Наши колумнисты
Алексей Тарханов
Алексей Тарханов: Как не умереть от смеха
«После трех дней кошмара мы мечтаем вернуться во Францию» — написано на плакате, который несут над толпой. Я на демонстрации в Париже. По городу идет «Республиканский марш» в память семнадцати жертв недавних терактов
Марш не идет, а стоит. Улицы, сплошь забитые людьми, упираются в площадь Республики, откуда все потоки должны попасть в створ бульвара Вольтер, ведущего к площади Нации. Но с демонстрацией явно не додумали — знали, что придет много народу, но не представляли, что столько. К вечеру насчитают полтора миллиона голов, светлых и темных.
При этом никакого нетерпения кругом, хотя уже ясно, что на площадь Республики раньше чем через час не попасть, притом что до площади метров двести и памятник с четырьмя дамами: собственно Республикой и ее товарками, Свободой, Равенством и Братством, — отлично виден. Но туда надо было с утра занимать. В очереди на демонстрацию стоят так же доброжелательно и дисциплинированно, как в очереди за круассанами.
Правда, на марше я двигаюсь как журналист, а именно против потока, останавливаясь поговорить с людьми и почитать, что они несут. Кроме общего «Я — Шарли» и «Не от моего имени» (по такой надписи определяешь мусульман) есть и лозунги в духе 1968 года: «Нет единомыслию!», «Нетерпимость — нетерпима», «Свободу — выражению!» Множество трехцветных флагов, на некоторых написаны имена убитых карикатуристов Charlie Hebdo, иногда с примечанием «умерли от смеха». Едва ли четверка веселых кощунников, прославивших Charlie Hebdo, могла себе представить, что их вознесут на знамя. Думаю, отказались бы все-таки от такой вот именно чести.
В толпе то и дело запевают «Марсельезу» и все с удовольствием подхватывают по куплету, прежде чем начать скандировать: «Да здравствует Франция! Спасибо, пресса! Браво, полиция!» Я удивляюсь тому, как легко это получается у моих соседей. В самом деле, попробуй русский произнести все эти французские «о-ля-ля!» или «а ля гер ком а ля гер!» или спеть «Аллонзанфан» — прозвучит как в погорелом театре оперетты, а здесь совершенно естественно спеть на улице: «Вперед, вперед, сыны отчизны, для нас день славы настает». И все подхватят: «Против нас тиранов стая с кровавым знаменем идет».
Но где же полиция? Загородки? Звенелки? Строй ОМОНа? Я не вижу ни одного стража порядка. Кто же будет этот порядок наводить? Даже тревожусь: слишком много народу, слишком тесно, словно намечается не Республика, а Ходынка. Накануне я читал интервью писателя Паскаля Юнкера, который говорил, что никогда мы (то есть они, французы) не будем жить как раньше. «Мы уже годы как в состоянии войны, но мы продемонстрировали по отношению к радикальному исламу непростительную снисходительность». Рецепт — немедленно расширить полномочия полиции. Так где же полиция? Ну вот и она. Аж четверо на пять улиц. Легко проходят сквозь толпу, которая восторженно расступается и кричит: «Да здравствует полиция!» Давно я такого не слышал о «фликах», то бишь «ментах».
Они заслужили. Французская полиция действовала в высшей степени профессионально: в течение 48 часов с момента первых выстрелов с преступниками было покончено, и смертная казнь, на отсутствие которой сетуют многие, явилась за террористами сама собой на крыльях спецназа. Полицейские не командуют, просто идут по своим полицейским делам, вежливо извиняясь, если они кого-то случайно задели, проходя мимо плакатов «Я — Шарли. Я — карикатурист, я погиб за Францию. Я — мент, я погиб за Францию. Я — мусульманин, я погиб за Францию».
Ровно в день покушения начались продажи нового романа Мишеля Уэльбека, «Подчинение», в котором Франция — ради того, чтобы не допустить к власти ультраправых, как не допустили их сегодня на «Республиканский марш», — выбирает президентом главу исламской партии. Рекламная кампания романа вышла уж слишком громкой. Тем более что с карикатурой на Уэльбека вышел последний перед расстрелом номер Charlie Hebdo. Вот и Уэльбек, невыносимый человек и очень умный прозаик, пророчит изменения. Можно бы и испугаться, если не послушать другого предсказателя — ученого, специалиста по исламу Оливье Руа, который говорит, что стоит бояться не самого ислама, как чудища озорного и стозевного, а его маленьких, но вредных европейских псевдоисламских сект. Руа напоминает, что во Франции мусульман во власти, полиции, политике побольше, чем в «Аль-Каиде».
О том, что страна изменится и Франция не та, говорили после терактов 1995 года и после захвата самолета в Марселе в 1994-м, но Франция всегда имела мужество не меняться. Отсюда и плакаты, которые я видел вчера: «У меня траур, а не война», «Объединимся!», «Рознь — ловушка для мудаков». Неплохо ведь, что главный лозунг на площади Республики был не про «мочить в сортире», а «Я мыслю, следовательно, я существую».
После трех дней кошмара вырисовываются маленькие сюжеты, которые в киносценарии были бы отвергнуты как нереалистичные. Братья Куаши расстреливают журналистов в зале редколлегии, а потом говорят в коридоре встреченной сотруднице журнала: «Мы не убиваем женщин, мадам». Они добивают лежащего на земле полицейского, а потом, захватив машину, не только выпускают водителя, но и разрешают ему забрать собаку с заднего сиденья. Черный человек Кулибали, их сообщник, с удовольствием стреляет в спину молодой стажерке полиции, которая умрет в больнице, при захвате магазина убивает еще четырех человек, которые не сделали ему ничего плохого. В это время другой черный мусульманин, который работает в этом магазине, прячет людей в подсобку и выходит к преступнику, чтобы их защитить. А посетитель типографии, который случайно встретился лицом к лицу с братьями и не был ими убит, говорит журналистам: «Пойду-ка куплю лотерейный билет, мне явно везет с утра».
Автор — парижский корреспондент ИД «Коммерсантъ»
посетитель типографии, который случайно встретился лицом к лицу с братьями и не был ими убит, говорит журналистам: «Пойду-ка куплю лотерейный билет, мне явно везет с утра».
Еврей, наверно.
Эту реплику поддерживают: Anna Bistroff, Aurelia Gheorghieva