, в Казахстане.

— Жолнас понимает, и пишет по-русски?

— Да. У него папа казах, а мама — с Украины. Они в семье по-русски говорят. Но мы не только переписываемся, мы еще по скайпу разговариваем. С видео. Каждый день. Я всех его братьев, сестер знаю, и друзей. А он все мои любимые книжки перечитал и фильмы пересмотрел. А я уже немножко по-казахски понимаю…

— Замечательно! — искренне сказала я. — А много у него братьев и сестер?

— Пятеро — три брата и две сестры. И друзей много, он вообще общительный. Я тоже общительная и тоже хочу много детей. Мы с Жолнасом уже решили — пять или шесть, как выйдет.

— Ну, может быть, потом… — сказала я. — Но не сейчас же!

— Да, конечно, — грустно кивнула она. — Сейчас вы скажете: твое дело в школе учиться, а не детей рожать…

— А ты с этим не согласна, что ли? — с подозрением спросила я.

— Я не могу без него жить, — ровно сказала Оля. — Как без воды или воздуха. Если его нет, мне больше ничего не надо. Мы решили: раз все говорят, что мы еще маленькие и все это несерьезно, расстанемся на две недели, не будем выходить в интернет, и посмотрим, что будет. Я заболела через три дня. Температура под сорок. Врач ничего не понял, отправил меня в больницу — на обследование. Ничего не нашли, сказали — нервное что-то. Через неделю мой брат — ему семь лет, но он очень смышленый, и всегда за мной шпионит — нашел правильные кнопки и сказал Жолнасу, что я в больнице лежу. А у них там горы и есть такой Кровавый Утес — там можно древним духам их народа принести жертву. Они пошли туда с лучшим другом, я его тоже знаю, он наполовину немец, и шли целый день, и там Жолнас разрезал себе руки и лил кровь в пропасть с этого утеса — просил, чтобы я поправилась и чтобы мы всегда были вместе. Потом он сознание потерял, а друг сбегал к тем, которые в предгорьях в юртах живут, они дали ему ишака и он его оттуда на ишаке вывез… А потом мама Жолнаса со мной по скайпу говорила и сказала: девочка, ты, если можешь, не мучай моего сына. Если он тебе не нужен, так прогони его навсегда, не назначай сроков. А если нужен, так приезжай к нам, живи, в школу ходи, будешь нам третьей дочерью, а как вырастешь, так и свадьбу сыграем. Потом она отца Жолнаса позвала, он подтвердил, что у них такая традиция с древности есть — чтобы невеста сына в его семье жила…

Я словно наяву увидела, как два мальчика-полукровки стоят на ветру, на краю этого древнего утеса, среди древних легенд и древних духов, а потом один из них пробирается среди камней, ведя в поводу ослика, на котором, склонившись, сидит второй, с руками, неумело перемотанными окровавленным бинтом.

— А что говорят твои родители?

— Мама сказала, что если еще раз эту дикую херню про Казахстан услышит, или эту раскосую  рожу увидит, выкинет компьютер к чертовой матери.

— М-мда, весьма доходчиво, хотя и не толерантно… Слушай, а действительно подождать вы с Жолнасом не можете? Ну, он закончит школу, может, наверное, приехать сюда учиться… Да и тебе тоже надо получить образование. Как бы не сложилось в дальнейшем, мне кажется, что в Петербурге это сделать удобнее, чем в маленьком городке в Казахстане.

— За учебу здесь его родители не смогут заплатить, у них же еще четверо младших. Но он сказал, что все равно приедет гастарбайтером и будет улицы мести или на стройке, лишь бы быть ко мне поближе. Но мне кажется, это неправильно. Он же там, у себя, хорошо учится, знает, кроме русского и казахского, английский, много читает… А я… Мне в школе неинтересно совсем, я всегда троечница была. Я ничему учиться не хочу. Детей люблю и животных, хотела бы в детсаду работать, или на ферме. Своих детей хочу, дом, сад, огород… Я горжусь тем, что Жолнас меня полюбил, ведь я такая неинтересная… И мне почему-то кажется, что мы все равно будем вместе, или… или совсем ничего не будет…

Честное слово, я едва не заскрежетала зубами от бессилия:  всем известно, что могут предпринять юные, разлученные обстоятельствами влюбленные!

Ободрила, как могла, Олю, вызвала мать.

Бодрая, моложавая тетка с перманентом и крутыми боками:

— Давайте сразу расставим точки над «и». У вас есть дочь?

Я кивнула.

— Отлично, представьте — в четырнадцать лет она говорит: выхожу замуж, поеду жить к чуркам, к мальчишке, которого видала только на картинке. Отпустите?

Я отрицательно помотала головой.

— То-то же. Вот я ей и сказала…

— Вы рискуете, подростки в состоянии отчаяния способны на непоправимые поступки. Не говорю, замуж, но проявить добрую волю всегда можно: позовите их в гости. Может, они друг другу живьем и не понравятся вовсе…

— Вы смеетесь, что ли? Мы живем вчетвером в двухкомнатной хрущевке. Не хватало мне в квартире незнакомых казахов!

— Ну съездите с Олей к ним. Они приглашали, у них большой дом.

— Слушайте, ну я на вас удивляюсь два раза! Вы хоть представляете себе, сколько стоят билеты в Казахстан туда-обратно на двух человек? Я в месяц столько не зарабатываю… И что вообще за блажь — в интернете знакомиться? Ну вон же тебе живые парни в школе, во дворе, на даче. Встречайся, влюбляйся, крути хвостом… Я не дура, понимаю прекрасно, гормоны прут, своего требуют. Сама такая была, тоже в школе в отличницах не ходила, и тоже в 15 лет нашла принца в соседнем дворе и решила: люблю, не могу, умираю...

— И?

— Ну и чего — перетерлись, конечно, в подвале. Ему-то в кайф, а мне надоело быстро, я его бросила. Он уличный был — ни двух слов связать, ни красиво сделать… Умолял, угрожал потом, под окнами ходил, обещал, что в вечернюю школу пойдет, а мне все трын-трава…

— Где он теперь, знаете?

— В тюряге сгинул. Давно уже. Да вскоре после того и загремел первый раз…

Это было мировоззрение. Целостное, неколебимое ничем. Я не знала, что сказать. Угрожать суицидом дочери? А что предложить в качестве профилактики?

— Оставьте их в покое, — сказала я. — Пусть общаются. Это новый мир. В нем — свои законы. Зачем вам обязательно, чтобы в подвале?

— Низачем, — фыркнула она и лукаво усмехнулась. — А как же в вашем интернете полапать-то? Без этого ведь все не сладко…

Я только вздохнула и попросила прислать ко мне Олю.

С ней мы долго и в подробностях говорили о Жолнасе, об их любви и о том, в каком доме и как именно они будут жить вместе со своими детьми. Договорились, что после девятого класса она пойдет учиться на педагога дошкольного образования. Жолнас выбор подруги одобрил. А пока Оля продолжила изучение казахского языка и тюркской культуры (с моей подачи). Удивительно, но это как-то повлияло на ее школьные успехи, и по русскому и английскому вместо вечных троек и двоек появились нередкие четверки…

Все разумные люди знают, что первая любовь обычно проходит без следа и ничем не заканчивается. Но именно о ней потом слагают песни и легенды. И разве жизнь исчерпывается тем, что знают о ней разумные люди?