Фотограф Джеймс Хилл: Поехать на войну всегда легче, чем возвращаться с нее

После почти 25 лет работы в горячих точках и зонах военных и политических конфликтов британский фотограф Джеймс Хилл решил издать книгу «Между войной и миром». «Когда я смотрю на фотографии, снятые 10–20 лет назад, они заставляют меня снова переживать то, что на них запечатлено, — объясняет Хилл. — Работа, которую я делаю, оставляет в моей жизни след». И чтобы снять с себя груз пережитых событий, Хилл решил поделиться своим опытом и историями о том, что представляет собой работа в горячих точках.

Тяжелая роль наблюдателя

Первые недели в зонах военных конфликтов чувствуешь себя пуганой собакой, не знаешь, как реагировать на происходящее. Но рядом всегда есть человек, который подсказывает, что делать. Мне стало намного сложнее работать на войне, когда у меня родились дети. До этого я легко принимал приглашения поехать куда-нибудь в Карабах: это воспринималось как предложение сходить в бар выпить пива. Но решиться поехать на войну всегда легче, чем возвращаться с нее. После того как я вернулся из Ирака, моя жена призналась, что видит во мне чужого человека.

Быть наблюдателем на войне очень сложно. Да, мне не приходится никого убивать, но я вынужден смотреть на то, как это делают другие. Когда видишь смерть так близко, невозможно отделаться от ощущения нереальности происходящего. Известный британский фотограф Дон Маккалин, который снимал войну во Вьетнаме и в других горячих точках, сейчас живет в Англии и снимает пейзажи: черно-белые фотографии. Но небо на них получается такое черное и мрачное, как после бомбардировки. По его работам видно, что внутри него все еще идет борьба и многое он еще не пережил. Война меняет людей, даже если ты в ней не участвуешь.

Афганистан: парадоксальный народ

Я стал военным фотографом случайно — у меня никогда не было такой мечты. Когда я учился в Лондоне, мы с однокурсниками смотрели, какие работы публикуются в Time и других уважаемых изданиях, и поняли: чтобы стать хорошим фотографом, надо побывать на войне. Тогда я еще не понимал, что это значит.

Например, когда я читал рассказы об афганских солдатах, я думал, что это мудрые, бодрые, сильные люди. Все оказалось совсем не так. Когда талибы начинали по нам стрелять, солдаты разбегались в разные стороны. Как-то я спросил у командира: когда начнется наступление на позиции «Талибана», сколько можно прятаться? «Вот приедут американцы, они начнут бомбить, и, может, тогда мы начнем атаковать», — ответил мне командир. В перерывах между боями они смотрели в штабе спутниковый телевизор: листая каналы, они нашли трансляцию женского тенниса. Для афганских мужчин это было очень впечатляющее зрелище.

Когда я от них уезжал, я был разочарован тем, что мои романтические представления о солдатах Афганистана не оправдались. Я выехал на дорогу и вдруг услышал вдалеке цокот копыт осла. Я пригляделся и не поверил своим глазам, картинка сложилась будто специально для меня: мужчина и женщина верхом на ослике уходили в даль, а закат окрасил пустыню в красный цвет. Эта пара посреди бескрайних песков показалась мне удивительно хрупкой и нежной.

Афганцы — парадоксальный народ. Они могут быть безумно добрыми и гостеприимными, но при этом жестокими и привыкшими к насилию. Они ходят из дома в магазин по улице, где лежат трупы, и совершенно равнодушны к этому. К моменту, когда я сделал фотографию с убитым талибом, я провел в Афганистане уже два с половиной месяца. И уже тогда я тоже равнодушно относился к виду мертвого человека.

Ирак: ложная свобода

Журналисты, как правило, живут в военных частях при солдатах. Как-то с другими корреспондентами я оказался в группе американских пехотинцев — это очень интересные люди, в которых высокая культура странным образом сочетается с жестокостью. Даже в очень простых привычных действиях можно было увидеть следы насилия. Однажды мы остановились на привал посреди пустыни, и один из солдат начал брить себе голову: очень грубо, оставляя сильные порезы на коже. Но он не подавал виду, что ему больно или неприятно, и просто вытирал капли крови полотенцем.

