— Я мастером на заводе работаю. Говорить не привык, уж извините, — мужчина, похожий на средних размеров медведя, понуро сгорбил плечи. Стул под ним опасно потрескивал.

Я улыбнулась:

— А мне казалось, что мастер — это как раз «говорительная» должность.

Посетитель на мою улыбку не повелся, отрицательно покачал головой:

— Так то ж какие разговоры — матюги одни. Не, зря я пришел. Не выговорить мне без матюгов такое.

До того я предполагала, что передо мной одинокий, раздавленный горем мужчина, который пришел в детскую поликлинику после смерти жены спрашивать о воспитании детей. Но тут немного расслабилась: вряд ли он не может говорить без матюгов о кончине супруги. Хотя всякое, конечно, бывает.

— Так что у вас случилось? Ваша семья — это вы...

— Двое детей у нас, сыну 14, а доче-то 5 лет всего. Не отдам ее!

Ага! Жена, стало быть, нашла кого-то поразговорчивей и решила открыть новую страницу в своей семейной истории. Дочку хочет забрать с собой, в новую семью, а муж и отец — против. Если развод и разъезд состоится, пятилетней девочке, наверное, все-таки лучше жить с матерью и ее новым избранником. Стало быть, надо договариваться о правилах совместного воспитания так, чтобы мужчина, который явно любит дочь, не чувствовал себя ущемленным. Но почему он пришел один, ведь жена тоже заинтересованное лицо? А может быть, там женский алкоголизм или наркомания?! Я снова взволновалась. Тогда девочка, конечно, должна остаться с отцом. Но почему-то речь не идет о сыне. С ним уже все решено?

— Расскажите подробней, — дипломатично попросила я. — Где сейчас мать детей? С ней все в порядке?

— С ума она сошла! — убежденно сказал мужчина. — Может быть, хоть вы с ней поговорите, убедите ее как-то. Не может такого быть!

Психиатрия явно отметалась: при всей своей медицинской наивности мужчина не обратился бы с этой проблемой в детскую поликлинику. Вероятно, сумасшествием отец считает новую любовь матери.

— Если вы не объясните мне, в чем дело, я не смогу поговорить об этом с вашей женой, — с максимально возможной вразумительностью произнесла я.

Мужчина сжал огромные кулаки и что-то явно нецензурное пробормотал себе под нос.

— Ваша жена решила уйти к другому мужчине? Уже ушла? Хочет забрать с собой дочь? — мне хотелось ему помочь.

— Если бы так! — мужчина вскочил и, споткнувшись об игрушечный грузовик, оставленный на ковре предыдущим посетителем, едва не грохнулся навзничь. — Если бы так!

Я уже ничего не понимала. Его гнев полностью заполнил мой небольшой кабинет.

— К бабе она ушла! К бабе! Вы можете себе такое представить? — заорал мой посетитель. — После того как мы с ней пятнадцать лет прожили и в одной, извините, постели спали!

— В том, что супруги спят в одной постели, нет ничего неприличного, — холодно сказала я. — Вам не нужно за это извиняться.

Мне нужно было время, чтобы сориентироваться. Признание мужчины застало меня врасплох. Это был вопрос, в котором я совершенно не разбиралась.

— Если на заводе узнают, мне только стреляться, — мужчина снова сел и выглядел почти спокойным. В этих материях (насчет стреляться) он явно чувствовал себя более компетентным. У него ведь и пистолет наверняка в ящике под бельем припрятан.

— Но-но-но! Никаких стреляться! — с испугом воскликнула я. — О сыне подумайте! Мать в лесбиянки подалась, да еще отец застрелится!

Я уже почти паниковала. Чем я могла ему помочь? Утешить тем, что на сегодняшний политкорректный момент такие вещи считаются ничуть не хуже гетеросексуальных измен? Посоветовать объяснить это мужикам на заводе?

— Сын, как узнал, с ней и разговаривать-то отказывается, — вздохнул мужчина. – А сам-то переживает страшно — я же вижу.

— А придет она ко мне? — несколько раз моргнув, спросила я.

— Да! Да! — нешуточно обрадовался мужчина. Ему явно показалось, что дело сдвинулось с мертвой точки. — Я ей скажу — для детей, и она придет. А вы уж ей объясните там. Ерунда ведь все это, правда? Блажь какая-то из телевизора, да? — он с надеждой заглядывал мне в глаза. Я отводила взгляд.

