ФУТБОЛ В ХХI ВЕКЕ
ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ
Игорь Порошин
Среди бессчетного числа забав и зрелищ, которыми мы обязаны промышленной революции XIX века, футбол, возможно, был единственным, кто обнаружил исполинскую стойкость в волнах цифрового взрыва начала XXI века.
Полтора столетия футбол развивался без видимых замедлений. Любой новый прорыв в скорости обработки и распространения информации только умножал его популярность.
С появлением телевидения во второй половине XX века слава футбола стала всемирной. Глобальные спутниковые сети в начале XXI века превратили его в огромный супермаркет, работающий круглосуточно и мгновенно поставляющий товар в любую точку мира через официальных операторов пиратами.
Когда говорят, что в первом в истории человечества всемирном карантине зачахло, завяло все — это, конечно, неправда. Этот домашний арест стал в первую очередь грандиозной ревизией человеческих привязанностей. Карантин предсказуемо еще больше выдвинул вперед индустрию компьютерных игр. Пандемическая неспешность короновала сериал, визуальный роман, сделав его и компании их производящие одним из главных бенефициаров эпохи предписанной праздности. Футбол же получил всего лишь снисходительный зачет.
Выяснилось, что зритель футбола очень зависим от чужих оценок. Ему важно ежесекундно получать подтверждение значимости всего происходящего на поле. Этим подтверждением, своего рода суфлером для телевизионного зрителя, был шум трибун и сам вид огромных арен, заполненных людьми. Футбол без зрителей, с глухим, гулким звуком футбольной тренировки теряет свой символический капитал, превращается в замкнутую на самой себе зрительную абстракцию — такой эта игра является первый раз или каждый раз тому, кто наблюдает за ней без любопытства, без чувств, как на величайшую на земле нелепость: зачем столько страсти, внимания, слов к этой забаве?
В испытании всемирной изоляцией впервые вспомнился почтенный возраст футбола. Свойства времени его породившего — современники английской индустриальной революции пугались ее скоростей, мы видим это время совсем другим — основательным, неспешным.
Футбол сопротивляется быстрым технологическим новшествам. Для восполнения потери живого звука, переливавшегося тысячей оттенков моря стадиона, были востребованы рецепты ХХ века. В ряде стран матчи озвучивались шумом прежних, переполненных арен, еще ничего не ведающих о масках и социальной дистанции.
В Испании, чтобы потешить скучающий глаз карантинного болельщика, трансляции стали дополнять графикой заполненных пикселями трибун. Технологическое простодушие этого приема было буквально заимствовано из первых компьютерных игр еще XX века.
Чемпионат Европы почти вернул нам прежний образ футбола с живым звуком и живыми болельщиками на трибунах. Но было бы слишком очевидным самообманом надеяться, что все мы стряхнем с себя бредовый сон карантина и войдем в завтрашний день, как во вчерашний, где, как вдруг выяснилось, было много хорошего, достойного воспоминания, в частности, золотой век футбола.
Полтора столетия футбол развивался без видимых замедлений. Любой новый прорыв в скорости обработки и распространения информации только умножал его популярность.
С появлением телевидения во второй половине XX века слава футбола стала всемирной. Глобальные спутниковые сети в начале XXI века превратили его в огромный супермаркет, работающий круглосуточно и мгновенно поставляющий товар в любую точку мира через официальных операторов пиратами.
Когда говорят, что в первом в истории человечества всемирном карантине зачахло, завяло все — это, конечно, неправда. Этот домашний арест стал в первую очередь грандиозной ревизией человеческих привязанностей. Карантин предсказуемо еще больше выдвинул вперед индустрию компьютерных игр. Пандемическая неспешность короновала сериал, визуальный роман, сделав его и компании их производящие одним из главных бенефициаров эпохи предписанной праздности. Футбол же получил всего лишь снисходительный зачет.
Выяснилось, что зритель футбола очень зависим от чужих оценок. Ему важно ежесекундно получать подтверждение значимости всего происходящего на поле. Этим подтверждением, своего рода суфлером для телевизионного зрителя, был шум трибун и сам вид огромных арен, заполненных людьми. Футбол без зрителей, с глухим, гулким звуком футбольной тренировки теряет свой символический капитал, превращается в замкнутую на самой себе зрительную абстракцию — такой эта игра является первый раз или каждый раз тому, кто наблюдает за ней без любопытства, без чувств, как на величайшую на земле нелепость: зачем столько страсти, внимания, слов к этой забаве?
