Женщина с чечевицей

Переработка зерна и бобовых, Зерноград, Ростовская область

Бизнес Любови Железной из Зернограда полностью соответствует мечтам чиновников из телевизора: тут и технологии, и развитие новых отраслей, и переработка, и ориентированность на экспорт. Только сырья не хватает: все, что производят в России, выгоднее довезти до порта и продать за валюту.

Предприятие «Маяк» в городе Зернограде много лет выпускало пшенку, манку, ячмень и другие традиционные для России крупы. В 2013 году владелица «Маяка» Любовь Железная взяла кредит, купила в Турции новое оборудование и начала заниматься переработкой чечевицы и «турецкого гороха» — нута. На юге России этими бобовыми больше никто не занимается — ближайший конкурент находится в Саратове. Поэтому чечевица и нут стали визитной карточкой «Маяка», не говоря уже об экзотических полуфабрикатах — замороженных нутовых котлетах и нутовом порошке. «Чистый белок, еще полезнее мяса», — Любовь Железная гордится своим нутом.

Грязная грунтовка ведет к небольшому цеху, чистому и новенькому. Внутри стоит много машин по обработке зерновых и бобовых, самая фантастическая — фотосепаратор, который умеет различать цвета и отделять очищенное зерно от неочищенного. Вот мешок с серой чечевицей в шелухе, вперемешку с ячменем, вот с недочищенной — светлой, но с серыми пятнышками, а вот и с ярко-оранжевой. Нут стоит тут же: в одном мешке турецкий, в другом — донской, раза в полтора мельче. Сотрудники цеха говорят, что скоро и в России научатся выращивать свой нут не хуже турецкого. Тем более что с ростом доллара цены на нут и чечевицу закономерно взлетели — благоприятная ситуация для отечественных производителей.

Фото предоставлено автором
Фото предоставлено автором

Впрочем, ситуацией производители пользуются совсем не так, как этого требуют отчеты об успехах импортозамещения: в связи с падением рубля крупы и бобовые, которые выращивают в России, теперь гораздо выгоднее продавать на экспорт по долларовым ценам, чем на внутренний рынок за рубли. Поэтому дешевого российского сырья у «Маяка» нет. Желая продемонстрировать мне суровые условия своего бизнеса, Любовь Железная предлагает прямо сейчас позвонить в крупнейшее в районе фермерское хозяйство. Она тут же набирает номер, ласково говорит в трубку: «Владимир Герасимович? Здравствуй, дорогой. Ну ты можешь продать мне хоть зерниночку, хоть крупиночку?» — и протягивает трубку мне. «Люба, ну нету. Ничего нету, — раздается в ней жалобный мужской голос. — Вчера 150 тонн вывезли: все, до мусора».

Мы сидим в пиццерии на первом этаже офиса. Пиццерия тоже принадлежит Железной и функционирует одновременно в качестве столовой для сотрудников и дополнительного коммерческого проекта. Едим пиццу из нутового теста и котлеты — тоже на 50% из нута. «Из-за курса доллара я просто не могу себе позволить закупить те же объемы, что и раньше, — поясняет за столом Железная. — А цены на отечественный нут ставят в долларах. По нашей, отечественной цене хозяйство нам его не отдаст. Все, что выращивают, тупо грузят на экспорт, потому что это выгодно. Сейчас, при бешеной урожайности гороха, его невозможно купить — мы находимся в приграничной зоне, и это парализует работу отечественных переработчиков. Если я покупаю сырье, то по цене экспорта. В Саратове лучше: там до моря далеко».

