Константин Андреев: Неприкасаемые

Для затравки расскажу вам притчу.

Стояла в одном городе кирпичная пятиэтажка 73-го года постройки, и висела на ней жестяная табличка: «Дом борется за звание “Дом образцовой культуры быта и содержания”».

Раньше такие таблички ржавели на каждом углу. Для отчетности. Однако жильцы нашей аллегорической пятиэтажки боролись всерьез. Проводили общие собрания в сквере у песочницы. Разбирали полеты. Вместе ломали голову: как бы еще окультурить быт. Спорили до хрипоты, не церемонясь. Вставали на разные идеологические позиции.

— Все балконы надо застеклить! — кричали одни.

— Главное в балконе — индивидуальность! — возражали другие.

— Все рамы перекрасить в цвет морской волны! — предлагали одни.

— Выбор цвета рамы — неотъемлемое право каждого жильца! — горячились другие.

— А в песочнице гадить — это вашей болонки неотъемлемое право?

— Клевета! Инесса никогда не справляет нужду в песочнице!

— Да Петр Семеныч видел собственными глазами! Потрудитесь научить животное ходить за периметр двора!

— А вашего сынка кто научит не водить пэтэушников на детскую площадку?..

Ну и так далее. За словом никто в карман не лез, но и до драк не доходило. Покричат, договорятся, разойдутся.

В общем, давно бы заслужил наш дом вожделенное звание, если б не Иванов из двадцатой квартиры. На собраниях он объявлялся редко. Если приходил, повестка дня неизменно накрывалась медным тазом: разинет Иванов пасть и учит всех жить, пока не стемнеет. Других он при этом не слушал в принципе. Денег на благоустройство двора не вносил. График уборки подъезда игнорировал. Зато расклеил по стенам китайскую пленку с котами и отхапал половину лестничной площадки. Отгородил ее фанерой — дескать, всем Ивановым положена «расширенная прихожая». На балконе жег всякую дрянь, а в окна выставлял колонки на 50 ватт: пусть микрорайон притащится от Стаса Михайлова. Жену Иванов прилюдно таскал за волосы, детей лупил ремнем до крови. А на досуге строчил во все инстанции жалобы на соседей.
Никому другому наши жильцы не спустили бы и сотой доли таких безобразий. Вмиг содрали бы китайских котов, разломали фанеру и вызвали милицию. Но Иванов, понимаете ли, был неприкасаем. Только заикнется кто про его выходки, сразу шиканье со всех сторон:

— Тсс! Иванов заслуживает особого отношения! Во-первых, он очень ранимый. А во-вторых, он же и убить запросто может. Знаете, какая у него биография?

Все знали, какая у Иванова биография, и срочно меняли тему разговора.

На этом месте притча заканчивается, а читатель недоумевает:

— Дураки твои жильцы. «Ранимый»! Нечего с такими цацкаться. Не хочет уживаться с людьми на равных — пускай проваливает на хутор бабочек ловить.

Вот и я недоумеваю.

Почему одни жильцы пятиэтажки по имени Земля по-прежнему ранимей других?

Я понимаю, если мировоззрение в наличии одно, причем единственно верное. К таким временам и странам вопросов нет. Открываешь, допустим, «Краткий философский словарь» 1952 года издания, а там тебе черным по белому: «Сила марксистско-ленинского мировоззрения неодолима». Платону в этом философском словаре отведена ровно одна страница, а И. В. Сталину — восемь, и это не считая гениальных цитат во всех прочих статьях. Плюс вкладка с портретом. Сразу понятно, кто тут Иванов, насколько он ранимый и с каким придыханием следует отзываться о марксизме-ленинизме.

Полезно также открыть конституцию Исламской Республики Иран. Например, перед командировкой. На первой же странице «божественные откровения и их основополагающая роль в толковании законов», а заодно «Страшный суд и его конструктивная роль в человеческом совершенствовании». И сразу ясно: другие взгляды на человеческое совершенствование в Иране не предусмотрены. Не хочешь обидеть ранимых имамов — молчи про ислам в тряпочку. Надо выпустить пар на людях — клейми коварных сионистов.

Наконец, полистаем Ветхий Завет, сочиненный для внутриплеменного употребления на территории Ближнего Востока 25-вековой давности. «Хулитель имени Господня, — популярно объясняет нам анонимный автор, — должен умереть, камнями побьет его все общество: пришлец ли, туземец ли станет хулить имя Господне, предан будет смерти». Что тут непонятно? Попадешь к древним евреям — держи свои соображения об их моральном облике при себе. Живее будешь.