В испытании всемирной изоляцией впервые вспомнился почтенный возраст футбола. Свойства времени его породившего — современники английской индустриальной революции пугались ее скоростей, мы видим это время совсем другим — основательным, неспешным.
Футбол сопротивляется быстрым технологическим новшествам. Для восполнения потери живого звука, переливавшегося тысячей оттенков моря стадиона, были востребованы рецепты ХХ века. В ряде стран матчи озвучивались шумом прежних, переполненных арен, еще ничего не ведающих о масках и социальной дистанции.
В Испании, чтобы потешить скучающий глаз карантинного болельщика, трансляции стали дополнять графикой заполненных пикселями трибун. Технологическое простодушие этого приема было буквально заимствовано из первых компьютерных игр еще XX века.
Чемпионат Европы почти вернул нам прежний образ футбола с живым звуком и живыми болельщиками на трибунах. Но было бы слишком очевидным самообманом надеяться, что все мы стряхнем с себя бредовый сон карантина и войдем в завтрашний день, как во вчерашний, где, как вдруг выяснилось, было много хорошего, достойного воспоминания, в частности, золотой век футбола.
Так слово «свобода», например, не значит что-то противоположное тому, что значило прежде, но, очевидно, уже другое. Такие понятия как «сообщество», «компания», «толпа» существуют сегодня уже почти исключительно в иносказательном ключе. Осязаемое скопление людей теперь вызывает в лучшем случае изумление, а не зависть — вот мне бы туда же!
Футбол всегда связывался с теснотой, эмоциональной, но еще и тактильной близостью людей. То есть всем тем, что находится сегодня, если не ещё под прямым запретом, то под подозрением.
В замерзшем, замершем времени карантина проявился разлад футбола с самим духом нового времени. Футбол проигрывает в плотности событий почти всем ключевым зрелищам современности. Эта плотность может иногда случиться (Франция — Швейцария — 3:3, Испания — Хорватия — 5:3). Но она ничем не гарантирована — два самых результативных матча Евро прогремели в один день, как гроза. Современный человек, и этот запрос усиливается с каждым новым поколением, на все хочет получить гарантийный паспорт.
Футбол примерно равен настоящему времени. В том смысле, что он никогда не занимает сознание всецело на все 90 минут, тем более 120.
По-настоящему радикальной альтернативой настоящему времени в футболе стала серия пенальти. Это предельное ускорение естественного хода вещей, выхода из естества жизни, подобно походу в казино или погружению в пространство вселенной Marvel. Не случайно, что серии пенальти — это то, что больше всего запоминает, обсуждает и любит профанная аудитория, подключающаяся к футболу раз в два года по случаю больших турниров национальных команд.
Внимательные и чувствительные ценители футбола ненавидят этот судьбоносный аттракцион (он во второй раз в истории определил сильнейшую команду Европы). Они указывают на то, что послематчевая серия пенальти — это, по сути, только эффектная экзекуция, разновидность публичной смертной казни. Она никак не соотносится ни с силой команд, ни с мастерством отдельных футболистов и даже вратарей (самый важный вратарь XXI века Джанлуиджи Буффон — совсем не велик в отражении пенальти). Пенальти нужно поскорее отменить, как саму смертную казнь.
Футбол провоцирует максимально общее рассуждение о нем. Но это не отрицает его сложную природу и возможности сложно о нем говорить. Так последствия бедственного начала турнира для сборной Дании, когда Кристиан Эриксен упал без сознания на газон стадиона в Копенгагене, истолкованы в эмоционально-символическом ключе — это необыкновенно сплотило команду и заставило играть всех еще и за того парня.
Между тем, технологический, специальный аспект влияния этой драмы на устройство игры Дании, кажется, еще более захватывающим. Эриксен слишком много значил для этой Дании, к нему сходились почти все дороги развития атак. Эриксену трудно противостоять — он выдающийся игрок. Но с Эриксеном Дания проще сканируется и просчитывается.
