Фильм «Жидкое небо»

С нетерпением жду просмотра и возможности обсудить «Жидкое небо» с участниками проекта «Сноб». Такое уж свойство у этой картины, что она провоцирует людей задавать много вопросов, отвечать на которые очень интересно. Причем зрители задают не меньше вопросов, чем журналисты, и вопросы эти не менее интересны, чем журналистские. Приведу пару самых интересных примеров.

Когда фильм только вышел на экраны в Америке в 1983-м году, все журналисты начинали свои интервью с одного и того же вопроса: будет ли показан фильм в СССР, и я всегда отвечал: нет, по трем причинам: во-первых, я эмигрант, что автоматически исключает показ моего фильма в СССР, во-вторых, фильмы на подобные темы (панки, инопланетяне, секс, рок-н-ролл, наркотики) в СССР не показывают, а в-третьих, даже если бы было возможно его в СССР показать, все равно я не мог бы перевести его на русский язык, я тогда предполагал, что и сленга подобного в современном русском языке нет (я покинул СССР в 1973-м).

В 1989 году, в связи с тем что Россия изменилась, меня пригласили участвовать в Московском кинофестивале, в программе «Секс в американском кино». В первый день моего пребывания в Москве представители фестиваля предложили мне в виде эксперимента показать фильм в каком-то клубе. Я спросил: «А кто зрители?» Мне ответили: «Члены киноклуба. Интеллигентные ребята». Я согласился. Приехал с представителем фестиваля в клуб перед самым концом сеанса, чтобы отвечать на вопросы зрителей. Нас встречает директор клуба. Я спрашиваю: «Кто в зале?» Он  отвечает: «Как кто? Милиционеры, есть и ребята из КГБ. Мы же — клуб милиции». Вижу, мой спутник слегка побледнел. Мне стало не по себе. Между тем фильм кончился. В зале бурные аплодисменты. Выхожу на сцену. В центре зала поднимается молодой человек, говорит: «Я читал, вы не ожидали, что фильм будет показан в Москве. А я удивляюсь, как вы его могли снять в Америке. Это же все про нас!»

Трудно себе представить, чтобы реакция зрителя была бы для автора фильма более неожиданна и интересна, чем эта.

Но самое большое впечатление произвел на меня случай, произошедший после лондонской премьеры фильма. Дело в том, что движение панков зародилось в Англии. В Америке оно было вторичным, а я вообще был иммигрантом из СССР. Поэтому я совсем не был уверен, что фильм настолько глубоко отразил суть движения, чтобы понравиться английским панкам.

В Лондоне премьера была одновременно с показом на Лондонском фестивале, о ней писали, мои фотографии были газетах. В один из вечеров мой новый знакомый — английский журналист пригласил меня посмотреть нечто необычное: подпольный передвижной ночной клуб панков. Несколько тысяч панков собиралось раз в неделю в новом месте, на каких-нибудь заброшенных железнодорожных путях или в старых фабричных руинах на окраине Лондона, чтобы танцевать. Билеты продавались заранее только своим, посвященным. Позже это явление распространилось по свету и получило название «рейв», но тогда в Англии оно только зарождалось.

И вот мы на темной лондонской рабочей окраине. Перед нами толпа в несколько тысяч панков. Бритые головы, гривы, булавки в ушах и прочие традиционные атрибуты. Полиция преградила толпе вход на заброшенную фабрику, поскольку организаторы не получили официального разрешения на продажу алкоголя. Толпа угрожающе гудела, и мы ожидали, что станем свидетелями битвы панков с полицией. Но полицейские быстро скрутили и бросили в полицейскую машину двух самых активных панков, а остальные стали мрачно разбредаться. То есть толпа повернулась лицом ко мне и пошла мне навстречу. И тут произошло неожиданное: меня узнали, окружили и начали благодарить за фильм. Я провел эту ночь со своими новыми фанатами в каком-то окраинном рабочем баре. Лучшей похвалы своему фильму я ожидать не мог.