Нет, недоумение мучает не в древней Палестине. Оно мучает здесь и сейчас. На той части планеты, где законы гарантируют свободу мысли, слова и мирного протеста. Где можно иметь самые разные убеждения — и до хрипоты, не церемонясь, спорить о чем угодно. Лишь бы имелись доводы помимо брани и мордобоя.

Любая свобода имеет цену. За свободу мировоззрения приходится платить толстой кожей. Либерализм, марксизм, национализм, феминизм, вегетарианство, мальтузианство, гомеопатия — какие бы взгляды ни водились в наших головах и как бы мы ни чахли над ними, долг перед обществом у нас один: терпеть едкую критику, сносить насмешки и точить аргументы вместо ножей. Ни одна идеология, ни одна сокровенная страсть не застрахована от безжалостных нападок. Попробуйте в публичном споре заикнуться про особую «ранимость» экологических активистов или фанатов «Властелина колец». Устанете измерять глубину лужи, в которую сели.

Неприкасаемый Иванов у современного общества только один.

Имя ему религия.

Разумеется, нынешняя Европа не Пакистан. Здешние суды больше не приговаривают к смертной казни за оскорбление пророка, а полиция не хватает одиннадцатилетних девочек, «осквернивших» Коран. Но и законы ряда стран ЕС по сей день окружают веру в сверхъестественное материнской заботой. Итальянский УК обещает до 5000 евро штрафа всякому, кто «публично оскорбит религиозную конфессию». В Ирландии публикация или произнесение «текста богохульного содержания» может обойтись в 25 000 евро. В Германии за «грубое» хулиганство во время религиозной службы, в принципе, могут дать до трех лет (к чести немцев надо сказать, что наряду с религиями закон бережет некие «мировоззренческие объединения»).

А главное, почти везде — даже в стране вроде Швеции, где последний закон об «оскорблении чувств верующих» сдали в музей сорок лет назад, а мусульман заставляют резать овец с использованием анестетиков, — широкая общественность намертво свыклась с особой ранимостью религиозного взгляда на мир. Люди, ненавидящие насилие и готовые отдавать ползарплаты на борьбу за права женщин и детей, начинают невразумительно мямлить, если оказывается, что посольства горят и права попираются во имя какого-то бога.

Почему религиозное мировоззрение равнее других? Почему мы, как в гипнотическом трансе, без конца твердим про особое уважение к людям, которые даже не могут представить себе нравственность без веры в загробный приемник-распределитель?

Можно долго обсуждать исторические причины. Тысячи лет религия была единственным доступным суррогатом философии, медицины, морали и тех самых законов, которые продолжают ее беречь. Какая цивилизация оправится от такой родовой травмы за пару коротких столетий? Ситуация усугубляется тем, что религию по-прежнему прививают с раннего детства. Как следствие, миллионы людей не отличают веру в сверхъестественное от этнической принадлежности, а любая критика религиозного мировоззрения отметается как проявление ксенофобии.

Все это помогает понять, почему мы смиряемся с «ранимостью» верующих. Но не объясняет природу самой ранимости.

А природу религиозной ранимости огласили на днях в Хамовническом суде. «Действия Толоконниковой, Самуцевич и Алехиной, — зачитала судья Сырова, — возбуждают у них (верующих. — К. А.) ненависть и вражду». К кому? К Толоконниковой, Самуцевич и Алехиной — к кому ж еще? Косноязычный приговор невольно выдал гнусную тайну: трем девушкам впаяли два года тюрьмы за то, что некоторые православные граждане Российской Федерации решили их возненавидеть.

Член Общественной палаты РФ С. Марков выразился еще ясней: «если Pussy Riot выходят на свободу без наказания», то оскорбленные любители бога и РПЦ «совершат самосуд и линчевание участниц панк-молебна». Иными словами, судья Сырова милостиво укрыла Pussy Riot за решеткой от нашего коллективного Иванова. Теперь неприкасаемым осталось лишь ходить по московским кафе и натравливать полицию на всякого, кто наденет футболку с политической просьбой к Богородице. Молите их обиженного бога, чтобы они, войдя во вкус, не начали резать переводчиков «панк-молебна» на иностранные языки. В конце концов, у них есть сияющий пример для подражания: исламские братья по неприкасаемости, зверски убившие японского переводчика «Сатанинских стихов» Салмана Рушди.

«Ранимость» верующих не в тонкости душевного устройства, а в готовности благословлять насилие, если уж не душить неверных собственноручно. Такой ранимости у нас пруд пруди и безо всякой религии. Заветное желание расправиться с инакомыслящими посещает не только религиозные мозги. Но только верующие получают двойную санкцию на ненависть: и от своего милосердного бога, и от общества, бубнящего несвежую мантру об «уважении религиозных чувств».

Не хотите терпеть Иванова всю жизнь?

Забудьте о его ранимости.