Полномочия Эриксена распределились среди других игроков Дании слишком сложно и слишком неуловимо для соперников. Это заслуга тренера Каспера Юльмана. В тренерском деле он стал едва ли не главной звездой Евро-2020. От частного, специального возвращаемся к общему. Детали гибридной игры в защите или невероятная способность Миккеля Дамсгора находить пространство совершенно в духе Томаса Мюллера или Фрэнки Де Йонга — это, в сущности, всего лишь частный случай жизни общественных систем Скандинавии с их точным и справедливым распределением полномочий. Игра Дании на Евро-2020 — ода скандинавскому типу демократии в ее идеальном воплощении, когда человек не растворяется в системе, а сама система так хорошо придумана, что не зависит от конкретного, пусть даже выдающимся образом одаренного исполнителя и в каждом востребует лучшее.
Футбол всегда связывался с теснотой, эмоциональной, но еще и тактильной близостью людей. То есть всем тем, что находится сегодня, если не ещё под прямым запретом, то под подозрением.
В замерзшем, замершем времени карантина проявился разлад футбола с самим духом нового времени. Футбол проигрывает в плотности событий почти всем ключевым зрелищам современности. Эта плотность может иногда случиться (Франция — Швейцария — 3:3, Испания — Хорватия — 5:3). Но она ничем не гарантирована — два самых результативных матча Евро прогремели в один день, как гроза. Современный человек, и этот запрос усиливается с каждым новым поколением, на все хочет получить гарантийный паспорт.
Футбол примерно равен настоящему времени. В том смысле, что он никогда не занимает сознание всецело на все 90 минут, тем более 120.
По-настоящему радикальной альтернативой настоящему времени в футболе стала серия пенальти. Это предельное ускорение естественного хода вещей, выхода из естества жизни, подобно походу в казино или погружению в пространство вселенной Marvel. Не случайно, что серии пенальти — это то, что больше всего запоминает, обсуждает и любит профанная аудитория, подключающаяся к футболу раз в два года по случаю больших турниров национальных команд.
Внимательные и чувствительные ценители футбола ненавидят этот судьбоносный аттракцион (он во второй раз в истории определил сильнейшую команду Европы). Они указывают на то, что послематчевая серия пенальти — это, по сути, только эффектная экзекуция, разновидность публичной смертной казни. Она никак не соотносится ни с силой команд, ни с мастерством отдельных футболистов и даже вратарей (самый важный вратарь XXI века Джанлуиджи Буффон — совсем не велик в отражении пенальти). Пенальти нужно поскорее отменить, как саму смертную казнь.
Футбол провоцирует максимально общее рассуждение о нем. Но это не отрицает его сложную природу и возможности сложно о нем говорить. Так последствия бедственного начала турнира для сборной Дании, когда Кристиан Эриксен упал без сознания на газон стадиона в Копенгагене, истолкованы в эмоционально-символическом ключе — это необыкновенно сплотило команду и заставило играть всех еще и за того парня.
Между тем, технологический, специальный аспект влияния этой драмы на устройство игры Дании, кажется, еще более захватывающим. Эриксен слишком много значил для этой Дании, к нему сходились почти все дороги развития атак. Эриксену трудно противостоять — он выдающийся игрок. Но с Эриксеном Дания проще сканируется и просчитывается.
Полномочия Эриксена распределились среди других игроков Дании слишком сложно и слишком неуловимо для соперников. Это заслуга тренера Каспера Юльмана. В тренерском деле он стал едва ли не главной звездой Евро-2020. От частного, специального возвращаемся к общему. Детали гибридной игры в защите или невероятная способность Миккеля Дамсгора находить пространство совершенно в духе Томаса Мюллера или Фрэнки Де Йонга — это, в сущности, всего лишь частный случай жизни общественных систем Скандинавии с их точным и справедливым распределением полномочий. Игра Дании на Евро-2020 — ода скандинавскому типу демократии в ее идеальном воплощении, когда человек не растворяется в системе, а сама система так хорошо придумана, что не зависит от конкретного, пусть даже выдающимся образом одаренного исполнителя и в каждом востребует лучшее.