Мы сдружились с пехотинцами еще и потому, что у меня была спутниковая связь, по которой солдаты могли звонить родным в США. В обмен на эту возможность они отдавали мне продукты из пайка и другие полезные мелочи. В этих же пайках солдатам выдавались американские конфеты. Однажды мы попали в песчаную бурю: военные прятались в грузовиках, а те, кому не хватило места, снаружи кутались в одежды, как мумии. Я вдруг увидел, как сидевший передо мной пехотинец открыл упаковку Skittles — пачка сладостей в его руках выглядела как единственное напоминание о существовании цивилизации, которая находится где-то там, за песчаной бурей. 

9 апреля 2003 года американские военные окончательно захватили Багдад. В этом городе была сотня памятников Саддаму Хусейну, но только один из них находился прямо перед штабом CNN — на площади Фирдос — и попал в камеры журналистов. Иракцы взобрались на памятник, накинули на него веревки, чтобы сбить с постамента. Я отступил назад и прямо перед моей камерой иракец протянул пачку сигарет американскому пехотинцу. Казалось, война была окончена, но настоящая война началась в Ираке через несколько месяцев.

Чернобыль: невидимая война

В начале 90-х я хотел поехать в Россию, но мне не дали визу. Поэтому в марте 1992 года я отправился в Киев, а оттуда — в Чернобыль. Я тогда уже был женат, и моя жена запрещала мне ехать: боялась, что это опасно, что у нас не будет детей. Но мне было очень интересно посмотреть, как выглядит целый заброшенный город и покинутые земли. И по-настоящему важной казалась тема героев — ликвидаторов аварии на ЧАЭС.

Принято считать, что герои — это те, кто борется с врагом, а враг должен быть осязаем. Радиация не осязаема, поэтому далеко не всем был понятен героизм ликвидаторов аварии. Я фотографировал полковника внутренних войск, которому было поручено зачистить последствия взрыва и создать саркофаг вокруг четвертого реактора. Перед поездкой в зону отчуждения он спросил у эвакуаторов, что их ждет в покинутом городе. Ему сказали, что стрелка счетчика Гейгера вылетала за максимальные значения, обозначенные на шкале. Но ликвидаторы все равно мужественно выполнили свою работу.

Беслан: город, который не сдается

Я приехал в Беслан через две недели после трагедии. То, что я увидел, произвело на меня чрезвычайно тяжелое впечатление. В войнах, на которых я бывал раньше, мужчины воевали против мужчин. В Беслане погибли и дети, и женщины. Местные жители потеряли веру в человечество, но продолжали бороться за свой город и свою жизнь: не скрывая своего горя, люди собирались у места трагедии, оставляли там воду и еду в память о погибших.

Лондон: королевская свадьба

Глядя на все эти фотографии с войны, можно подумать, что моя жизнь состоит из череды ужасных и страшных событий. Но это не так. Я видел и мирное время, у меня есть много хороших воспоминаний, которыми я тоже хочу поделиться. В день свадьбы Кейт Миддлтон и принца Уильяма я заплатил 900 фунтов за то, чтобы получить место для съемки на трибуне перед Букингемским дворцом. Кроме меня на этой трибуне было еще 63 фотожурналиста, и все мы больше восьми часов ждали, когда молодожены выйдут на балкон, чтобы мы смогли их сфотографировать.

В ожидании я поглядывал на соседей по трибуне и понимал, что у нас получатся абсолютно одинаковые фотографии. Я стал думать, как сделать фотографию, которая будет отличаться от других. Когда королевская чета, наконец, вышла, они два раза поцеловались под щелчки фотокамер и приветствие многотысячной толпы, ожидавшей их под балконом. Потом принц Уильям взял под руку молодую жену, чтобы отвести ее во дворец, но герцогиня неожиданно обернулась через плечо, как бы проверить и запомнить на всю жизнь, что полмиллиона человек собрались у дворца в честь ее свадьбы. И в этот момент я нажал на спуск фотоаппарата.