За предшествовавшие выборам недели и месяцы у несведущего туриста могло сложиться впечатление, что в Нью-Йорке  однопартийная система. Ни на улицах, ни на телеэкране ничего кроме агитации за и против Блумберга видно не было. Само существование оппонента, демократа Билла Томпсона, сознание едва фиксировало. Блумберг истратил рекордное количество собственных средств — 80 миллионов — на предвыборную кампанию. Как верно пишет мой коллега Крис Смит в New York Magazine, «обычно лоббисты покупают политиков. В нашем случае политик купил всех лоббистов».

Здесь стоит, пожалуй, заметить, что Блумберг «ненастоящий» республиканец. Он меняет партии в зависимости от того, в какой легче выиграть праймериз, и за последние 10 лет успел побывать в трех. Его политические убеждения, если они у него есть, ближе к платформе демократов — он свято верит, что правительство должно улучшать «качество жизни» народа всеми доступными средствами (от строительства грандиозных новых парков до запретов на гидрированные жиры и курение в барах). Еще он, правда, очень любит деньги. И не любит, когда ему мешают их делать. Мне кажется, москвичам этот типаж знаком. Я проголосовал за него, потому что о мэре — в отличие от президента или конгрессмена — можно судить по конкретным результатам за окном, а за окном объективно похорошело. Еще за окном в этот момент забирали мою машину. Но речь не об этом, хотя и об этом, кстати, тоже.

Избирательные участки в Нью-Йорке закрываются в девять вечера. Поскольку в нашем штате машины для голосования сами подсчитывают голоса по мере поступления, результаты, как правило, оглашаются сразу после девяти. В 8:45 я зашел в штаб-квартиру Блумберга, конференц-зал гостиницы «Шератон» на Пятьдесят второй улице, чтобы посмотреть на народное ликование.

Это мероприятие, как и многие подобные, напоминало среднебюджетную свадьбу. Гостей обносили миниатюрными гамбургерами и плохим вином. На сцене безобидная мультиэтническая рок-группа вежливо наяривала Джеймса Брауна. На задник проецировались слайды — хроника стандартных предвыборных унижений: маленький черепахоподобный Блумберг, окруженный хасидами, китайцами, 10-летними бейсболистами, бухарскими евреями, индусами, индейцами, медсестрами, ветеранами, трансгендерными гражданами. В этом городе, чтобы выиграть выборы, необходимо нацепить на себя по очереди десятка три костюмов.

Потраченные миллионы были налицо. Толпу бороздили политтехнологи: от активистов их было легко отличить по дорогим костюмам и брезгливым  минам на лицах. С более озабоченным, чем того требовала ситуация, видом по залу протрусил главный пиарщик Блумберга Говард Вульфсон. У Вульфсона вид всегда озабоченный. Я много с ним общался во время прошлогодних президентских выборов, когда он был главным пиарщиком Хиллари Клинтон, и в результате даже написал его профайл.

Тут же нашелся и человек по имени Андрей Пономарев из фирмы Inside Communication Agency с адресом на Дмитровском шоссе. Оказывается, люди Блумберга специально выписали его из Москвы для работы с российской диаспорой. В чем заключалась работа? «Блумберг произнес пять слов по-русски, — гордо ответил Пономарев. — Ну и... постеры, флаеры». «Чем же, — спросил я не без ревности, — московская экспертиза ценнее местной?» «Им нужен человек со свежим взглядом, над которым не висит проблема эмиграции», — менее уверенно сказал Пономарев. Пригласивший его матерый политконсультант Майк Арно тоже очутился поблизости. Арно работал в России еще в 90-х. Например, «с Путиным, когда тот Собчаку делал кампанию». Я поинтересовался, не напоминает ли ему сегодняшняя атмосфера российские выборы? «Да, — согласился Арно. — Духом неизбежности».

Ровно в девять рок-группа заткнулась, и ди-джей врубил Empire State of Mind рэпера Jay-Z, наш новый неофициальный гимн. Вместо Блумберга, впрочем, на сцену вышел любимый в народе 85-летний бывший мэр Эд Коч и принялся откровенно тянуть время. К 9:15 стало понятно, что с результатами выборов что-то не то. В 9:30 я вышел в коридор сделать пару звонков. Меня догнал sms от Пономарева: «Подсчитано 52 процента голосов. Пока 49 у Б. и 48 у Т. В штабе все в шоке».

К половине одиннадцатого ясности не прибавилось. Миниатюрные гамбургеры приелись, и толпа постепенно стала таять. Политтехнологи, наоборот, забегали с удвоенной скоростью, не отрывая взглядов от смартфонов. В воздухе запахло настоящими выборами. Ниоткуда явившийся, никто-и-звать-никак Билл Томпсон отстает от мэра — дважды, трижды мэра! нашего мэра! — на ОДИН ПРОЦЕНТ?!

Несмотря на то, что я сам голосовал за Блумберга, мне внезапно страстно захотелось победы Томпсона. То ли Обама подсадил нас всех на адреналин революции, то ли просто хотелось чего угодно, кроме упомянутой Арно «неизбежности».К полуночи взбесившиеся цифры устаканились: Блумберг  — 50,6 процента, Томпсон — 46. Только тогда Блумберг, на три непредвиденных часа лишенный трона, решился выйти на люди и произнести заготовленную речь. Услышал я ее уже по радио — в полицейском участке, куда приплелся за собственной машиной. Два сонных полицейских, развалясь на стульях, слушали тонкий, слегка женственный голос мэра вполуха.

— Ну что там? — спросил я.

— Блумберг, — пожал плечами полицейский постарше.

Ответ был действительно исчерпывающим. Других вопросов у меня не было.