Футбол предлагает человеку домысливать, додумывать, придумывать, драматизировать, легко делать из мухи слона и наоборот — совсем не брать в голову.
В ХХ веке футбол почитался поджигателем страсти, азарта, неистовства и даже агрессии. Теперь есть много вещей, которые гораздо эффективней возбуждают эти чувства, а также жажду новизны — эту, кажется, главную манию XXI века.
Теперь выясняется, что футбол не так громок, как принято о нем думать. В нем даже есть своего рода деликатность к человеку, он, в общем, ни к кому не набивается в друзья или хейтеры — редкое, исключительное по нынешним временам качество зрелища. Язык не поворачивается назвать футбол контентом.
После десятилетий беспечного цветения футбол оказался в ситуации принца Гамлета. Быть или не быть? Это драматический и в то же время предельно ясный выбор. Футбол может пуститься в погоню за временем, в подражание компьютерным играм программируя плотность событий. Или, напротив, противопоставить себя этому запросу.
Футбол, с его тщательной подготовкой атак, сложными групповыми маневрами, непредсказуемой сменой ритма парадоксальным образом может переместиться на другой край человеческого сознания, где живет традиция, где запрос на новизну реализуется в осознанном поиске, а не в горячечном тыканье джойстика или перебирании гаджетов. Туда, где существует фестивальное кино, камерные концерты, прогулки в лесу, ну и да, молитва, медитация. Все то, что уравновешивает, смиряет азарт цивилизации, не дает ей слететь с катушек в жажде неизведанного.
Футбол часто называли религией в XX веке. Но вот кажется пришло время, когда это досадно неточное уподобление вдруг может оказаться уместным.
Теперь выясняется, что футбол не так громок, как принято о нем думать. В нем даже есть своего рода деликатность к человеку, он, в общем, ни к кому не набивается в друзья или хейтеры — редкое, исключительное по нынешним временам качество зрелища. Язык не поворачивается назвать футбол контентом.
После десятилетий беспечного цветения футбол оказался в ситуации принца Гамлета. Быть или не быть? Это драматический и в то же время предельно ясный выбор. Футбол может пуститься в погоню за временем, в подражание компьютерным играм программируя плотность событий. Или, напротив, противопоставить себя этому запросу.
Футбол, с его тщательной подготовкой атак, сложными групповыми маневрами, непредсказуемой сменой ритма парадоксальным образом может переместиться на другой край человеческого сознания, где живет традиция, где запрос на новизну реализуется в осознанном поиске, а не в горячечном тыканье джойстика или перебирании гаджетов. Туда, где существует фестивальное кино, камерные концерты, прогулки в лесу, ну и да, молитва, медитация. Все то, что уравновешивает, смиряет азарт цивилизации, не дает ей слететь с катушек в жажде неизведанного.
Футбол часто называли религией в XX веке. Но вот кажется пришло время, когда это досадно неточное уподобление вдруг может оказаться уместным.
Пандемия COVID-19 — это, прежде всего, ревизия ценностей цивилизации. Их пересмотр, отмена, закалка или новое триумфальное утверждение.
ФОТОГРАФИИ ПРЕДОСТАВИЛИ: Асхат Бардынов, Денис Бычковский, Андрей Голованов, Татьяна Микаидзе, Александр Федоров, ИТАР-ТАСС, Getty Images. А также: Государственный Русский музей; Національний художній музей України; Црква Света Софија во Охрид; Alte Pinakothek, Munich; Belvedere, Vienna; Cathedral of St Bavo, Ghent; Den Hirschsprungske Samling; Hrvatski muzej naivne umjetnosti; Kunstmuseum Bern; Magyar Nemzeti Galéria; Museu Nacional de Arte Antiga; Museo Nacional del Prado; Muzeum Narodowe w Warszawie; Národní galerie Praha; National Museum Wales; Rijksmuseum; RMN-Grand Palais (musée du Louvre); Santa Maria delle Grazie, Milano; Scottish National Gallery; Swedish National Museum of Fine Arts; The National Gallery, London; Topkapi Saray Museum; Turku Art Museum. Авторы книги выражают искреннюю признательность народной артистке РФ Ольге Михайловне Яковлевой за любезное содействие и предоставленные фотографии из ее личного архива.