С тех пор прошло почти 30 лет, просмотры «Жидкого неба» по всему миру продолжаются, но зрители неизменно остаются в основном молодыми. Это новые поколения, но реагируют они на фильм так же живо, как прошлые, а то и живее.

И каждый новый просмотр приносит мне сюрпризы. Поэтому встречи с новыми зрителями я ожидаю с неизменным нетерпением.

(Исходя из того, как я расслышал вопросы, мне показалось что большинство спрашивает: почему я выбрал столь неожиданную тему фильма)

На этот вопрос у меня есть очень много ответов. Если их все давать, получится очень длинная история. Начнем с того, что мы с женой – сопродюсером, соавтором этого фильма Ниной Керовой – уехали из СССР в 1973 году, три года провели в Израиле, где я с большим успехом делал документальные фильмы. Потом я понял, что надо уезжать. Прожив уже три года вне железного занавеса, я понял стратегию, какое кино мне надо делать в Америке. Понял, что в Голливуд мне ехать не надо, что надо делать  независимое, недорогое кино. И на это у меня уйдет 4-5 лет. Так оно все и получилось. Я, как и тогда, убежден, что надо делать не такое кино как в Голливуде, потому что если соревноваться за маленькие деньги с тем, что делается за большие деньги, то удачи особой не будет. Это не только американского независимого кино касается, а вообще всего кино. Вот в России сегодня пытаются делать фильмы вроде американских. И публика на американские боевики идет, а на русские нет. В общем публику можно понять, потому что то, что сделано за 150 миллионов, лучше чем то, что сделано за 12. Не надо соревноваться на одной территории, надо свою территорию выбирать. И в тот момент я, уже будучи в Америке, понял, что есть такой феномен культового фильма, что это то, что я хочу делать. Я всегда делал фильмы отличные от того, как делают все. В России я делал научно-популярное – с трудом попадающее в эту категорию, в Израиле я делал документальные, которые тоже не очень попадали в категорию документальных.

Есть еще такая вещь – я всегда поклонялся Мейерхольду. Он как-то сказал, что если вы делаете то, что никому не нравится, это провал, это плохо, если вы делаете то, что всем нравится, это тоже такой же провал. Надо делать такой спектакль, чтобы половина была в восторге, а половина возмущалась и уходила, вот тогда вы сделали настоящую вещь. Я всегда придерживался этого принципа. Надо сказать, что с этой картиной у меня получилось, потому что до сих пор среди рецензий нету средних, либо люди пишут, что это лучший фильм, который они видели в жизни. Либо худший. Я так и планировал этот фильм.И успеху картины это явно не повредило. "Жидкое небо" побило рекорды сборов в нескольких странах.

Была еще и другая, техническая идея: снять дешевый фильм, который будет выглядеть не хуже самого дорогого голливудского. Что тоже получилось, потому что у меня был замечательный оператор – Юрий Нейман,с опытом большой съемки в СССР и умением делать кино эффекты, сам я тоже имел опыт производства  эффектов и мы поэтому могли сделать то, что до этого в низкобюджетных фильмах сделать не удавалось. Идея эффектов, которые можно сделать, была еще до сценария. Сценарий писался к тому, что мы можем сделать. То же самое было с актерами. Был у меня проект, который не случился, мы не сумели деньги на него собрать, но но мы успели собрать актеров. Те актеры стали друзьями, некторые были панки, и главная героиня Энн Карлайл были среди этих друзей. Тогда я задумал сценарий, который включит все, что у нас есть.

Кроме того я всегда верил, что молодежные неофициальные движения являются тем путем, которым развивается история. В 60-е хиппи начали то, что изменило лицо мира, потом панки - меня всегда это очень интересовало.

Стилистически мне хотелось сделать многие вещи, которые еще не были сделаны. Кино развивалось двумя путями: суперреалистический и супертеатральный. Мне хотелось их совместить. И все это сочеталось с главной идеей – сделать то, что сегодня называется постмодерн. Мне хотелось сделать фильм, который метафорически бы сочетал все мифы, и идеи, и легенды того времени. Наркотики, рок-н-рол, убийства, пришельцы из космаса все это было объединено с главной идеей Голливуда – идеей Золушки, которая находит своего принца. А поскольку современная Золушка не может найти своего принца, так как все принцы вокруг ей не годятся, то остается такой вот пародийный вариант, что принц приходит из космоса, что в общем тогдашнее кино во главе со Спилбергом проповедовало. "Жидкое небо" – современная антисказка о кризисе американской мечты.

