Валерий Панюшкин: Вечер пятницы

Вечер пятницы застал меня в Лондоне. То есть я честно намеревался закончить до ужина все дела и в ночь на субботу улететь из Лондона в Москву «красным глазом» — так, кто не знает, называется в просторечии самолет, в 23 часа по Лондону вылетающий из Хитроу и в пять утра по Москве прилетающий в Шереметьево.

Видит бог, я хотел лететь «красным глазом». Но начальству разве объяснишь? Никогда ничего на свете невозможно объяснить начальству.

Начальство сказало: «Ты не успеешь справиться с делами так, чтобы улететь в пятницу, даже и ночью. Улетай в субботу». Вот и получилось, что вечер пятницы застал меня в Лондоне.

С делами я справился к обеду. После обеда я посетил Национальную галерею. Изучил в частности «Венеру…» Бронзино — работу настолько тревожную, что какой-то сумасшедший пару лет назад набросился на нее с кулаками, рассчитывая изорвать кулаками холст и не удосужившись прочесть, что писана эта Венера темперой по доске. Только раскровянил кулаки, идиот. Но работа и впрямь тревожная: Купидон с Венерой целуются как любовники, будучи матерью и сыном, ангелоподобная девочка тулово имеет змеехвостого пса, пухленький путти осыпает влюбленных лепестками роз, наступая одновременно на розовые шипы, прокалывающие насквозь его пухленькие ноги, а мрачный человек на заднем плане имеет специфические черты, присущие сифилитикам… Потревожившись, я вернулся в гостиницу и заснул.

К девяти пи-эм, таким образом, я был к вечеру пятницы абсолютно готов: растревоженный, праздный, выспавшийся и голодный — чего же еще желать авантюристу? Я оделся и выехал из своего буржуазного Кенсингтона вон — в Сохо. Там в шумном тайском ресторане «Бузаба» за лапшою с морепродуктами я придумал термин «бузабабы» и, покончив с трапезой, отправился гулять, дабы поглазеть на девушек, определяемых этим термином. Но не тут-то было.То есть, конечно, в Сохо было прекрасно и весело. Вы же представляете, как весело бывает в Сохо по вечерам. Танцующая публика из баров вываливала на улицы, продолжая танцевать. Люди улыбались, люди приветственно махали руками, люди снимали одежду, демонстрируя красивые тела и манифестируя бескорыстную сексуальность. Единственным для меня неудобством было то, что люди все эти были мужеска пола, ибо черта лысого разыщете вы в Сохо вечером танцующих женщин. А я хоть и до посинения толерантен, но танцующие мужчины не интересуют меня нисколько, даже если разденутся до трусов. Постепенно я все более грустнел посреди этого праздника жизни и часов в одиннадцать вечера позвонил лондонской подруге, чтобы спросить прямо: «Скажи мне, а где в Лондоне так же весело, как в Сохо, только чтобы на барных стойках танцевали не юноши в трусах, а девушки, пусть бы даже и в юбках?»

Подруга задумалась. Не без колебаний она предложила мне посетить клуб «Жалюз» неподалеку от Риджент, а ежели там мне не понравится, то ехать в Восточный Лондон и идти от метро «Олд-стрит» туда, куда идут все. Так она советовала, но в голосе ее не было уверенности. К рассвету мне предстояло понять почему… В клубе «Жалюз» на барных стойках более или менее танцевали, но нет, не девушки — девичьи платья. Вся жалюзова страсть сводилась к тому, что платья эти были от модных дизайнеров, туфельки были от дизайнеров еще моднее, но женщины, носившие эти платья и эти туфельки, были холодны, как босховские птицеклювые рыбы.

В этом «Жалюзе» я встретил знакомых, и они потащили меня в «совершенно офигенный клуб» — так они сказали. Клуб, правда, располагался в Кенсингтоне, и это настораживало. И настораживало не зря. Меня привели в небольшую комнату, где было душно, подавали водку с клюквенным соком и веселились биржевые аналитики. Веселье состояло в том, чтобы выбрать из большого сундука парик, маску или шляпу, напялить себе на голову и сфотографироваться айфоном.

«Пошли вы к черту! Пошли вы к черту!» — бормотал я, усаживаясь в черный кэб и веля шоферу везти меня в Восточный Лондон. Там было и впрямь повеселее, но не так даже весело, как двадцать пять лет назад у нас на школьной дискотеке. Я всерьез стал думать, что просто-напросто постарел и ничего меня не радует. Мне всерьез казалось, что главное развлечение у танцующей молодежи заключается в том, чтобы выйти ненадолго из клуба и съесть на углу в лавочке дешевой арабской шаурмы.К двум часам ночи дискотеки стали закрываться. Я вышел из одного клуба, побрел к другому, но туда меня уже не пустили, потому что пора спать.

«Очень хочется писать! — увещевал я охранника. — Пустите, я только пописаю и сразу уйду».

Охранник был непреклонен. Я брел по улице, стараясь беречь мочевой пузырь, как инфарктники берегут сердце. Клубы были закрыты, такси не попадалось. Единственное работающее заведение называлось «Спорт-бар». Я вошел внутрь и заплатил четыре фунта, что, конечно, дороговато, если всего то и хочешь — в туалет.

Этот спорт-бар оказался стрип-клубом. Мужчины сидели за столиками, а женщины на столиках танцевали для них за деньги. Честное слово, больше всего это походило на осмотр у гинеколога. Воспользовавшись уборной, я покинул заведение так быстро, как только мог.

Вскоре нашлось такси. Я ехал в гостиницу и формулировал вопрос: почему геи умеют веселиться задорно и бескорыстно, а стрейты веселиться не умеют и даже имитировать веселье готовы только за деньги?