Среди бессчетного числа забав и зрелищ, которыми мы обязаны промышленной революции XIX века, футбол, возможно, был единственным, кто обнаружил исполинскую стойкость в волнах цифрового взрыва начала XXI века.
Полтора столетия футбол развивался без видимых замедлений. Любой новый прорыв в скорости обработки и распространения информации только умножал его популярность.
С появлением телевидения во второй половине XX века слава футбола стала всемирной. Глобальные спутниковые сети в начале XXI века превратили его в огромный супермаркет, работающий круглосуточно и мгновенно поставляющий товар в любую точку мира через официальных операторов пиратами.
Когда говорят, что в первом в истории человечества всемирном карантине зачахло, завяло все — это, конечно, неправда. Этот домашний арест стал в первую очередь грандиозной ревизией человеческих привязанностей. Карантин предсказуемо еще больше выдвинул вперед индустрию компьютерных игр. Пандемическая неспешность короновала сериал, визуальный роман, сделав его и компании их производящие одним из главных бенефициаров эпохи предписанной праздности. Футбол же получил всего лишь снисходительный зачет.
Выяснилось, что зритель футбола очень зависим от чужих оценок. Ему важно ежесекундно получать подтверждение значимости всего происходящего на поле. Этим подтверждением, своего рода суфлером для телевизионного зрителя, был шум трибун и сам вид огромных арен, заполненных людьми. Футбол без зрителей, с глухим, гулким звуком футбольной тренировки теряет свой символический капитал, превращается в замкнутую на самой себе зрительную абстракцию — такой эта игра является первый раз или каждый раз тому, кто наблюдает за ней без любопытства, без чувств, как на величайшую на земле нелепость: зачем столько страсти, внимания, слов к этой забаве?
В испытании всемирной изоляцией впервые вспомнился почтенный возраст футбола. Свойства времени его породившего — современники английской индустриальной революции пугались ее скоростей, мы видим это время совсем другим — основательным, неспешным.
Футбол сопротивляется быстрым технологическим новшествам. Для восполнения потери живого звука, переливавшегося тысячей оттенков моря стадиона, были востребованы рецепты ХХ века. В ряде стран матчи озвучивались шумом прежних, переполненных арен, еще ничего не ведающих о масках и социальной дистанции.
В Испании, чтобы потешить скучающий глаз карантинного болельщика, трансляции стали дополнять графикой заполненных пикселями трибун. Технологическое простодушие этого приема было буквально заимствовано из первых компьютерных игр еще XX века.
Чемпионат Европы почти вернул нам прежний образ футбола с живым звуком и живыми болельщиками на трибунах. Но было бы слишком очевидным самообманом надеяться, что все мы стряхнем с себя бредовый сон карантина и войдем в завтрашний день, как во вчерашний, где, как вдруг выяснилось, было много хорошего, достойного воспоминания, в частности, золотой век футбола.
Полтора столетия футбол развивался без видимых замедлений. Любой новый прорыв в скорости обработки и распространения информации только умножал его популярность.
С появлением телевидения во второй половине XX века слава футбола стала всемирной. Глобальные спутниковые сети в начале XXI века превратили его в огромный супермаркет, работающий круглосуточно и мгновенно поставляющий товар в любую точку мира через официальных операторов пиратами.
Когда говорят, что в первом в истории человечества всемирном карантине зачахло, завяло все — это, конечно, неправда. Этот домашний арест стал в первую очередь грандиозной ревизией человеческих привязанностей. Карантин предсказуемо еще больше выдвинул вперед индустрию компьютерных игр. Пандемическая неспешность короновала сериал, визуальный роман, сделав его и компании их производящие одним из главных бенефициаров эпохи предписанной праздности. Футбол же получил всего лишь снисходительный зачет.
Выяснилось, что зритель футбола очень зависим от чужих оценок. Ему важно ежесекундно получать подтверждение значимости всего происходящего на поле. Этим подтверждением, своего рода суфлером для телевизионного зрителя, был шум трибун и сам вид огромных арен, заполненных людьми. Футбол без зрителей, с глухим, гулким звуком футбольной тренировки теряет свой символический капитал, превращается в замкнутую на самой себе зрительную абстракцию — такой эта игра является первый раз или каждый раз тому, кто наблюдает за ней без любопытства, без чувств, как на величайшую на земле нелепость: зачем столько страсти, внимания, слов к этой забаве?
