Идея галереи родилась у молодых художников еще в 1987 году. Они все вместе учились в Суриковском институте. Название придумал Евгений Митта. Правда, к тому времени, как галерея открылась на Страстном бульваре, она уже перестала быть первой — галерея «Марс» появилась в Москве на месяц раньше. «Нас, конечно, очень ругали за название, — рассказала проекту «Сноб» Айдан Салахова, — но придумали мы все действительно самыми-самыми первыми. Просто ремонт у нас затянулся на долгих два года».

 

При воспоминании о том, как все начиналось, у всех троих перед глазами сразу возникает коридор Суриковского института.

 

 

Первой выставкой «Первой галереи» стала групповая экспозиция известных московских концептуалистов — она называлась «Фото в живописи». Афишу сделал Михаил Аникст. «Это была потрясающая идея, — вспоминает Салахова, — просто напечатать изображение двери коммунальной квартиры со звонками, возле которых были написаны фамилии наших художников: И. Кабаков, А. Чуйков, С. Файбисович, Э. Гороховский, Э. Булатов. Плакатов вышло всего сто штук, и сейчас они имеют коллекционную ценность».

 

Что касается первого покупателя, то им стал небезызвестный Тайванчик. «За два дня до открытия галереи, — рассказывает Салахова, — он купил у нас некоторые графические работы Кабакова, Булатова и Гороховского. Мы тогда продавали их за гроши, а сейчас они, понятно, стоят гораздо дороже».

 

Галерейная деятельность начиналась как игра: ребята действовали по наитию, реализуя свое представление о том, что такое галерея. Огромную роль сыграл и семейный фактор. «У Саши отец был актер, у Жени — режиссер, у меня — художник, — рассказывает Айдан Салахова. — Мы с детства наблюдали за тем, как устроена жизнь артистической среды, и понимали что к чему». В то же самое время приходилось делать много черновой работы — мотаться по типографиям, заказывать грузовики, что-то куда-то перетаскивать.

 

Сами того не ведая, молодые люди открыли эру российского арт-менеджмента, хотя как раз о финансовой стороне дела думали очень мало. «Мы шли в галерею не деньги зарабатывать, и это очень важно понимать — говорит Александр Якут. — Нам нужна была тогда свобода в первую очередь, а не "чего изволите?". У хорошей галереи должно быть свое лицо». Отстаивать это лицо иногда приходилось даже с кулаками.

 

Тем не менее это было интересное время. «Все казалось невероятным, все происходило как будто во сне, — вспоминает Евгений Митта. — Однажды в кафе мы встретили Стаса Намина, а рядом с ним человека, очень похожего на Фрэнка Заппу. «Слушай, — говорю я Айдан, — по-моему, это Заппа». А она: «Не может быть!» Но тут же сама подлетела к Намину со словами: «Стас, привет, как дела?». А тот ей: «Нормально. Кстати, вот познакомься, это Фрэнк Заппа».

 

Потом Заппа зашел к ним в галерею. И предложил Гороховскому напечатать майки со Сталиным, состоящим из маленьких Лениных (была у художника такая работа), но Гороховский наотрез отказался.

 

Самым ярким проектом «Первой галереи» была выставка «Обнаженные» Хельмута Ньютона, которая проходила в ноябре 1989 года.

Успех был невероятный. Приехал и сам Ньютон — не только в качестве почетного гостя, но и как репортер: журнал Vanity Fair заказал ему съемку для материала о «Первой галерее», ни больше, ни меньше. Ну, а потом Хельмута Ньютона чествовали в ресторане «Будапешт» — под оркестр и многочисленные тосты.

Благодаря сочетанию наивности и наглости «Первая галерея» навсегда вписала себя в историю Венецианской биеннале, выставив в 1990 году на открытии Советского павильона новую работу классика американского искусства Роберта Раушенберга, написанную специально для этого случая. А знакомство с Великим Бобом состоялось в мастерской Зураба Церетели.

Этот случай с картиной американца в Советском павильоне стал первым в практике биеннале. До того момента еще ни одна страна не включала в свою экспозицию работы иностранцев. «Наша выставка получила почетный приз, — рассказывает Евгений Митта, — а на следующий день после открытия итальянские газеты написали, что русские скупили всю водку в Венеции. Так оно и было. Мы же не знали, что нужно еще и фуршет устраивать. В результате уже прямо в Венеции пришлось занимать деньги. Причем из всей этой затеи получилась отдельная инсталляция. Расстелили на балюстраде одноразовые красные скатерти. На них расставили бутылки с водкой и банки с маринованными огурцами — соленых мы в Венеции не нашли. Да и водку там почти не пьют: мы бегали по барам, скупая у них по бутылке, по две».

Но почетный приз все-таки достался русским, а Раушенберг плакал, расставаясь с ребятами в Венеции.

«Первая галерея» закрылась в 1992-м, когда СССР уже прекратил свое существование и интерес к перестройке и гласности (тоже уже отошедшими в прошлое) начал во всем мире угасать — вместе с интересом к российскому современному искусству. «Я сначала жалела, что галерея закрылась, — говорит Салахова, — даже плакала. Но потом поняла, что все произошло очень вовремя». «Если бы мы тянули и дальше, — признается Александр Якут, — то наверняка бы разругались в пух и прах, а так вот до сих пор дружим».

Было принято решение: пусть каждый делает свою собственную галерею, но прежнее название использовать нельзя. Через год Салахова открыла «Айдан-галерею». Через два появилась Yakut gallery. Евгений Митта долго занимался интерьерным дизайном, но в конце концов и у него тоже родился cобственный проект — Paper Works gallery. Правда, сейчас у галереи Якута уже нет помещения, а у Митты, в связи со сменой владельца на «Арт-стрелке», намечается как минимум переезд. Но это все частности. Опыт, который все трое приобрели тогда, в «Первой галерее», помогает им сегодня справляться с любыми трудностями. «А кроме того, — добавляет Айдан Салахова, — частную галерею ты можешь закрыть или открыть в любой момент. И ни перед кем тут отчитываться не нужно».

 

Марина Федоровская