Неоднозначный Сталин в оппозиции

Прошедший в ночь на субботу, 6 октября, раунд дебатов кандидатов в Координационный совет оппозиции запомнится не острой политической дискуссией, а неожиданным единодушием. В рамках традиционной рубрики «один вопрос для всех участников» организаторы поинтересовались, как кандидаты относятся к деятелям российской истории — Сахарову, Ельцину, Горбачеву, Ленину, Солженицыну, Сталину, Гайдару. Тут началось нечто странное. Примерно каждый второй ответ открывался или завершался поразительной чеканной формулировкой «это неоднозначная личность». Так, под утверждением «Иосиф Сталин – неоднозначная личность» в той или иной форме, под более или менее красивым предлогом подписались все без исключения участники очередной дискуссионной четверки.

Судя по не очень убедительным, и еще чаще — не очень уверенным выступлениям кандидатов, словосочетание «неоднозначная личность» тем вечером указывало на один из двух вариантов. Либо кандидат не слишком хорошо знал предмет и использовал известный со школы прием «я Солженицына не изучал предметно, поэтому говорить не считаю правильным». Либо у него было собственное мнение, не важно какое, но он боялся его озвучить и таким образом потерять тот или иной сегмент аудитории (например, ярых сталинистов или ярых антисталинистов) — и, так сказать, раскладывал яйца по разным корзинам. Как сказал кандидат в КС Андрей Давыдов, «этот человек (Сталин. — Прим. ред.) сделал для страны очень много, и при этом и хорошего, и не очень». Картина получилась довольно печальная, а значит, интересная.

Винить в таком результате исключительно самих кандидатов сложно. Да, с одной стороны, они — предполагаемая верхушка политического класса, и им мямлить пристало еще меньше, чем случайной жертве социологического опроса. С другой — политического класса этого у нас в стране считай нет, одно название, и конкретные люди в этом не виноваты. С третьей — они и мы вместе с ними действительно не обладаем канонической версией отечественной истории, освященной годами исследований. В каждой стране общее историческое знание оставляет пространство для интерпретаций и проявления симпатии и антипатии, но почти во всех странах зафиксированы исторические факты: кто поджигал здание парламента, кто начинал войну, кто убивал своих сограждан. То есть любить тирана и убийцу и ненавидеть законно избранного лидера никто не запрещает, просто сначала надо утвердить термины.

В России термины до сих пор плавают. В уже традиционных ежегодных спорах о природе событий августа 1991-го и октября 1993-го хоть сколько-нибудь существенными аргументами обладают лишь непосредственные участники тех событий и их современники. Да и то большинство аргументов зависают на уровне «а я стоял вон там, я точно помню». Люди моложе, например я, могут опираться лишь на коктейль усвоенных в детстве и юношестве сведений. Да, я верю тому, что мне рассказали родители, — но ведь верят почти все, и права у меня со всеми равные. В нормальной ситуации в случае разногласий я мог бы отослать оппонента, оппонент мог бы отослать меня к известной нам обоим книге, газетной публикации, фильму. Но этого ресурса у нас нет, у нас нет общей памяти. Полки книжных магазинов ломятся от «партийных» историй и мемуаров, но ни одной книги, которая удовлетворила бы и моего потенциального оппонента, и меня нет. Подшивки газет двадцатилетней давности лежат в паре библиотек по всей стране, и я заранее снимаю шляпу перед теми героями, которые изучают свою историю по архивам, но не могу призывать к этому других. Школьные и университетские учебники, за несколькими приятными исключениями, представляют собой в лучшем случае унылую жвачку, в худшем — реакционную пропаганду.

Вернувшись на родину в начале 1990-х после нескольких лет в России, американский журналист Дэвид Ремник написал о последних годах жизни Союза огромную книгу «Мавзолей Ленина», которая получила Пулитцеровскую премию. Это хорошая книга. Очень хорошая. Но как вы думаете, какая доля россиян согласится исследовать историю собственной страны в изложении американца? Ничего удивительного, что «Мавзолей» до сих пор не переведен на русский язык. Удивительно другое: ни один российский журналист или историк так и не собрался написать хоть что-нибудь похожее. Пулитцер манит, тамошние издательства относятся к подобным проектам с пониманием и интересом — все это так, но легче не становится. Время идет, участники тех событий умирают, возможностей написать подобную книгу становится все меньше и меньше. Рано или поздно — скорее, рано — они исчезнут совсем.

Проблема еще и в том, что история для нас — это история побед. Поэтому триумф в Великой Отечественной войне, полет Гагарина, победа над Наполеоном — это исторические события. Поэтому «Именем России» становится герой мифов и легенд Древней Руси Александр Невский. Поэтому Катыни, Чернобыля, Первой мировой и Крымской войн в нашей истории нет, и только три процента населения периодически расчесывают эти раны.

Не так давно в руководство Министерства образования пришла сильная команда людей, которые, судя по всему, совершенно искренне хотят поднять российское образование. Проблема в том, что естественно-научное образование поднимать гораздо легче, чем гуманитарное: физика и математика «полезнее» филологии и истории, приносят больше денег и публикаций в международных научных журналах. История не тот предмет, под изучение которого прогрессивные бизнесмены выстроят кампус за миллиард долларов, пригласив в качестве архитектора Нормана Фостера. Тем не менее — и пятничные дебаты на «Дожде» стали еще одним тому подтверждением — выбора у нас нет. Если мы не возьмемся за историческое образование всерьез — мы как государство, мы как общество, мы как люди, — то уже довольно скоро все без исключения персонажи отечественной истории превратятся в неоднозначных личностей.