В испытании всемирной изоляцией впервые вспомнился почтенный возраст футбола. Свойства времени его породившего — современники английской индустриальной революции пугались ее скоростей, мы видим это время совсем другим — основательным, неспешным.
Футбол сопротивляется быстрым технологическим новшествам. Для восполнения потери живого звука, переливавшегося тысячей оттенков моря стадиона, были востребованы рецепты ХХ века. В ряде стран матчи озвучивались шумом прежних, переполненных арен, еще ничего не ведающих о масках и социальной дистанции.
В Испании, чтобы потешить скучающий глаз карантинного болельщика, трансляции стали дополнять графикой заполненных пикселями трибун. Технологическое простодушие этого приема было буквально заимствовано из первых компьютерных игр еще XX века.
Чемпионат Европы почти вернул нам прежний образ футбола с живым звуком и живыми болельщиками на трибунах. Но было бы слишком очевидным самообманом надеяться, что все мы стряхнем с себя бредовый сон карантина и войдем в завтрашний день, как во вчерашний, где, как вдруг выяснилось, было много хорошего, достойного воспоминания, в частности, золотой век футбола.
Так слово «свобода», например, не значит что-то противоположное тому, что значило прежде, но, очевидно, уже другое. Такие понятия как «сообщество», «компания», «толпа» существуют сегодня уже почти исключительно в иносказательном ключе. Осязаемое скопление людей теперь вызывает в лучшем случае изумление, а не зависть — вот мне бы туда же!
Футбол всегда связывался с теснотой, эмоциональной, но еще и тактильной близостью людей. То есть всем тем, что находится сегодня, если не ещё под прямым запретом, то под подозрением.
В замерзшем, замершем времени карантина проявился разлад футбола с самим духом нового времени. Футбол проигрывает в плотности событий почти всем ключевым зрелищам современности. Эта плотность может иногда случиться (Франция — Швейцария — 3:3, Испания — Хорватия — 5:3). Но она ничем не гарантирована — два самых результативных матча Евро прогремели в один день, как гроза. Современный человек, и этот запрос усиливается с каждым новым поколением, на все хочет получить гарантийный паспорт.
Футбол примерно равен настоящему времени. В том смысле, что он никогда не занимает сознание всецело на все 90 минут, тем более 120.
По-настоящему радикальной альтернативой настоящему времени в футболе стала серия пенальти. Это предельное ускорение естественного хода вещей, выхода из естества жизни, подобно походу в казино или погружению в пространство вселенной Marvel. Не случайно, что серии пенальти — это то, что больше всего запоминает, обсуждает и любит профанная аудитория, подключающаяся к футболу раз в два года по случаю больших турниров национальных команд.
Внимательные и чувствительные ценители футбола ненавидят этот судьбоносный аттракцион (он во второй раз в истории определил сильнейшую команду Европы). Они указывают на то, что послематчевая серия пенальти — это, по сути, только эффектная экзекуция, разновидность публичной смертной казни. Она никак не соотносится ни с силой команд, ни с мастерством отдельных футболистов и даже вратарей (самый важный вратарь XXI века Джанлуиджи Буффон — совсем не велик в отражении пенальти). Пенальти нужно поскорее отменить, как саму смертную казнь.
Футбол провоцирует максимально общее рассуждение о нем. Но это не отрицает его сложную природу и возможности сложно о нем говорить. Так последствия бедственного начала турнира для сборной Дании, когда Кристиан Эриксен упал без сознания на газон стадиона в Копенгагене, истолкованы в эмоционально-символическом ключе — это необыкновенно сплотило команду и заставило играть всех еще и за того парня.
Между тем, технологический, специальный аспект влияния этой драмы на устройство игры Дании, кажется, еще более захватывающим. Эриксен слишком много значил для этой Дании, к нему сходились почти все дороги развития атак. Эриксену трудно противостоять — он выдающийся игрок. Но с Эриксеном Дания проще сканируется и просчитывается.