Фото предоставлено автором
Фото предоставлено автором

Трудно убедить фермера продавать выращенную продукцию тому, кто платит 15, а не 25 рублей за килограмм. Тем более если перевозка не слишком дорогая, потому что рядом морские порты: Азов, Таганрог, Новороссийск. Главным врагом в этой ситуации Любовь Железная считает иностранные компании, зарегистрированные в России и скупающие сырье по повышенным ценам. «Турки, индусы, ливанец один — мы с ним работаем, — перечисляет она. — Они едут к себе на родину, берут там дешевые кредиты, конвертируют в рубли по бешеному курсу и скупают здесь все по бешеной цене. Турки прямо в порту сидят. А мы ходим и собираем все после них…»

Надо сказать, что Железная ругает иностранных скупщиков, но не ссорится с ними: собрав весь урожай, они потом все равно приходят к ней, чтобы заказать обработку сырья по 2 рубля за килограмм, и тем самым дают заработать. Эти заказы могут быть гораздо выгоднее полного цикла. Чтобы продать крупу под торговой маркой «Маяк», нужно сначала взять кредит под 26%, потом купить зерно по экспортной цене, обработать, запаковать в импортный, купленный за доллары картон или полиэтилен, а потом отвезти в торговые сети.

Кому продать

Предположим, нашлось сырье, весь цикл успешно пройден и продукция готова — осталось только отвезти ее ретейлерам. Железная рассказывает о вчерашнем опыте общения с директором ростовской торговой сети «Солнечный круг»: «Говорит, завозите нам свой товар по 400 килограмм на точку. Я ему: “Как ты себе это представляешь? До Ростова 100 километров, везти 400 килограмм на точку — даже бензин не окупится. Товар-то дешевый — крупа. Сделай распределительный склад, куда мы сможем завозить тонн по пять, а ты будешь сам по точкам раскидывать”. Но нет, у него не получается. А почему у нас должно получаться? Это не только моя проблема — сальские сыроделы тоже от этого страдают. Мы торгуем в “Магните”, в “Пятерочке”, во “Фреше”, и нам на область нужен единый логистический центр. Вот в Краснодарском крае производители уверены, что их дело — произвести, а уж до “Магнита” товар как-нибудь доедет».

Эту тему Любовь Железная пытается обсудить уже давно. Когда наверху решили брать курс на импортозамещение, в Ростове стали организовывать разные посвященные ему мероприятия, куда приглашали и производителей, и ретейлеров. Хватка Железной запомнилась им надолго, и даже когда ей самой приехать на очередной круглый стол не удавалось, ретейлеры то и дело ссылались в разговоре на «ту женщину с чечевицей».

Зато продукцию «Маяка» с удовольствием заказывают иностранные торговые компании. «Только что был представитель из Израиля, сейчас будем получать кошерный сертификат, делать этикетку на иврите и продавать», — говорит Железная. После израильтян приедут чехи: они готовы заказывать большие объемы, но из-за сложной и дорогой логистики их цены оказываются невыгодными — гораздо ниже, например, азиатских. «Ну и чисто морально, — добавляет Любовь Железная, — у меня не укладывается в сознании, что они нам объявили санкции, а мы им должны поставлять продукцию».

Фото предоставлено автором
Фото предоставлено автором

Коварный перекупщик

С «ливанцем», завышающим цены на российском рынке, я встретился в тихом ростовском кафе. Правда, он оказался не ливанцем, а гражданином Индии Харишем Сингхом, причем практически местным. Живет в Ростове с 1993-го, окончил медицинский университет и до 2002 года работал помощником терапевта в больнице скорой медицинской помощи, то есть в Россию приехал вовсе не ради наживы. «Мы торговая фирма, в основном занимаемся экспортом продуктов, крупы», — с улыбкой говорит Хариш. Его компания занимается и импортом, хотя и в гораздо меньших объемах: ввозит продукты, которые производятся в Юго-Восточной Азии, вроде риса и чая. В ближайшее время займется молочной продукцией и мясом буйволов. «Насчет молочной продукции договора уже заключены: сыр, масло и сухое молоко, — говорит он, — ведь раньше к вам много поставлялось из Финляндии, а теперь на рынке катастрофически мало молока».

