— Главное, что меня поражает, — он вообще-то очень честный мальчик. Понимаете? С самого раннего детства никогда не пытался выкрутиться — если что-то набедокурит, разобьет, предположим, чашку, так сразу и говорит: я разбил. В играх никогда не жульничает: когда узнал, что у фокусников в цирке ящик с двойным дном, сразу сказал: если так, то это нечестно и неинтересно.

— А что вас, собственно, беспокоит?

Честного мальчика женщина с собой не привела. Пролистав карточку, я узнала, что его зовут Андрей, ему 12 лет, и ничем таким особенным он никогда, по счастью, не болел.

Женщина тоже выглядела вполне обыкновенной.

— У Андрея проблемы в школе? — предположила я самый обычный для мальчика этого возраста вариант. Правда, не желающих учиться мальчишек мамы обычно приводят с собой на первый же прием, чтобы отыграть тему «пусть тебе хотя бы психолог скажет».

— Нет, нет, учится он вполне нормально. По русскому тройка, ну так она всегда была — пишет неграмотно, и в тетрадках грязь. А все остальное — четверки и пятерки.

— Взаимодействие со сверстниками? — самый возраст для изучения социальных ролей.

— Все нормально. У него есть два друга еще с детского сада, а если когда подерутся, так до вечера и помирятся.

— Так в чем дело-то?

Парень нормально учится, не имеет проблем со здоровьем и коллективом... Я начала слегка волноваться, ожидая, что с минуты на минуту мне предъявят здоровенный семейный «скелет из шкафа».

— Понимаете, он врет.

— Вы же только что рассказывали мне о честности Андрея!

— Он сочиняет безумные истории. Без всякой выгоды для себя.

— А-а-а, фантазии! — я вздохнула с облегчением. Поскольку мальчишка коммуникабелен и социально адаптирован, психиатрии можно не опасаться. — Ну так это нормально. Один из способов освоения мира детьми. Признак творческой личности, если хотите.

— Не хочу! — твердо сказала женщина. — Ему было шесть лет, когда в гостях у девочки с подготовительных курсов он, уже сев за стол, сказал, что ему по здоровью нельзя есть сахар. Хотя бы крошечку — и он немедленно умрет. Бедная мать девочки покрылась холодным потом, соображая: можно ли ему съесть бутерброд с колбасой (есть ли сахар в булке?) и маринованный огурец (в маринад, кажется, добавляют сахар!) Когда я пришла за ним спустя час, дети безмятежно смотрели мультики, а женщина судорожно листала медицинский справочник в поисках первых симптомов диабетической комы.

— Откуда же он узнал? — улыбнулась я.

— У моей тетки как раз в это время нашли диабет второго типа. Дальше. В девять лет я отправила его в санаторий — подвернулась бесплатная путевка. В первый же родительский день воспитательница вызвала меня на улицу для приватного разговора. Он взял с нее честное слово молчать и рассказал, что я на самом деле не его родная мать и, страдая бесплодием, взяла его из детского дома в возрасте пяти месяцев, он недавно нашел подтверждающие этот факт документы и теперь не знает, что ему делать.

Женщина явно закипала, и я предусмотрительно не стала спрашивать, кто же все-таки является родной матерью Андрея.

— Дальше. Гостя в деревне в Лужской области (там живут мои двоюродные братья и сестры), он сообщил всем детям соседей, что до прошлого года воспитывался в шаолиньском монастыре, продемонстрировал полученные там навыки (включая сеанс массового гипноза) и пожаловался, что с трудом привыкает к цивилизованной жизни большого города. Впечатленные дети поделились трудной судьбой маленького монаха с родителями. С тех пор мою родню иначе как ниндзями в деревне не кличут.

— А что насчет шаолиньских навыков?