Полномочия Эриксена распределились среди других игроков Дании слишком сложно и слишком неуловимо для соперников. Это заслуга тренера Каспера Юльмана. В тренерском деле он стал едва ли не главной звездой Евро-2020. От частного, специального возвращаемся к общему. Детали гибридной игры в защите или невероятная способность Миккеля Дамсгора находить пространство совершенно в духе Томаса Мюллера или Фрэнки Де Йонга — это, в сущности, всего лишь частный случай жизни общественных систем Скандинавии с их точным и справедливым распределением полномочий. Игра Дании на Евро-2020 — ода скандинавскому типу демократии в ее идеальном воплощении, когда человек не растворяется в системе, а сама система так хорошо придумана, что не зависит от конкретного, пусть даже выдающимся образом одаренного исполнителя и в каждом востребует лучшее.
Футбол всегда связывался с теснотой, эмоциональной, но еще и тактильной близостью людей. То есть всем тем, что находится сегодня, если не ещё под прямым запретом, то под подозрением.
В замерзшем, замершем времени карантина проявился разлад футбола с самим духом нового времени. Футбол проигрывает в плотности событий почти всем ключевым зрелищам современности. Эта плотность может иногда случиться (Франция — Швейцария — 3:3, Испания — Хорватия — 5:3). Но она ничем не гарантирована — два самых результативных матча Евро прогремели в один день, как гроза. Современный человек, и этот запрос усиливается с каждым новым поколением, на все хочет получить гарантийный паспорт.
Футбол примерно равен настоящему времени. В том смысле, что он никогда не занимает сознание всецело на все 90 минут, тем более 120.
По-настоящему радикальной альтернативой настоящему времени в футболе стала серия пенальти. Это предельное ускорение естественного хода вещей, выхода из естества жизни, подобно походу в казино или погружению в пространство вселенной Marvel. Не случайно, что серии пенальти — это то, что больше всего запоминает, обсуждает и любит профанная аудитория, подключающаяся к футболу раз в два года по случаю больших турниров национальных команд.
Внимательные и чувствительные ценители футбола ненавидят этот судьбоносный аттракцион (он во второй раз в истории определил сильнейшую команду Европы). Они указывают на то, что послематчевая серия пенальти — это, по сути, только эффектная экзекуция, разновидность публичной смертной казни. Она никак не соотносится ни с силой команд, ни с мастерством отдельных футболистов и даже вратарей (самый важный вратарь XXI века Джанлуиджи Буффон — совсем не велик в отражении пенальти). Пенальти нужно поскорее отменить, как саму смертную казнь.
Футбол провоцирует максимально общее рассуждение о нем. Но это не отрицает его сложную природу и возможности сложно о нем говорить. Так последствия бедственного начала турнира для сборной Дании, когда Кристиан Эриксен упал без сознания на газон стадиона в Копенгагене, истолкованы в эмоционально-символическом ключе — это необыкновенно сплотило команду и заставило играть всех еще и за того парня.
Между тем, технологический, специальный аспект влияния этой драмы на устройство игры Дании, кажется, еще более захватывающим. Эриксен слишком много значил для этой Дании, к нему сходились почти все дороги развития атак. Эриксену трудно противостоять — он выдающийся игрок. Но с Эриксеном Дания проще сканируется и просчитывается.
Полномочия Эриксена распределились среди других игроков Дании слишком сложно и слишком неуловимо для соперников. Это заслуга тренера Каспера Юльмана. В тренерском деле он стал едва ли не главной звездой Евро-2020. От частного, специального возвращаемся к общему. Детали гибридной игры в защите или невероятная способность Миккеля Дамсгора находить пространство совершенно в духе Томаса Мюллера или Фрэнки Де Йонга — это, в сущности, всего лишь частный случай жизни общественных систем Скандинавии с их точным и справедливым распределением полномочий. Игра Дании на Евро-2020 — ода скандинавскому типу демократии в ее идеальном воплощении, когда человек не растворяется в системе, а сама система так хорошо придумана, что не зависит от конкретного, пусть даже выдающимся образом одаренного исполнителя и в каждом востребует лучшее.
