У здания Ленинского районного суда я познакомился с человеком-граммофоном. Он был небрит, в китайском «абибасе», пах вчерашним пивом, стоял в обнимку с другим таким же существом и скандировал: «Вор должен сидеть в тюрьме».
— Вы, простите, за что выступаете?
— За то, чтобы... это... вор должен сидеть в тюрьме.
— А какую партию представляете?
— Да мы не с партии никакой, ничо ваще.
— Но вы против Навального?
— Ага.
— А почему?
— Потому что вор должен сидеть в тюрьме.
— А что он украл?
— Этот, б..ь... Вась, что он украл?.. А, лес. Вы слово «б..ь» запикайте там, хорошо? Вор должен сидеть в тюрьме!
Так и быть, запикал. Вы уже поняли, кто собрался под флагами «Умной России», устроившей альтернативный, антинавальный митинг.
Но и с нормальными людьми поговорить о высокой политике не получилось. Вятчане быстро переводят разговор на то, что их действительно волнует.
— Слышь, зарплата у нас знаешь какая? Официально средняя по области — 17 тысяч.
— А на самом деле?
— А на самом деле люди ж..пу рвут за девять. И еще рады.
— У вас же авиация, оборонка. У вас в конце концов «Вятка-автомат».
— Да все сгнило давно. Оборонщики закупают китайские детали и ставят штамп — типа сделано в России.
Это не просто человек с улицы, это ближайший сторонник Алексея Навального, сотрудник его штаба. Несколько десятков таких парней расклеивали листовки, агитировали людей идти на митинг, сдували пылинки с журналистов — все бесплатно, за идею. Мотивация — эмоциональная, народническая: вокруг так плохо, что хочется взять и сделать что-то хорошее. Инстинктивный ответ на нищету и несправедливость. Пять лет назад можно было пойти на «Марш несогласных», а сейчас — поддержать Навального, хотя между его оправданием и восстановлением тяжелой промышленности нет никакой связи.
В этом, пожалуй, главная победа Навального и его команды: он стал символом избавления. К нему обращен крик души. Во всяком случае, у некоторых людей. Московская публика переменчива и охоча до зрелищ, но если «Народному альянсу» удастся приумножить число сторонников в провинции, он действительно может стать партией регионов. Потому что эти, вятские — они настоящие, верные, не подведут. И если не будет этих, вятских — Навальный останется игрушкой и утехой либеральных СМИ.
Есть Киров в объективах телекамер — город, по которому ходит улыбчивый Навальный в красивом костюме, и толпы поклонников с ним. И есть Киров за кадром. Там на улице Пристанской бушует вятский Гарлем: лихие люди перебивают номера, и коричневый «запорожец», ударившись оземь, оборачивается белым «мерседесом». Там надвое разделяют город овраги со сказочными именами Засора и Раздериха, и их крутые берега удобрены трупами двух поколений бандитов: пацаны все никак не решат, кто именно застроит овраги торговыми центрами. Там — чудеса.
Этой лубочной и таинственной Вятке на Навального плевать. У города другие проблемы — «Драный людей жаждой морит». Сити-менеджер с такой хорошей фамилией распорядился убрать киоски по продаже копеечной питьевой воды (а из-под крана тут пить действительно невозможно, даже через два фильтра). Вот это обсуждают на улицах. А политзаключенных и суд неправедный — нет.
И если Навального не посадят, ему обязательно надо будет что-то делать и с оврагами, и с Драным — а не ему, так его кировским однопартийцам. Иначе всероссийского политика Навального так и не случится, а будет только navalny — топовый блогер из умирающего ЖЖ.
Вятка шарахалась от журналистов, и в поисках респондентов я забрел в домик под самодельной психоделической вывеской «дымка до 15:00». Это оказалась мастерская Валентины Племянниковой, которая делает дымковскую игрушку — за угол от суда, в двух шагах от беснующихся журналистских толп. В домике — стул, стол, старые фото, гончарная печь, которая дает 700 градусов, и несколько тысяч глиняных зайцев, котиков, индюков и прочей живности.
— А что он сделал, твой Навальный, что его содют?
— Говорят, шестнадцать миллионов украл.
— Мильонов? А у меня пенсия семь тысяч. Вор, значит?
— Да не крал он этих денег.
— А если не крал, так на стреме стоял?
— И не стоял. Просто помешал кое-кому.
— А кто ж тогда главный вор получается?
— А это я не знаю. Я журналист, я просто описываю, кто куда пошел.
— Хитришь! А вот на улице кричали — Путин вор. А что же он украл?
— Сколько, говорите, у вас пенсия?..
- Фото: Евгений Бабушкин
Валентина Петровна заварила чаю и рассказала, что ее двух детей и невестку убил гаишник — расстрелял в упор. Что четверо внуков остались сиротами, но один уехал в Австрию и стал ювелиром. А Женька, малой, остался в Кирове и спился, дурак. Но из этих жутких историй не следовало морали «валить отсюда поскорей» — и вообще никакой быстрорастворимой морали не следовало. Этим вятские старушки и отличаются от московских журналистов.
Я пообещал, что брошу бесовскую свою работу, а она пообещала, что почитает про Навального и разберется, кто тут вор на самом деле. Мы, вероятно, оба соврали. Ветер трепал листовку, я шел по Кирову с тем же смутным чувством, что у странных сторонников Навального: надо сделать что-то хорошее.
Читайте по теме:
Евгений Бабушкин: Накануне Навального
"поддержать Навального, хотя между его оправданием и восстановлением тяжелой промышленности нет никакой связи."
Думаю, что - есть, так как есть связь между "гниением" промышленности и осуждением Навального.
Эту реплику поддерживают: Алена Рева, Елена Кадырова