Много чего еще наросло. Увлекаясь панками, я прочел речь Синявского, когда он получал французского академика, тема: «Крайние формы эстетического выражения в уловиях крайнего отсутствия свободы». Там речь шла о том, как в тюрьмах люди себя уродуют: загоняют в член гвозди и прочие страшные вещи. Меня поразило, что панки примерно делают то же самое, только в условиях крайнего присутствия свободы. То есть крайнее присутствие свободы смыкается по кругу с крайнием отсутствием свободы, и этот мотив я пытался пронести через фильм. Наверно, тоже получилось, потому что некоторые критики это заметили. 

Я назвал несколько причин, по которым решил делать именно "Жидкое небо". Их было больше. Все в короткой беседе не перечислишь

Состав актеров довольно небольшой. В титрах написано, что кастинг директор Роберт Брэди, он же, кстати, играет учителя актерского мастерства в фильме. Он был кастинг директором на том проекте, который не случился, и большинство актеров я встретил именно в момент подбора актеров на тот фильм. Большинтво из них его ученики. Он преподавал всю жизнь в институте и у себя дома делал классы, так что в прямом смысле он не был директором кастинга – потому что кастинга не было. Сценарий писался уже к актерам. Крайний реализм строился на том, что роли писались для людей по их биографиям. Их характеры, их черты были предписаны героям. Должны были по крайней мере, но так случилось, что двое, прочитав сценарий, так испугались, что пришлось их заменить, а в остальном люди играли сами себя. Все это были на тот момент наши друзья.

Некоторые были профессиональными актеры, некоторые нет, но все они учились у Боба. Вот немец Отто, который играет ученого, он вообще не был актером, нечайно пришел на кастинг первого фильма. Когда происходит кастинг, все актеры присылают свое резюме с фотографией. Боб жил в большом лофте, где весь пол был завален портретами, я зашел, увидел это просительное лицо, поднял, прочел в резюме, каких этот немец любит девушек, какую пищу – больше ему просто нечего было писать, потому что он не играл никогда. И дальше я Бобу непрерывно говорил: «Боб, какое замечательное лицо!», а Боб сопротивлялся, потому что тот парень не умел играть, зачем, мол, он нам. Закончилось тем, что пока писался сценарий, Отто учился у Боба, за это время сыграл даже в небольших спектаклях.

Но поразительным образом никто из них не остался актерами. Энн сыграла несколько небольших ролей, но потом ушла из кино, Пола Шеппард, гениальная актриса, – по-настоящему гениальная, я мало таких гениальных в своей жизни встречал, хотя поработал со многими знаменитыми актерами – но очень сложный человек. Она снялась до этого в одном хоррор фильме, потом у меня, все продюсеры, которые видели ее в Голливуде, когда я показывал фильм, все спрашивали про Полу, настолько она производила большое впечатление, но она тоже бросила кино. И потерялась. Девушка, которая выходит на крышу и спрашивает, что в коробке – эта девушка была стюардессой на самолете, который 11 сентября взорвали в воздухе. 

С Энн Карлайл мы очень дружим, сейчас снова пишем сценарий вместе и планируем вместе работать. Конечно, она была панком – она была именно тем, кого она играет. Она была панковской моделью, которая училась у Боба актерскому мастерству, в жизни она выглядела реально так же, как выглядит в фильме, и многие детали ее биографии приведены в фильме.

Мы с Ниной и Энн написали сценарий «Жидкого неба». До того, как он был написан, Энн переехала к нам. Сначала они с Ниной начали писать, но реалистический, с бликзими к окончательному сценарию мотивами. Потом когда я придумал сюжет, они подключились, и мы стали писать сценарий вместе. Энн выглядела также, как выглядела в кино: половина волос – зеленые, половина – красные. Когда русские знакомые приходили к нам в гости, и она открывала дверь, мы научили ее еще нескольким русским словам, с которыми она обращалась к приходящим – в общем люди были в большом шоке. 