Свою компанию Хариш успел зарегистрировать в России еще до кризиса. Но российским компаниям неохотно дают кредиты за рубежом, поэтому Хариш пользуется сложной схемой: зарубежная компания берет кредит под 6-7% в Гонконге или в Эмиратах, а потом финансирует компанию Хариша.

Впрочем, взяв недорогой кредит, Хариш не только закупает российскую продукцию на экспорт или азиатскую — на импорт, но и перепродает российскую продукцию внутри России. И это составляет примерно 40% от всех продаж его компании. Но виноватым в повышении цен Хариш себя не считает: по его словам, это результат деятельности более крупных экспортеров — турецких и арабских компаний, открывших представительства в России. Их объем продаж составляет десятки тысяч тонн крупы в месяц — против его 300 тонн.

Несмотря на все ухудшающиеся условия, из России Хариш уходить не собирается: «России будет нужен импорт, и мы все равно будем его обеспечивать».

Читать дальше:

Колхоз на все времена. Рыболовецкая ферма, Ростовская обл.

Колхоз на все времена

В начало >>

Рыболовецкий колхоз, Семикаракорск, Ростовская область

Рыболовецкое хозяйство пережило и Советский Союз, и 90-е годы. Теперь донские рыбоводы возвращают в домашнюю кухню живого карпа, в докризисные годы вытесненного импортными лососем и форелью, а избалованные полуфабрикатами россияне вспоминают, как чистить рыбу.

На входе висит табличка «Рыболовецкий колхоз “Заветы Ильича”». В холле под стеклом лежат бархатные знамена с портретом Ленина, в окне просвечивает витраж с рыбками. На самом деле это ассоциация «Большая рыба» — чудом сохранившийся советский гигант, приспособившийся к новым условиям. Вместо традиционного портрета Путина в кабинете управляющего висит картина. На ней основатель колхоза Абрамов жмет руку донскому писателю Закруткину, фронтовику, автору повести «Матерь человеческая». Закруткин с Абрамовым были хорошими друзьями, а к истории здесь относятся с уважением.

Фото предоставлено автором
Фото предоставлено автором

В СССР крупнейших рыбоводных колхозов было четыре, остался только один, в Семикаракорске. Формально производство разбито на несколько малых предприятий, но фактически это все тот же советский колхоз, переименованный в ассоциацию. Здесь выращивают карпа, толстолобика и веслоноса, всего около 4000 тонн в год. Глава ассоциации Александр Ершов работает здесь с 60-х годов, пережил все кризисы новейшей истории, собирается пережить и нынешний.

Живая рыба против филе

Раньше живая семикаракорская рыба с трудом конкурировала с норвежской семгой и полуфабрикатами. В торговых сетях, по подсчетам Ершова, продавалось максимум по 30 кг в день — для большого хозяйства объем незаметный. Чтобы торговать рыбой в больших объемах, нужно было превратить ее в филе. «Знаете, если ленивая немецкая фрау чистит рыбу, то это не немецкая фрау, а русская жена, — говорит Ершов. — Хотя сейчас и русские жены уже не чистят, всем нужен полуфабрикат. А я этим бизнесом заниматься не умею».

За последние несколько месяцев ситуация изменилась: из-за обвала рубля и запрета на ввоз европейской рыбы избалованные покупатели вынуждены возвращаться к Ершову и его дешевому карпу. «Мы везем живую рыбу в Ростовскую область, Краснодар, Москву и Питер в специальных емкостях с подачей кислорода, — рассказывает начальник “Большой рыбы”. — Наш карп на рынке стоит 130–150 рублей, а норвежская семга была по 270–300. Но карпа еще надо чистить, а народ у нас ленивый, поэтому раньше лучше брали семгу. А теперь белорусы ушли с рынка из-за низкого рубля, семга взлетела до 900 рублей, и нашего карпа с руками отрывают. Приходится даже ценой притормаживать, чтобы еще на весну осталось».

