Как ПРО победила «русский вопрос»

Сначала он резко высказался по поводу конфликта в августе 2008 года и, в частности, сказал, что его действия там были, оказывается, продиктованы стремлением остановить проникновение НАТО. Понятно, что в предвыборной борьбе противостояние с НАТО выглядит гораздо серьезней, нежели защита интересов Абхазии или Южной Осетии, которую немалая часть избирателей не готова воспринимать как правильный международный шаг Москвы. Потом Медведев выступил с тезисами, содержащими возможную российскую реакцию на развертывание системы противоракетной обороны в Европе. И это выступление тоже было в основном рассчитано на внутреннюю аудиторию, ибо для Запада оно не содержало ничего нового и неожиданного. К президенту присоединились МИД и МО, также выступившие с резкими заявлениями.

Конечно, многие опасения России, связанные с невозможностью полноценно обеспечить сегодня собственную национальную безопасность, имеют под собой основания. Однако объяснять их неуступчивостью Запада, мне кажется, несколько примитивно.

Во-первых, сама Россия продолжает занимать не проактивную, а сугубо реактивную позицию, являясь не ведущей, а ведомой державой в вопросах как своей, так и глобальной безопасности. Это ставит ее в зависимое положение. Логика президентских заявлений (если США сделает этак, то Россия в ответ поступит вот так и т. д.) свидетельствуют о содержательной зависимости российского подхода от действий Вашингтона. Америка методично реализуют свои национальные интересы и видение собственной безопасности в глобальном мире, имея на это полное право. Россия, в свою очередь, занимается безуспешными попытками корректирования американского мировоззрения, вместо того чтобы предложить миру свое глобальное видение безопасности и на основе собственных национальных интересов заняться его продвижением, пытаясь поставить США и Запад в целом в положение, когда уже им придется реагировать на политику Москвы.

Во-вторых, строительство системы противоракетной обороны является не решением НАТО, как это часто пытаются представить в Москве, а вполне осознанным решением правительств и парламентов 26 европейских государств, Канады и США. То есть это коллективное мнение европейских стран, выражающее их политическую волю. Иными словами, дискуссия с ними должна вестись не на военном, а на политическом языке в целях поиска политического, а не военного компромисса. Более того, по вопросу сооружения ПРО среди членов НАТО сложился полный консенсус, связанный не только с общим пониманием целей и задач этого проекта, но и с тем, что он полностью финансируется из США. То есть создает рабочие места в странах Европы, стимулирует инвестиции и развитие технологий, повышение обороноспособности национальных армий, что немаловажно в условиях экономического кризиса. Разбить этот консенсус России не удастся.

В-третьих, нельзя забывать, что страны НАТО в свое время осознанно поставили свою безопасность в зависимость друг от друга. Нападение на одну из них воспринимается как нападение на весь блок. В отношении России это правило, естественно, не действует, если она не член этой организации. В этих условиях ни у НАТО, ни у России нет никаких гарантий, что в случае военной опасности они автоматически придут на помощь друг другу. Да и опасности, как показали многочисленные политические дискуссии последнего времени, две стороны видят очень по-разному. Понятно, что в этих условиях просто невозможно говорить об аутсорсинге со стороны НАТО даже части военных вопросов в Россию. Позиция России тоже свидетельствует, что она не готова передать часть своей безопасности в руки Брюсселя. Существующая в России система ПРО никак не может быть конвергирована в систему, которую НАТО планирует строить в Европе. Отсюда вытекает невозможность создания единой системы ПРО или ее «сегментарного» построения, как это предлагала Москва.

В-четвертых, Москве не стоит сводить проблему своей безопасности к конфликту по ПРО. У нее множество гораздо более серьезных вызовов, где сотрудничество с США и Западом просто необходимо: от нераспространения ядерного оружия до сохранения территориальной целостности; от колоссальных экономических и демографических трудностей до острейших национальных проблем, которые могут разорвать страну; от растущего неверия общества к власти до полного технологического отставания и множество других. Поразителен контраст: США все время обрастают союзниками, они каждый раз оказываются способными собрать под свои военные и политические проекты большие международные коалиции, а Россия продолжает быть страной без союзников, страной, которой приходится полагаться только на саму себя. Этот факт — самый фундаментальный провал российской внешней политики последних десятилетий, который больше, чем любые ПРО, подрывает ее безопасность.

В-пятых, продолжает существовать проблема огромного взаимного недоверия между Россией и Западом. Нельзя забывать, что до сих пор американские ракеты нацелены на Россию, а российские — на Америку. Не военные принимали это решение. Поэтому нынешние взаимные уговаривания поверить в добрые намерения друг друга — разговоры в пользу бедных. С обеих сторон это будет предательством национальных интересов.

Ни США, ни России не нужны гонка вооружений и возврат к холодной войне. Но мне кажется, что поезд ПРО уже ушел. США, так или иначе, будут создавать ее в Европе. России пора начать исходить в своей политике из этого факта, не преуменьшая, но и не преувеличивая его последствий. Понятно, что жесткие антизападные заявления Дмитрия Медведева носили предвыборный характер. Ими решалась сугубо внутренняя задача: сменить главную тему парламентских выборов с национального (русского) вопроса на традиционную угрозу с Запада. Как результат, ПРО победила на выборах «русский вопрос». Но эта предвыборная победа не может быть основой эффективной внешней политики Москвы. И тем более не может стать громоотводом для выяснения отношений власти и общества после выборов.