Сны о России. Выставка «Покой и радость» в Петербургском Манеже
Детский крик встретил меня прямо у входа.
— Покачай меня, — требовало от мамы настырное дитя в розовом платье и белых колготках.
На выставке «Покой и радость» в Петербургском Манеже качели подвешены прямо под потолок. Точнее, под облака (автор сценографии Агния Стерлигова). Взрослые — а они тут основной контингент — садиться на качели стесняются. Поэтому дети, в основном дошкольного возраста, спешат получить свою законную порцию радости. И правильно делают, потому что потом их ждет созерцание мирных ландшафтов, красивых видов, послушных детей и красивых дам, картинно замерших с книгами или вышивкой в руках.
Девизом выставки «Покой и радость» могли бы стать слова поэта: «Не для житейского волненья». Никакой турбулентности, никаких социальных катаклизмов и семейных драм. Тихая заводь реки Славянки — недаром так много пейзажей Павловска. Негромкий триумф privacy за прикрытыми дверьми — недаром так много тут детских портретов, непарадных интерьеров, домашних шлафроков, курительных трубок и самодельных удочек. Что пытался выудить куратор выставки, академик Российской академии художеств Семен Михайловский из недвижных предзакатных вод давно исчезнувшей усадебной дворянской жизни?
В общем, как ни крути, а ничем, кроме как добротным живописным салоном, тут особо не разживешься.
Ну да, есть эпический Айвазовский, чью таинственную морскую метафизику мы только сейчас начали для себя открывать. Нашлось место и хрестоматийному Левитану — куда без его «Над вечным покоем»! Ведь «покой» заявлен уже в названии выставки.
Или без бледного отрока Нестерова Варфоломея? В его кротком взгляде, молитвенно устремленном на Сергея Радонежского, — вся жажда истины, которая истомила и испортила жизнь лучших людей России.
Но при чем тут «покой и радость»? Неужели они только в садово-огородных утехах? В детских шалостях и проказах? В уютной тесноте антресолей, где под низкими потолками проходит частная жизнь?
Жизни свойственно проходить, меняться, заканчиваться. А тут все как будто застыло в сонном, сказочном замирении. И понимаешь, что выставка в Манеже — на самом деле прекрасный сон о России. И еще немного об Италии. Потому что без Италии какие могут быть для нашей души покой и радость? Куда-то ведь надо стремиться, о чем-то надо мечтать! «Родной дом нашей души, живая страница нашей жизни, биение сердца возвышенного, такова Италия» (П. Муратов, «Рассказы об Италии»). Рим, Неаполь, Амальфи — весь туристский маршрут русского путешественника представлен на выставке полотнами Сильвестра Щедрина, Ивана Айвазовского и других художников, навеки влюбившихся в «другие берега».
Как они спешили, как хотелось им сохранить и лазоревый оттенок неба, и летний италийский жар, и море! Знали, что в суровом краю, где выпало им родиться, ничего этого нет. Только снега, снега… Вот и получается, что наши широты к покою не слишком располагают. Да и к радости тоже.
И еще почему-то тебя не покидает мысль, что будет с этими детьми, доверчиво и безмятежно взирающими со своих портретов из золоченых рам. Какая их всех ждет потом жизнь и какой конец? Про кого-то знаешь или можно найти информацию в «Википедии».
Вот, например, детский портрет Михаила Семеновича Воронцова, того самого, который «полумилорд, полукупец». Несправедливая судьба, никто ничего не помнит о нем, кроме язвительных пушкинских эпиграмм, а ведь был он на самом деле герой, воин и выдающийся государственный деятель.
Вот прелестная акварель, где будущий Александр II склонился над сестрой Марией. Тут он только наследник русского престола, обожаемый сын, пытающийся закамуфлировать светской заученной улыбкой собственное подростковое смущение. А есть на выставке и много совсем безвестных детей, чистеньких, одетых во все праздничное, позирующих терпеливо. Что с ними станет, знают, наверное, только дотошные историки, или можно догадаться самим, сверяя даты на их портретах.
Партия судьбы или рока передоверена на выставке музыке Антона Батагова. Она сопровождает вас от входа и до самого конца. Музыка предчувствий, музыка размышлений, музыка, то прибывающая, как морской прибой, то бессильно отступающая, как отлив где-нибудь на Рижском взморье или в Бретани. Музыка не просто фоновое сопровождение, а полноправный соучастник, как хор в древнегреческой трагедии или как вестник в классических пьесах, в руках которого сходятся все нити сюжета, все тайные линии судеб.
В финале они сойдутся на маленьком экране в виде коллекции миниатюрных портретов. Такие раньше или вешали над письменном столом, или ставили в спальне на прикроватном столике, или брали с собой в долгую дорогу вместе с локонами в медальонах. Чтобы не расставаться, чтобы быть рядом. Вместе навсегда.
Невольно глаз зацепится за фотографии двух мальчиков приблизительно одного возраста. И даже внешне немного похожих. Ники, будущий император Николай II, и Володя Ульянов, будущий его убийца, с сестрой Ольгой, про которую известно лишь то, что ее никуда не хотели брать после окончания гимназии как сестру «государственного преступника». Несмотря на золотую медаль. Умерла рано, в 19 лет. И радости было мало в ее жизни. Только один покой на Волковом кладбище, где, говорят, хотел быть похороненным ее брат. Но не дают, не дают… А мы все про покой и радость!