***

Не знаю, что я ожидала увидеть, но Алена оказалась обыкновенной симпатичной, средних лет теткой, воспитательницей детского садика. Она быстро и внятно объяснила мне ситуацию: с мужем жили неплохо, грех жаловаться, всю получку нес в дом, пил умеренно, с детьми помогал, дом за городом строили-построили. Но ни ласкового слова от него не услышишь, ни цветок подарить, ни поговорить об интересном, ни посплетничать, даже в кино в воскресенье вытянуть — и то взмокнешь вся и плюнешь. После рождения дочери Алена стала толстеть. Почитала модные журналы, посмотрела телевизор и решила заняться собой. В фитнес-клубе появились новые знакомства, и вот, узнала вкус настоящей жизни, подлинного эмоционального принятия и восторга общности интересов.

— А раньше, в подругах вы всего этого не находили? — спросила я, так как в перечислении обретенных радостей интимный вопрос не звучал категорически.

— Да что подружки мои! — с великолепным презрением сказала Алена. — Дом, да мужики, да детки с их проблемами. Больше и поговорить не о чем.

— А о чем же разговаривает ваш новый круг? — спросила я.

Когда-то, во времена перестройки, я была знакома с питерскими феминистками. Они все время за что-то боролись и издавали симпатичный журнал «Все люди — сестры!»

— Про всякое. И про женский вопрос! — ожидаемо выпалила Алена.

Я действительно не знала, что делать. Алена, по всем признакам, была такой же лесбиянкой, как я сама. То, что у психологов называется кризисом тридцатилетия, накрыло ее медным тазом. Ей закономерно захотелось как-то расширить свой мир, найти и освоить его новые грани. Хотелось развивать эмоциональность, тренировать интеллект какими-то задачами, превышающими рецепт приготовления пирогов и лечения детской простуды. Муж отказался ее сопровождать, и она отправилась в путешествие самостоятельно. И вот отыскала — женский вопрос.

— Алена, — сказала я. — Когда я была много моложе вас теперешней, я работала в университете на кафедре эмбриологии, рядом с библиотекой Академии наук. Однажды в библиотеке случился ужасный пожар. Это была суббота, но у меня шел непрерывный опыт, и я в тот день дежурила на кафедре. Страшно, когда горят книги — безвозвратно погибает бесценный опыт множества людей и эпох (компьютеров тогда еще не было). Огонь не могли остановить — сотрудники и пожарники выбрасывали мокрые и обгоревшие старинные фолианты из окон прямо во двор. Я стояла внизу и собирала преимущественно книги по естественной истории (18, 19 век) из библиотеки Карла Бэра, основателя эмбриологии. Набирала сколько могла и тащила на кафедру. Там выкинула все препараты из термостатов (погубив свои и множество опытов своих коллег) и заставила все полки умирающими книгами — сушить. В те дни по всему Ленинграду самые разные люди стояли у столов и гладили утюгами страницы промокших фолиантов — только так можно было их спасти. На одну книгу уходило не меньше двух часов. Потом, когда все улеглось, мы возвращали высушенные книги в библиотеку. Так вот, в ряду прочих у меня оказалась книга с названием «Женский вопрос в России», 1893 года издания. Когда я взялась ее сушить, была поражена: страницы в ней были не разрезаны. Понимаете, Алена? В крупнейшей библиотеке Петербурга-Ленинграда за сто лет не нашлось ни одного человека, которому захотелось бы ее прочитать.

На глазах чувствительной Алены выступили слезы: ей было жалко книги. «Как же мне объяснить этому заводскому мастеру, что нужно его жене?» — думала я.

— Вы придете еще поговорить? — спросила я. — О женском вопросе. И вообще.

— Да, — смущенно сказала Алена, утирая глаза. — Конечно приду, интересно с вами. Я думала, вы будете уговаривать меня к Пете вернуться.

«И все-таки пришла! — подумала я. – Значит, хочет, чтобы поуговаривали. У Пети есть шанс».

Работать с Аленой было легко. Она, как губка, впитывала все подряд и всему радовалась: какой, оказывается, мир огромный, и сколько в нем всего интересного. А вот растолковать Пете, что именно он должен регулярно говорить жене и какие поступки совершать, помимо принесения в дом получки и приколачивания полочек... Это было затруднительно, скажем прямо.

Но однажды они пришли вместе, и я поняла, что женский вопрос в их семье как-то решился. А женский вопрос в России... Да бог с ним, сто лет ждал и еще подождет.