Валерий Панюшкин: Ересь всепрощения

Мысли, которые я выскажу, являются еретическими. То есть буквально, насколько я понимаю, признаны ересью на Пятом Вселенском соборе в Константинополе в 553 году. Тем не менее я все чаще и чаще думаю эти мысли, ибо ни в чем больше не нахожу утешения, и никто не может дать мне надежды, кроме Оригена Адаманта.

Вокруг меня люди только и делают, что кричат: «Нет прощения! Не можем простить! Не простим!» А я думаю, что прощение есть, неспособность простить временна, и в конце концов все простят и все будут прощены.

«Не забудем, не простим!» — лозунг нацболов, подхваченный и на Болотной, и православными активистами на молитвенном стоянии у храма Христа Спасителя, и многими защитниками Pussy Riot, — это, конечно, юношеский лозунг, опрометчивый, лозунг человека, который не поверил еще всерьез, что однажды станет прахом. Я-то думаю — забудем, простим. Потому что однажды станем прахом. И кто же тогда будет не забывать и не прощать?

Многие (в том числе журналист Михаил Леонтьев) говорили мне, что Pussy Riot нельзя простить, потому что они оскорбили не людей, а Бога. Дескать, оскорбление себе мы могли бы простить, а оскорбление Богу — никогда. И еще многие мне говорили, что нельзя простить Pussy Riot, потому что они не раскаялись в содеянном. Дескать, нельзя простить человека, который не просит прощения.

Но это неправда. Согласно Евангелию, преторианские воины не просто оскорбляли Бога, но «плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове» (Мф 27:30). А потом повели казнить. И никто из палачей даже и не думал раскаиваться или просить прощения. Тем не менее Господь прощал их и молился за них: «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк 23:34).

Странным образом, наиболее последовательной по вопросу прощения Pussy Riot является позиция певицы Елены Ваенги, которая пишет в своем твиттере: «Я не Иисус Христос и не могу прощать всем». То есть понимает, что по-хорошему надо бы простить, но — не может. Не справляется со страстями. Это ничего, Елена, однажды страсти отступят, и простить получится.

Я утверждаю, что однажды наступит день, когда каждый человек простит всех. Агностики достигнут всепрощения в день смерти. Верующие — в день Страшного суда.

В двухсотые годы по рождестве Христовом александрийский богослов Ориген не то чтобы утверждал, но предлагал подумать, так ли уж страшен будет Страшный суд. Не разумно ли предположить, говорил Ориген, что в день Страшного суда Господь простит всех, не только всех людей, но даже и всех падших ангелов, включая Сатану? Ориген называл это «апокатастасис», восстановление. И полагая, что на Страшном суде всех простят, Ориген не отрицал при этом рая и ада, не отрицал воздаяния праведникам и возмездия грешникам.

Я люблю думать про это. Я люблю думать, как предстает перед лицом Господа какой-нибудь распоследний убийца, хоть бы даже и Гитлер. И как в Полях Господа встречают Гитлера шесть миллионов убитых евреев, и все они живы. И как, получив прощение, Гитлер падает на колени и говорит: «Господи? Но как же? Я же убил миллионы людей!» И получает ответ: «А я убил всех». И думает: «Да, Ты убил всех, но Ты и спас всех, а я только убил». И эта мысль начинает гореть в голове убийцы, как уголь. Она-то и есть его ад, его вечные муки, нисколько не противоречащие тому, что он прощен и прогуливается тут в Полях Господа рядом с Шиндлером и Валленбергом, то и дело встречаясь с ними и опуская глаза. Вечно! И была бы его воля, он бы выбрал кипеть в смоле.

Я люблю представлять себе, какое лицо может быть у православного активиста Босых, когда тот предстает перед своим Богом, который никогда не прощает, и — прощен. Я люблю думать, как Надя Толоконникова встречается с Богородицей. Лично. И может повторить Ей фразу «Богородица, Путина прогони», потому что Путин тоже ведь здесь, в Полях Господа. Надя может повторить эту фразу, но не повторяет, мне кажется, потому что совсем уж как-то глупо и даже немного стыдно.

Я люблю думать, что там, в Полях Господа мы все — дети, ибо мы ведь дети. Я люблю представлять себе, как ангел с огненным мечом заботливо говорит Бастрыкину и Навальному: «Леша и Саша, возьмитесь за ручки, а то опять потеряетесь». А другой ангел читает книжку Лимонова и говорит: «Молодец, Эдичка, хорошее написал сочинение». А потом читает книжку Немцова «Путин. Итоги» и говорит: «И ты, Боречка, молодец, тоже хорошее сочинение». А Лимонов смотрит, как при конце времен планеты и звезды в небе складываются в огненные буквы, и думает, что вот как, оказывается, Автор может складывать слова. А Немцов смотрит на итог времен, и понимает, что вот ведь, оказывается, какие могут быть «Итоги». А потом ангел возвращает писателям их книжки, перепутав случайно или нарочно. Я думаю — случайно.

Подобные мысли, как правило, настраивают меня на благодушный лад. Совсем уж в качестве шалости я представляю себе, как Соколова и Наврозов оказываются в Полях Господа на одном поле и как им приходится на этом одном поле… Да-да, апокатастасис предполагает ведь восстановление и тел со всею их телесностью.

Я утешаюсь этим. Не знаю, чем утешаются агностики. Тем, что станут прахом? Лягут в землю, забыв думать о том, чья это земля и кто здесь власть. Ума не приложу. Мне интересно только, успевают ли агностики за миг до смерти понять, что простить можно кого угодно, за что угодно и в любой момент? А если не сумел простить, то беспокоиться незачем: однажды станешь прахом, и всепрощение придет само собой.