Футбол предлагает человеку домысливать, додумывать, придумывать, драматизировать, легко делать из мухи слона и наоборот — совсем не брать в голову.
В ХХ веке футбол почитался поджигателем страсти, азарта, неистовства и даже агрессии. Теперь есть много вещей, которые гораздо эффективней возбуждают эти чувства, а также жажду новизны — эту, кажется, главную манию XXI века.
Теперь выясняется, что футбол не так громок, как принято о нем думать. В нем даже есть своего рода деликатность к человеку, он, в общем, ни к кому не набивается в друзья или хейтеры — редкое, исключительное по нынешним временам качество зрелища. Язык не поворачивается назвать футбол контентом.
После десятилетий беспечного цветения футбол оказался в ситуации принца Гамлета. Быть или не быть? Это драматический и в то же время предельно ясный выбор. Футбол может пуститься в погоню за временем, в подражание компьютерным играм программируя плотность событий. Или, напротив, противопоставить себя этому запросу.
Футбол, с его тщательной подготовкой атак, сложными групповыми маневрами, непредсказуемой сменой ритма парадоксальным образом может переместиться на другой край человеческого сознания, где живет традиция, где запрос на новизну реализуется в осознанном поиске, а не в горячечном тыканье джойстика или перебирании гаджетов. Туда, где существует фестивальное кино, камерные концерты, прогулки в лесу, ну и да, молитва, медитация. Все то, что уравновешивает, смиряет азарт цивилизации, не дает ей слететь с катушек в жажде неизведанного.
Футбол часто называли религией в XX веке. Но вот кажется пришло время, когда это досадно неточное уподобление вдруг может оказаться уместным.
Теперь выясняется, что футбол не так громок, как принято о нем думать. В нем даже есть своего рода деликатность к человеку, он, в общем, ни к кому не набивается в друзья или хейтеры — редкое, исключительное по нынешним временам качество зрелища. Язык не поворачивается назвать футбол контентом.
После десятилетий беспечного цветения футбол оказался в ситуации принца Гамлета. Быть или не быть? Это драматический и в то же время предельно ясный выбор. Футбол может пуститься в погоню за временем, в подражание компьютерным играм программируя плотность событий. Или, напротив, противопоставить себя этому запросу.
Футбол, с его тщательной подготовкой атак, сложными групповыми маневрами, непредсказуемой сменой ритма парадоксальным образом может переместиться на другой край человеческого сознания, где живет традиция, где запрос на новизну реализуется в осознанном поиске, а не в горячечном тыканье джойстика или перебирании гаджетов. Туда, где существует фестивальное кино, камерные концерты, прогулки в лесу, ну и да, молитва, медитация. Все то, что уравновешивает, смиряет азарт цивилизации, не дает ей слететь с катушек в жажде неизведанного.
Футбол часто называли религией в XX веке. Но вот кажется пришло время, когда это досадно неточное уподобление вдруг может оказаться уместным.
Пандемия COVID-19 — это, прежде всего, ревизия ценностей цивилизации. Их пересмотр, отмена, закалка или новое триумфальное утверждение.
ФОТОГРАФИИ ПРЕДОСТАВИЛИ: Асхат Бардынов, Денис Бычковский, Андрей Голованов, Татьяна Микаидзе, Александр Федоров, ИТАР-ТАСС, Getty Images. А также: Государственный Русский музей; Національний художній музей України; Црква Света Софија во Охрид; Alte Pinakothek, Munich; Belvedere, Vienna; Cathedral of St Bavo, Ghent; Den Hirschsprungske Samling; Hrvatski muzej naivne umjetnosti; Kunstmuseum Bern; Magyar Nemzeti Galéria; Museu Nacional de Arte Antiga; Museo Nacional del Prado; Muzeum Narodowe w Warszawie; Národní galerie Praha; National Museum Wales; Rijksmuseum; RMN-Grand Palais (musée du Louvre); Santa Maria delle Grazie, Milano; Scottish National Gallery; Swedish National Museum of Fine Arts; The National Gallery, London; Topkapi Saray Museum; Turku Art Museum. Авторы книги выражают искреннюю признательность народной артистке РФ Ольге Михайловне Яковлевой за любезное содействие и предоставленные фотографии из ее личного архива.