У него интересная история. Я сам инженер по первому образованию, меня наука всегда интересовала, поэтому каждый фильм, который я делаю я к нему подхожу очень серьезно, очень много изучаю материала, и у меня к этому фильму была целая бибилиотека по наркотикам. Вот там промелькнуло, где-то то ли в Древнем Риме, то ли где-то еще "жидкое небо" как описание эйфории. Я его вытащил и втащил в фильм. Самое смешное, что потом многие критики и в американских, и в мировых газетах писали, что это принятый среди американских наркоманов термин для героина. Полная чепуха. Этот термин придумал я. 

Денег у нас было мало. Моя первая идея по максимуму использовать одежду ночных клубов. Взяли девушку, которая делала самые модные в то время костюмы для ночных клубов. У девушки ничего не получалось, потому что кинокостюмы это сложная профессиональная вещь. У жены моего оператора Юрия Немана Марины Левиковой было дизайнерское образование, она уже работала в кино до иммиграции, и она очень хотела присоединиться к нам, а я только из соображений экономии сопротивлялся. Когда оказалось, что девочка не справляется, Марина присоединилась и поскольку уже была в курсе всего процесса, то мы с ней быстро и легко сработались. Задача была поставлена такая: мы не хотели копировать ночной клуб, мы хотели придумать свое и чтобы это потом укрепилось, стало модным. В общем, нам это удалось, я помню мы с Мариной ходили, смотрели витрины, Bloomingdales и прочее, и видели повторения того, что она придумала. И даже до сих пор видишь, что этот стиль закрепился и остался. Массовке костюмы не делали, Нина делала специальный кастинг по клубам, и вся массовка - это реальные панки того времени в своих собственных костюмах. 

В Нью-Йорке. На разных площадках. Основная квартира – это крыша на углу 28 улицы и Бродвея. Кстати говоря, никто из критиков не догадывался. Кто писал даунтаун, кто писал Ист-Виллидж. Был смешной момент, когда фильм вышел на экраны в Лос-Анжелесе, мы стояли у входа после первого сеанса, чтобы посмотреть, как публика реагирует. Сеанс закончился, все стали выходить и впереди идет мужчина – более классического калифорнийца и представить трудно – белые штаны, белая рубашка, длинные белые волосы и голубые глаза. Он подошел ко мне и спросил, имею ли я отношение к этому фильма. Я сказал, что да. Он спросил: "Вы снимали это на углу 28 и Бродвея?" А фильм только что прошел в Нью-Йорке и там никто не узнал, где снималось. Я удивился: "Откуды вы знаете?". "Я все жизнь там прожил, - отвечает он, - недавно только переехал". 

Мне вот как раз в "Снобе" написали про копию с субтритрами, я очень удивился. Это видимо какие-то новые русские пираты, я никогда никому титров не выдавал. 

У меня все фильмы очень разные, они все отличаются от стандартов. Вот в Берлине на кинофестивале в каталоге все фильмы были расположены по жанрам, а этот они вынесли за скобки, потому что его ни к какому жанру отнести невозможно. Моим самым успешным фильмом в Израиле был документальный фильм про русских священников в Иерусалиме. Нельзя сравнивать тот фильм с этим, но он тоже отличался от обычных документальных фильмов. Вот последний русско-американский фильм, который я делал – "Жена Сталина" – шел по НТВ и в американских кинотеатрах с большим успехом...

