Ностальгирующие по пишущей машинке — яркий пример самоопределяющейся группы. Те, кто сам на ней когда-то стучал или вырос под постоянный треск домашнего «Ундервуда», естественным образом принадлежат к социальной группе, наиболее способной красноречиво о пишущей машинке поговорить.

В ХХ веке пишущая машинка имелась в каждой творческой семье на свете, с разными алфавитами и даже с каретками, двигающимися в разные стороны. Пишущая машинка была одним из самых популярных и в то же время совершенно бесполезным техническим изобретением в истории человечества.

Это не была инновация, позволяющая достичь чего-то принципиально нового. Это не был, к примеру, печатный станок Гутенберга, который резко снизил стоимость книг и привел к их повсеместному распространению. Или компьютер, который позволил сохранять и редактировать текст, переносить его, дублировать и издавать книги. Пишущая машинка, как точно указывает ее название, умела только одно — писать. Что мы и сами умеем, от руки. Писала она чуть быстрее и чуть разборчивее нас, но не настолько, чтобы хорошо тренированный писарь не мог с ней соревноваться.

Пишущая машинка функционировала как примитивный копировальный аппарат, потому что через копирку можно было делать сразу четыре копии. Однако это было важным главным образом для советских граждан, особенно тех, кто печатал самиздат. В СССР, как известно, ксероксы хранились под семью печатями. В странах Запада до изобретения технологии фотокопии офисы широко использовали мимеографы, которые были изобретены еще в конце XIX века.

Без всякой пишущей машинки, строча от руки пером, которое приходилось через каждые несколько слов макать в чернильницу, а через каждые несколько страниц менять, Чарльз Диккенс, Оноре де Бальзак и Лев Толстой умудрились создать десятки томов литературы каждый.

Отсутствие в ней чего-либо нового не позволило пишущей машинке полностью вытеснить рукописный текст. Писатели главным образом продолжали писать от руки, редактировать, а потом набело печатать свои тексты. Теперь же, конечно, почти все работают с электронным текстом.

До самого конца прошлого века, пока еще существовала обычная почта, считалось дурным тоном печатать личные письма. Их писали исключительно от руки. Теперь, конечно, никто таких писем не пишет, все пользуются электронной почтой.

Я тоже рос под постоянное стрекотание пишущей машинки в нашей коммуналке, перемежавшееся с редкими звоночками типа трамвайных на Рождественском бульваре. Меня всегда бесило, что моя мама после звоночка не сразу переводила каретку, а еще долго продолжала печатать на полях. Что-то в этом было незаконопослушное.

Мне не позволяли подходить к пишущей машинке на пушечный выстрел.

«Это рабочий инструмент, — говорили мне строго. — Пишущая машинка не игрушка».

Но когда я вырос, пишущие машинки терпеть не мог, и вот почему. Я очень рано научился печатать вслепую — у нас в школе почему-то был класс машинописи, — и печатаю с минимальной скоростью американской секретарши, 55 слов в минуту. Но очень небрежно, делая миллион ошибок. Сочетание аккуратности и четкости, которую потенциально дает машинописный лист, с невозможностью исправить даже малюсенькую опечатку меня всегда удручало. Никакие изобретения типа «жидкой бумаги» и отбеливающих бумажек девственность испорченного листа вернуть уже не могли. Правда, когда я учился в университете, была такая специальная бумага, которая позволяла стирать машинописный текст ластиком. Это было здорово, но сама бумага выглядела как луковая кожура (она так и называлась), а текст на ней был очень бледен. Поэтому преподаватели эту бумагу не любили.

Я рад, что пишущая машинка исчезла. Если честно, никто ее, наверное, не оплакивал: все быстро перешли на компьютер. Но ее предсмертная агония была не лишена драматизма.

Как известно, революционные инновации не развиваются по прямой. Извозчик, совершенствуя бричку, никогда не усовершенствует ее до такой степени, что изобретет автомобиль. С компьютерами было немного иначе. Фирма IBМ, пионер развития персонального компьютера, была также и крупнейшим, успешнейшим производителем пишущих машинок. Получилась странная ситуация: одно отделение IBM производило компьютеры, причем не очень успешно с коммерческой точки зрения, а другое, производившее пишущие машинки, тем временем изо всех сил пыталось выжить.

В погоне пишущей машинки за компьютером было что-то шекспировское или даже древнегреческое. В ней появлялись все новые прибамбасы: например, шарик вместо молоточков, который можно было сменить на другой шрифт или иностранный алфавит. Или память, позволяющая повернуть время вспять и стереть последние 50 знаков напечатанного текста. Потом появилось окошечко с бегущей строкой, как в компьютере. Набил строчку, исправил ошибки и распечатывай.

Машинки становились все сложнее и все дороже, а компьютеры, наоборот, все проще и все дешевле. В прошлом году, утверждает компания Godrej and Boyce, во всем мире было продано не более 10 тысяч пишущих машинок. После того как компания объявила о закрытии своей фабрики, ее завалили заказами. Но пишущие машинки теперь покупают для декорации, для понта, для того чтобы пощелкать на клавишах и послушать уже забытый треск и звоночки. Пишущая машинка стала не очень дорогостоящей игрушкой. Чем, впрочем, она всегда и была.