— Полгода занимался каратэ в студии при школе. И наконец, уже в этом году. Учительница математики посетовала на его рассеянность и недостаточное качество последних письменных работ. Андрей со слезами на глазах рассказал ей, что я уже месяц лежу в больнице в реанимации и врачи серьезно опасаются за мою жизнь. Он буквально разрывается между посещением больницы и ведением домашнего хозяйства. Учительница впечатлилась (ей даже не пришло в голову, что можно ТАК врать!), окружила его вниманием и сочувствием, рассказала о ситуации другим педагогам. В конце концов классная руководительница (святая женщина!) пришла к нам домой — выяснить, чем можно помочь. Представляете, как я себя чувствовала?

— Н-нда-а...

Я чувствовала в ситуации какой-то подвох. Что-то подсказывало мне, что действительно буйная фантазия Андрея произрастает не на пустом месте. Похоже на то, что, сочиняя и рассказывая свои дикие истории, он в тот момент сам в них верит.

— Послушайте, а вы сами в детстве не придумывали подобных историй? Ну, что вы на самом деле заколдованная принцесса и все такое.

— Да вы что! — возмутилась женщина. — Какие принцессы! Я даже сочинения с трудом писала, потому что там придумывать надо. Физика, математика мне куда легче давались.

— Может быть, кто-нибудь из ваших родственников?

— Те, которые в деревне? Ну конечно, между уборкой и посевной сказки сочиняют! Материна сестра сказала: еще раз своего привезешь, я об него всю хворостину для профилактики обломаю, чтоб перед соседями не срамил.

— А отец Андрея?

— Мы в разводе давно, Андрюшке и трех лет не исполнилось.

— И с тех пор он не подавал никаких признаков жизни?

— Нет, почему же. Они видятся иногда, в кино ходят, в зоопарк.

— То есть отец Андрея — нормальный, социально адаптированный человек, принимает участие в воспитании сына? — обрадовалась я. — А не сочинял ли он историй?

— Нет, — твердо сказала женщина. — Блажной был, этого не отнять, но историй не сочинял. Точно.

— А что значит — блажной? — осторожно спросила я.

— Да вечно витал где-то. Ни кран починить, ни полку прибить, ни посоветоваться по делу. И все книжки читал. И сейчас, наверное, читает.

— Расскажите подробней, — я почувствовала, что нащупала истоки проблемы.

Еще через пять минут я уже открыто смеялась. Несмотря на продекларированное отсутствие фантазии, женщина была хорошим рассказчиком — язвительным и наблюдательным, а благодаря деревенскому происхождению хорошо владела сочным народным языком.

Ее бывший муж действительно любил читать. Очень. Читал книжки периодами — по авторам. Проникался всем — историческим колоритом, этнографией, кухней. Менял гардероб, стиль речи, круг знакомых. Когда читал Ремарка, похудел на 10 килограммов и был поставлен на учет в тубдиспансер. В джеклондоновский период влюбился в удмуртку, странно щурился и завел себе терьероподобного ублюдка — умнющую темно-рыжую тварь с отвратительным характером. Папу Хэма ему запретила читать жена — он стал говорить фразами из трех слов, носить в гости свитера со стоячим воротом и странно присматривался к ружьям.

— Они оба модифицируют мир, понимаете? Делают это без всякой корысти, просто чтобы было интересней.

— Он своими модификациями меня в гроб вгонит, раньше, чем в армию уйдет, — просто прокомментировала мою гипотезу женщина. — Сделать-то можно чего-нито?

— Да, — сказала я. — Можно. Нужно куда-то канализировать эту его страсть. Театральный кружок. Литературная студия. Еще что-нибудь подобное. Безопасная резервация. В дальнейшем подумайте о какой-нибудь специализированной школе. Может быть, журналистика. Они столько врут, что ему там будет раздолье.

— Подскажите конкретно, — потребовала она.

Я дала ей короткий список из лично известных мне мест.

Ни одно из них не сработало.

***

Спустя год Андрей прижился в детском кукольном театре — он чудесно отождествлялся с куклами, сочинял репризы, любил стоять позади действия в черном трико. Отец ходил на все его спектакли, гордился сыном. Безумное сочинительство из практической жизни семьи исчезло без следа. Впоследствии Андрей начал сам изготовлять кукол, что и стало его профессией.