Валерий Панюшкин: Покемон Навального

Оскорбление чувств — это когда к чувствам примешивается скорбь. К моим чувствам верующего скорбь примешивается довольно часто. Мои чувства часто бывают оскорблены. Только я бы отделял «оскорбление чувств верующих» от «озлобления чувств верующих», когда к религиозному чувству примешивается злоба.

Я ведь писал уже, что меня оскорбила акция Pussy Riot в храме Христа Спасителя. Знаете как что? Как обыск в квартире Навального, когда следователи взломали детские тайники и перерыли в этих тайниках какие-то детские секретики: фантики там ценные, машинки поломанные, бакугана, покемона — перерыли. Вот и в алтаре у православных — секретик, таинство Евхаристии, и сжимается как-то в груди, когда чужие прикасаются к этой тайне. Атеисты мне говорят, что никакой тайны там нету, что попы там просто вино теплой водой разбавляют и хлеб крестят, и это все равно как если бы следователь в квартире Навального объяснял бы его детям, что в тайниках у них бессмысленные бумажки и ломаные пластмасски, а не ценные фантики и любимый бакуган. Еще обиднее. Чувства оскорбляются, то есть смешиваются со скорбью. Как объяснить? Никак не объяснишь.

Впрочем, еще больше оскорбил мои религиозные чувства Аркадий Мамонтов, много раз показавший акцию Pussy Riot по центральному телевидению. Это все равно как если бы жена Навального сняла обыск в своей квартире на видео и раз за разом показывала бы своим детям, как следователи курочат их тайники, и объясняла бы детям, какие эти следователи мерзавцы.

Второй раз мои религиозные чувства Мамонтов оскорбил, произнеся слова «гонения на церковь». Я-то думал, что мы чтим память новомучеников, погибших за веру, а оказывается нет — гибель тысяч священников приравниваем к трехминутной девчачьей выходке в храме. Как объяснишь? Никак не объяснить этому долдону. Оттого и скорбь.

Как объяснить, что куда больше, чем Pussy Riot, мои религиозные чувства оскорбляют православный активист Босых, который от имени Бога бьет женщину, и православный активист Энтео, который от имени Бога срывает с человека майку? Потому что я же читал: «Тут книжники и фарисеи привели к нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставивши ее посреди, сказали Ему: “Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии; А Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями…” Но Иисус… сказал им: “Кто из вас без греха, первый брось на нее камень”… Они же, услышавши то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди». (Иоанн 8: 3–11)

Я думаю, окажись там рядом со Спасителем Босых и Энтео, немедленно схватили бы по камню и бросили бы в блудницу, загубив один из самых духоподъемных эпизодов Евангелия.

Так я думаю. Так я чувствую, вернее. Но не успевает стихнуть скорбь моя по поводу православных активистов, как атеистический наш Босых — Артемий Лебедев посылает Бога на х… А компания атеистических Энтео публикует в блогах проект закона о защите чувств атеистов. И чувства мои опять оскорбляются. Разве объяснишь Лебедеву, что, наткнувшись на его запись в блоге, я чувствую себя так, как если бы какой-то блогер послал на х… моего отца? Хотя отец не читает блогов, не увидит этой записи и не обидится.

Как объяснить юристам-атеистам, что закон о защите чувств атеистов не стоит выдумывать даже в шутку? Дело ведь вовсе не в том, чтобы прищучить верующих так же, как новым законом о защите чувств верующих прищучены атеисты. Дело не в том, чтоб и верующим стало так же плохо, как стало теперь атеистам. Дело в том, чтобы и атеистам, и верующим было хорошо.

Я пытаюсь высказывать разным людям эти свои чувства верующего, а мне отвечают: «О чем ты вообще говоришь? Бога нет! Как может человек в двадцать первом веке верить в то, что Земля создана семь тысяч лет назад и что женщина создана из ребра мужчины?»

Тут уж я совсем оскорбляюсь. То есть очень много скорби примешивается к моему религиозному чувству. Это ж с самого начала надо все объяснять! Это ж никак не объяснишь. Вы что же, совсем не умеете понимать текст ни поэтически, ни метафорически, ни символически? Это что же, когда вы у Гомера читаете: «Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос», вы представляете себе бабу с красными пальцами?

Никак не объяснишь. Но в суд за оскорбление своих религиозных чувств я подавать не буду ни на Лебедева, ни на Энтео, ни на кого. Сам по себе суд оскорбил бы мои религиозные чувства, и вы знаете, что я мог бы привести тут десяток приличествующих цитат из Писания и Предания.

Но и чувств я не переменю. Разубеждать меня бесполезно. Это же чувства. Я могу контролировать свои реакции, слова и поступки, но чувств контролировать не могу.

Я не очень надеюсь, что кто-нибудь мои чувства поймет. Это очень трудно — понять чувства другого человека. Но я очень надеюсь, что кто-нибудь когда-нибудь мои чувства верующего — пощадит.