Документальный фильм о жене Сталина. В каком еще ключе он мог быть снят? Большинство ревью были восторженными, но тем не менее нашелся критик, который про фильм написал такое: "это единственный документальный фильм в моей жизни, посмотрев который, про предмет фильма знаю меньше, чем знал до этого". Фильм не был похож на "Жидкое небо", но он был построен так, что про каждый элемент жизни Аллилуевой каждый говорит то, что думает. И обязательно по каждому элементу два противоположных мнения, каждое подкрепленное документом. Один говорит, что она обожала Сталина и вышла за него замуж, а другой говорит, что он ее изнасиловал и его заставили жениться. Один говорит, что она покончила с собой, другой, что Сталин ее убил. Один говорит, что Сталин был на похоранах и рыдал, другой говорит, что Сталина на похоронах не было. И каждая реплика документально подтверждается, что это было именно так. Больше всего фильм доказывает, что понимание истории крайне относительное, и что мы историю не знаем и знать не можем. Некоторых это раздаражает. В этом смысле они похожи, но внешне фильм о жене Сталина и о панках в Нью-Йорке не может быть похож. 

У меня куча всего начата. Опять же принцип: мне очень не хочется выполнять голливудские предложения, потому что надо следовать какой-то формуле. Тем не менее, как говорят, бояться мне не надо, потому что, чтобы я ни делал, все равно получится по другому. Может так оно и есть. У меня есть один проект, который очень близок к завершению, непохожий на другие, и есть предложения из Голливуда, более обычные, что из этого начнется, я не знаю. Кроме того этим летом я стал делать фильм о Маяковском в Америке , потому что дочь Маяковского здесь живет, ей 85 лет, и я понял, что надо делать сейчас, чтобы не упустить момент. Я уже снял интервью с ней, но чтобы все доделать нужны деньги. Хочу сделать и художественный фильм о Маяковском в Америке, в общем это и была первоначальная идея. Потому что это страшно интересная тема. 

Нет, это как раз задумано как русский фильм. Хотя интересно, что заявки я показываю и американцам и, на удивление, интерес с их стороны огромный.

У меня несколько раз в жизни это повторялось. В России, в Израиле это было даже в более острой форме. После первого показа на цетральном телевидении моего первого документального фильма мне сообщили, что 45 процентов населения страны его увидело. С "Небом" так было, в общем ничего такого в "быть знаменитым" нет. Были разочарования. Голливуд хотел, чтобы я снимал исключительно то же самое: про секс, рок-н-ролл, наркотики. Этого я не ждал, никак не могли понять, что я хочу делать другое кино. У меня до сих пор хранится шкаф, забитый сценариями того времени про ночную жизнь. Я хотел делать другое. Но знаменитым, наверно, быть приятно.

Это не вопрос нравится-не нравится.  Другим я быть просто не умею. С коммерческой точки зрения это работает, Мейерхольд был прав. Вот мы сделали "Жидкое небо". Премьера была на фестивале в Монреале. Первый день. Показывают девять фильмов с известными режиссерами, актерами, и один фильм "Жидкое небо", где все неизвестные. Там сидят в зале 10 человек. Идет второй день фестиваля, с утра сильный дождь, почти все залы, в которых идут знаменитые фильмы, полупустые и один переполненый - "Жидкое небо", даже на полу люди сидят. Те, кто был в первый день, распространили славу. Я стою у дверей после сеанса, выходят мальчик и девочка: "Я же тебе говорила, какой это фильм". Он: "Как тебе не стыдно, зачем ты меня на это привела?" "Но я же тебе говорила, какой это фильм". Вот вам: оба они сказали, что шокированы и им не понравилось, она после этого привела своего бойфренда, теперь он еще десять человек приведет. Все они говорят, что им не понравилось. 

На уровне того, что почти каждый американец пробовал. Могу вам только с уверенностью сказать, что в Нью–Йорке в то время картина "Жидкое небо" была единственая "drug free" картина. На съемках у нас категорически было запрещено принимать наркотики. У нас была звукооператор, которая пыталась кокаин давать группе в ванной. Я, будучи наивным человеком, никак не мог понять, зачем члены группы с ней ходят в ванную, не очень ведь красивая женщина, чем там с ней заниматься? Пока до меня не дошло, что они там кокаин нюхают. После этого мы ее уволили. А в то время принимать кокаин на съемочных площадках было принято больше, чем в России пить водку. Когда приходишь в Голливуде к продюсеру, а у него нет кокаина, он извиняется. Это был быт. Но у нас его не было.