Отечественная техника против времени

Производственные площади «Большой рыбы» — это система озер, связанных протоками. Вода в них набирается насосами из реки Сал, притока Дона. Когда рыба вырастает до нужной величины, воду из одного пруда сливают в другой, совсем маленький, где ее легко поймать неводом. «Вот пейзаж типичного рыбоводного хозяйства», — говорит Ершов. Мы проезжаем места, которые вполне сгодились бы для съемок левиафановой серости и беспросветной тоски. На берегу озера лежит перевернутый на бок и заросший камышами небольшой катер. Это кормораздатчик модели 15-07, которую перестали выпускать в 1987 году. «Этот — последний», — комментирует Ершов. Мы выходим из машины. Чавкая по грязи в городских ботинках, я то и дело хватаюсь за камыши, чтобы не завалиться в грязь, и иду фотографировать кормораздатчик. Мужичок в камуфляже и сапогах, главный на этом участке, заметив мой фотоаппарат, предлагает приехать на съемку весной, когда лодки будут покрашены и оснащены новыми моторами. «Лозунг какой-нибудь на борту напишем», — обещает он.

Пытаюсь выяснить, используется ли в хозяйстве что-нибудь импортное. «Да не знаю, — говорит главный по участку. — Лодочные моторы у нас импортные. Ну, может, удобрения какие. А так все наше. Рыбу-то мы зерном кормим. За этот год заготовили много малька, можно увеличивать объемы!» Позже на живорыбной базе я все-таки увидел импортную технику: китайские аэраторы, которые плавают по озеру и насыщают воду кислородом. «Купил за 36 тысяч каждый, — сказал мне главный на живорыбной базе. — И отечественные есть, хорошие, ставропольские. У них и мощность больше, но цена под 200 тысяч».

Длинный цикл против кризиса

Несмотря на импортную технику, «Большая рыба» похожа на тот самый бизнес, которому санкции помогли. Во всяком случае, на этом этапе. «Рыбоводное хозяйство — это та же ферма, — поясняет Ершов. — Разницы никакой, курицу вырастить, свинью или рыбу. Только курица 40 дней растет, свинья — 8 месяцев, а рыба — 2 года, не меньше». К тому же если в советские времена хорошо брали полукилограммовых карпов «на сковородку», то теперь меньше полутора килограммов не покупают. Но именно долгий цикл — залог сегодняшнего успеха «Большой рыбы»: хозяйство пока живет на деньги, взятые под старые условия, от 11% до 15%. Если санкции и почувствуются, то в мае или даже летом, когда могут подорожать бензин и удобрения. Еще более отдаленная перспектива уже зависит от того, сможет ли долгий производственный цикл обогнать кризис. И если серьезно подорожают кредиты, то хозяину все же придется сокращать производство: «У меня предельная рентабельность — 25%, если процент будет выше, то себе в убыток получится. Хотя в банке меня знают, пока что на 17% договориться могу. У меня кредитная история хорошая, ни одной просрочки».

Разговоры о том, что будет потом, Александр Ершов ведет неохотно. Чтобы поправить отечественное рыбоводство, нужно серьезно изменить пищевые привычки россиян и заменить добрую половину всей рыбной продукции, которую они съедали до кризиса. Если этого не случится, на рынок с большим удовольствием придут китайцы с пангасиусом — рыбой, которую в наших магазинах неправильно называют «морским языком». Китайским подходом к рыбоводству Ершов не устает восхищаться: «Меня на всяких там круглых столах затыкают: да что ты со своим Китаем тычешь. А что делать, если у них что лужа — то хозяйство. Каждое озеро в первую очередь должно давать еду, а уже потом быть местом отдыха. А у нас, чтобы воду из реки закачать, надо целую кипу бумажек получить и за каждую проверку тысяч 150 отдать. Я-то большой и могучий! А что остальным делать?»

Читайте также:

Часть 2. Сибирь

Часть 3. Москва и Петербург

Часть 4. Пермь