Когда Николай Волошинов, полковник императорского Генерального штаба, преодолел путь в тысячу километров и добрался из восточносибирского Усть-Кута до реки Муи, он понял, что проложить железную дорогу в этом месте «безусловно невозможно». 90 лет спустя по маршруту экспедиции Волошина прошла основная трасса БАМа.

Ее начали прокладывать еще в 1938-м, в основном силами заключенных, которых для этого собрали в специальные железнодорожные лагеря. Через три года рельсы разобрали и отправили в помощь защитникам Сталинграда. Стройку заморозили.

В первые послевоенные десятилетия удалось проложить лишь два больших участка: один на западе, другой на востоке. Зато в 1974-м БАМ объявили ударной всесоюзной комсомольской стройкой и туда поехала молодежь со всей страны. Посреди тайги рождались новые города и новые семьи.

Через 15 лет БАМ достроили. О том, как это было, рассказывают участники событий.

Сам я с Украины, из Хмельницкой области. В 21 год пришел с армии, работал по спорту — инструктором при колхозе. В это время тетя с дядей уже были на БАМе. Приехали в отпуск и зовут: «Поехали с нами». Я че-то сидел-сидел, да и согласился. Поеду, думаю, на два с половиной года, как все тогда, заработаю — и обратно.

Прошло два с половиной года, пять, десять лет — и вот уже, слава богу, 43-й год я на БАМе. У меня три дочери, четверо внуков и внучка. Внучку я воспитываю, опекунство взял. Нынче в шестой класс перешла.

С 1978 года по сегодняшний день работаю на железной дороге. До 1992-го работал на строительно-монтажном поезде. На БАМе я укладывал Байкальский тоннель, прокладывал дорогу до Северобайкальска, строил четыре мысовых тоннеля вдоль Байкала, сдавал несколько станций. Потом ездил работать на Транссиб, а в 1993 году стал контролером пути по станции Северобайкальск.

Я как маленький ревизор: проверяю пути и стрелочные переводы. Если где-то не по технологии — закрываю или ограничиваю это место. Когда монтеры устраняют нарушение, снова открываю движение.

В ведении у меня 198 стрелочных переводов, локомотивное депо, пассажирские вагоны и сама станция Северобайкальск, на которой 16 путей. За месяц все это нужно проверить. Если месяц короткий, работаю и в субботу.

Я окончила педагогический институт, и тем же летом мне дали направление в поселок Икабья в Забайкальском крае. Там как раз построили школу.

Вскоре я познакомилась со своим будущим мужем: грузином Тариелом из отряда «ГрузстройБАМ». Многие поселки БАМа строились одной республикой. Поселок Икабью строили грузины.

В апреле мы с Тариелом стали встречаться, а в мае он пришел ко мне со сватами — директором моей школы и начальником «ГрузстройБАМа». Я хотела осенью уехать домой. Тариел боялся, что, если я уеду, больше он меня не увидит. И решил жениться.

Он сделал предложение, я согласилась. Но сначала спросила совета у директора школы. Она сказала: «Хороший парень». И я ей поверила. И ведь живем вместе 37 лет, ни разу не пожалела о своем решении — такой он человек хороший.

Всю свадьбу организовали грузинки, мы только деньги давали. И ансамбль у нас был грузинский. Гуляли в столовой два дня: 8 и 9 мая. Весело все прошло. В то время там много семей создавалось. Каждую субботу и воскресенье устраивали свадьбу, и не одну. Детей много рождалось, садик был переполнен.

Так я на БАМе и осталась. А через год родился первый сын.

По вечерам бегали на танцы, в клуб и в кино. Зимой каждые выходные ходили с детьми на лыжах, а летом — на пикник. Выйдешь из дома — через 150 метров брусника. Я соберу стакан и сварю компот. Грибов полно было. А рыбы! Пойдет муж на речку — к обеду принесет целый тазик хариуса. Такое это было место, как рай на земле: малолюдное, воздух чистый, лес рядом.

Обеспечение было хорошее. И продукты были, и одежда, и дефицитные товары. Тариел много зарабатывал: по 500–700 рублей. Он работал каменщиком, получал разряды, грамоты ему вручали. Казалось, что так всегда будет. Но когда Горбачев пришел к власти, началось что-то не то.

В 1997 году мы уехали из Икабьи к моим родителям в Красный Чикой. Дети стали подрастать, для них в поселке возможностей было мало. До сих пор ностальгия по БАМу мучает. Муж жалеет, что мы уехали. А я так думаю: что сделано, то сделано.

Родители уехали на БАМ за год до моего рождения: хотели заработать денег и купить машину. Маме было 19, папе — 21. Жили в Кувыкте, бамовском поселке в Амурской области. Отец работал на отсыпке магистрали, а мама — в магазине. Через три года купили машину — ВАЗ-2102. По тем временам они быстро на нее заработали.

Жили мы в утепленном вагончике. В моей детской медкарте так и написано: «Место жительства: вагончик около магазина». Когда мне было года три, в Кувыкте построили новую школу, а старую, щитовую, отдали под заселение. Переехала туда и моя семья. Нашей квартирой стал один из классов.

Так мы прожили год и уехали на восток, в Верхнезейск. Этот поселок моложе Кувыкты: когда мы переезжали, БАМ туда еще не пришел. Добирались на немецком самосвале «магирус», погрузив пожитки в кузов.

Помню, когда к нам в гости приехала бабушка, это вызвало большой ажиотаж у моих друзей: они до этого не видели пожилых людей. На БАМ ехала молодежь, в основном сразу после армии или института. Отец вспоминал, что с ним работал человек по прозвищу Старый. Ему было то ли 33, то ли 34 года.

В Верхнезейске родители устроились работать в Военторг. Папа — водителем, мама — продавцом. Они ездили в автолавке — машине, в которую загружали товары и развозили их по отдаленным населенным пунктам. Ездили только зимой: там такие болота, что летом не проехать.

Главным праздником для жителей Верхнезейска был День оленевода, который эвенки отмечали в начале весны. Они жили в соседнем селе Бомнак, куда мы специально ездили на праздник. Там проводили гонки на оленьих упряжках и ярмарки. Для нас, детей, это было целое событие.

Сам Верхнезейск находится в верховье реки Зея, в том месте, где река разливается в огромное Зейское водохранилище. Его плотина стоит в городе Зея. Чтобы добраться до города, нужно было часа три плыть по водохранилищу на теплоходе «Ракета».

В 1993-м мы перебрались в Читу. После развала Союза жизнь на БАМе скукожилась. Люди потеряли работу, многие сразу уехали, а те, кто остались, оказались в сложном положении: БАМ сильно зависел от снабжения, и с ним начались перебои.

Стали говорить, что БАМ был не нужен, что это бесполезный проект. Я так не считаю. Во-первых, он решает важную стратегическую задачу. Ведь любую железную дорогу строят для быстрой переброски больших людских ресурсов. Во-вторых, он решает экономическую задачу. Это путь к месторождениям Сибири и Дальнего Востока. Да и в принципе БАМ — квинтэссенция всего хорошего, что было в Советском Союзе.