Валерий Панюшкин: 
Он здесь

Фото: Ольга Лавренкова

Ну, вы же знаете, как устроены свадьбы: регистрация, обмен кольцами, тосты, «горько», танцы, торт, подвязка, букет невесты… Как-то примерно так. Только свадьба, о которой идет речь, была свадьбой моей подруги, журналистки Катерины Гордеевой, и это немножко меняло дело.

Речь даже не о том, что среди гостей было много бывших звезд журналистики, «сбитых летчиков»: сама невеста, Андрей Лошак, Галина Тимченко, ваш покорный слуга… Не имело бы смысла ныть сейчас про то, какие мы были прекрасные журналисты и какие мы теперь сбитые летчики.

И дело было не в том даже, что многие из гостей были как-то вовлечены в благотворительность: сама невеста, Ксения Раппопорт с ее детьми-бабочками, Арина Бородина с ее сиротами, Антон Носик с его «Помоги.орг», Елена Грачева с ее фондом «АдВита», ваш покорный слуга… Не имело бы смысла ныть про то, какие мы все хорошие люди и как мало нас за это ценят.

Да и бог с ним даже и с тем фактом, что жених, невеста и гости были людьми уже совсем не юными и притащились (включая невесту) с весьма уже подрощенными детьми, которые бесились, хныкали, просили пить и писать, есть и какать, хотели спать, расшибали коленки и всяческими другими способами отравляли родителям веселье. Не имело бы смысла скулить об утерянной беззаботности и ушедшей молодости. Дело не в этом.

Дело в том, что среди означенных детей был один, про которого мы все знали тайну. Не такую тайну, которую следовало бы хранить, а такую тайну, которую следовало бы раскрывать на каждом углу всякому встречному-поперечному, да неловко как-то. Такую тайну, про которую боишься, что люди не оценят ее, как, наверное, апостолы боялись в третий день по распятии, что люди не оценят явленное им чудо.

(Знаете, что такое чудо? По определению Лосева, совпадение эмпирического и эйдетического. То есть такое событие, когда жизнь идет не наперекосяк, как всегда, но в кои-то веки правильно, как следует, как мы всегда знали, верили и ждали, что должна идти.)

Фото: Ольга Лавренкова

Короче, вот мальчик, видите? Кучерявый в круглых очках. Зовут Гаврюша. От роду что-то семь лет. А когда ему было полтора, Гаврюша поехал с родителями в Италию в отпуск, попал в маленькую автомобильную аварию и слегка ударился головой. А итальянские врачи на всякий случай сделали ему МРТ, ну, чтобы совсем убедиться, что все с мальчиком в порядке. И нашли случайно сложную опухоль мозга. Она пока никак не проявляла себя. Если бы ее нашли полгода спустя, когда появились бы уже внешние ее симптомы, было бы куда тяжелее.

Но и так было тяжело. Итальянский врач взялся оперировать. И это даже не я собирал деньги на операцию, а моя коллега. Но у меня все равно осталось чувство сопричастности, как если бы я шел по улице, на которой произошло чудо. И у других свадебных гостей есть это чувство, потому что говорили про этот случай, писали, советовали, как лучше добраться до Генуи — прикоснулись как-то.

А итальянский врач прооперировал Гаврюшу и признался, что не может удалить опухоль полностью. И итальянские медсестры, провожая его, плакали, потому что думали, что провожают умирать. Но Гаврюшина мама нашла другого врача в Израиле. И мы опять нашли деньги. Опять не я лично, но люди, которых я знаю, люди рядом со мной, и у меня опять чувство сопричастности.

И израильский врач исхитрился удалить полностью остатки опухоли. И на каком-то международном конгрессе нейрохирургов похвастался итальянскому коллеге, что сумел разрешить не разрешенную тем задачку. Что испытал итальянец? Радость? Ревность? Или облегчение, освобождение от угрызений того чувства, что отвечает у нас в голове за профессиональные неудачи? Я не знаю. Но я знаю, что, когда прошлым летом Гаврюша с родителями вернулся в Геную и зашел в клинику, откуда его отправляли умирать, медсестры, узнав, кто перед ними, хохотали, скакали и орали, как футбольные болельщицы.

Фото: Ольга Лавренкова

Гаврюша с родителями

Короче, вот он, смотрите. Зовут Гаврюша. Шесть лет ремиссии. То есть практически здоров. И я всерьез думаю, что на этой свадьбе все, кто знал тайну, чувствовали какое-то особенное трепетание воздуха от того, что он здесь. Бесится, клянчит сладкое, расшибает коленки… А кто не знал тайну, все равно чувствовал что-то такое, особенное, как будто…

Как бы это сказать?..